Выйдя из ярко освещенной гостиной, адъютант направился по лестнице наверх, в комнаты. Хелене последовала за ним. Остановившись перед одной из дверей, офицер постучал. За дверью невнятно ответили. Одернув мундир, адъютант распахнул дверь.

– Входите, – приказал он Хелене.

В другое время Хелене обязательно поставила бы его на место, напомнив о субординации. С каких это пор ей приказывают младшие по званию – посланец Кальтенбруннера был в звании гауптштурмфюрера СС, то есть капитана. Но сейчас ей было не до него. Она вошла в комнату. Дверь за ней закрылась. Хелене часто бывала в доме Геринга и хорошо знала все апартаменты. В этой комнате, богато убранной бархатом и увешанной картинами в золоченых рамах, как правило, останавливались гости. У разожженного камина в кресле сидел сам Кальтенбруннер. В руках он держал сигарету и пузатую рюмку с виски. Когда Хелене вошла, он молча взглянул на нее. Ей бросилось в глаза, что он изрядно пьян, взгляд его был тусклым, даже мрачным. Создавалось впечатление, что обергруппенфюрер всего с полчаса назад проснулся. Вероятно, он набрался еще до приезда к Герингу, а возлияния на торжестве окончательно свалили его. Хелене даже показалось, что Кальтенбруннер не узнал ее сходу – кто это пришел? И зачем? Но видимо, уяснив, кто перед ним, попытался подняться. Встал тяжело, опершись обеими руками о поручни кресла, так что они скрипнули, но потом, не удержав равновесия, плюхнулся на подушку, расплескав виски на мундир. Хелене молча ждала, хотя отвращение в ней нарастало. Наконец, со второй попытки, обергруппенфюреру удалось встать.

Поставив виски на стол и бросив в пепельницу недокуренную сигарету, он нетвердым шагом подошел к Хелене. С первого мгновения встречи у Райч не осталось сомнений о его намерениях, ее мрачные предчувствия подтвердились. В состоянии обергруппенфюрера трудно было бы вести речь о делах или идеях, тут навряд ли придут на ум даже слова о чувствах – остается грубо и безмолвно совокупиться, и все. И именно для этого он ее и пригласил. «Много же потребовалось ему выпить, чтоб решиться» – зло подумала Хелене. Она решила для себя, что не станет церемониться. Покачиваясь на месте, Кальтенбруннер спросил сиплым, злым голосом:

– Ты была любовницей Гейдриха? – он ткнул ее пальцем в грудь. – Ты спала с ним?

Хелене отступила на шаг и промолчала. Впрочем, он не нуждался в ответе.

– Теперь ты будешь спать со мной. Я – вместо него, – он похотливо засмеялся, обнажая беззубый рот, и начал рывками расстегивать ее китель. Отвращение, нараставшее в Хелене с каждым мгновением, захватило все ее существо. Ее затошнило от чудовищного запаха гнили, идущего у него изо рта. Однако ни на секунду не забывала, кто перед ней, и понимала, что проще уступить, лучше не иметь врага в лице всемогущего шефа СД, хватит одного Гиммлера. Но не могла согласиться. Справившись наконец с кителем, Кальтенбруннер схватил ее за ягодицы и толкнул на диван, но вместо того, чтобы поддаться, Хелене со всего маху ударила его в плечо так, что шеф СД плюхнулся в свое кресло. Он как-то странно, смешно икнул, лицо его покраснело, вены на висках напряглись, глаза закатились. Хелене подумала, как бы его не разбил паралич от напряжения. «И этот неотесанный чурбан еще претендует на роль Гейдриха», – мелькнула у нее насмешка. Она даже хотела спросить, не позвать ли врача. Но обергруппенфюреру стало плохо от излишне выпитого. Он сполз с кресла и, встав на четвереньки, рыгнул. Опасаясь, как бы ее саму не стошнило, Хелене выбежала из комнаты, захлопнув за собой дверь. Она прислонилась спиной к стене в коридоре и зажмурилась, переводя дух. В коридоре было тихо. «Надо бы умыться, поправить волосы, – подумала она, – нельзя в таком виде возвращаться к гостям». Вдруг она услышала шаги. «Наверное, адъютант Кальтенбруннера, – промелькнула у нее догадка, – принесла нелегкая. Бежит на помощь своему начальнику, как бы тот не умер ненароком», – но быстро поняла свою ошибку. Открыв глаза, повернула голову. Перед ней стоял Эрих Хартман. Бледный, совершенно трезвый. Несколько мгновений он молча смотрел на Хелене. Скулы на его молодом, арийском лице резко обозначились, губы были плотно сжаты. Хелене с трудом выдержала его взгляд, жесткий, холодный, чужой. И хотя она ни в чем не была виновата, смутилась. Закрыла ладонями лицо. Он силой отстранил ее руки от лица.

– Ты – шлюха, Лена, – произнес он негромко, но с оскорбительным презрением в голосе, – ты шлюха для генералов, – и ударил ее по щеке. Потом еще раз. Она даже не сопротивлялась. Он ударил в третий раз. На губах у Хелене выступила кровь. Закрыв глаза, она ни стоном не выдала боли, которую испытывала, не только физически, но и в сердце. Неужели он думает, что она вправду могла согласиться на близость с Кальтенбруннером? Кем же он считает ее? Впрочем, он и сам сказал, – шлюхой для генералов.

– Майор, что вы делаете? Остановитесь! – она услышала голос Эмми Зоннеманн, – с ума сойти можно! Что вы натворили!

Подхватив шлейф длинного, бархатного платья, Эмми подбежала к ним. Она была в ужасе от того, что увидела. Хелене с трудом разомкнула веки.

– Майор, вы просто спятили! – в гневе Эмми схватила Эриха за руку и оттащила от Хелене, – я сейчас же сообщу рейхсмаршалу. Вы подняли руку, я уж не говорю на женщину, но на старшего по званию, на вашего командира. Вас разжалуют!

– Оставь, Эмми, не надо, спасибо, – Хелене вяло вмешалась. Ей было трудно говорить, язык не слушался ее, слова путались. Однако, взяв себя в руки, она строго приказала Хартману:

– Приведите себя в порядок, майор, и спускайтесь вниз, в зал.

– Слушаюсь, – щелкнув каблуками, майор ушел, не извинившись, даже перед Эмми как хозяйкой дома.

– Нет, так нельзя, – возмутилась Эмми, – я обязательно расскажу Герману, – вытащив платок, она осторожно вытерла кровь с лица Хелене, – это ж надо додуматься, как он посмел!

– Пожалуйста, я прошу тебя, – Хелене отвела ее руку, – рейхсмаршалу ни слова, – проговорила она серьезно. Это мой подчиненный, мы сами разберемся. Договорились?

Эмми обиженно дернула плечом:

– Я хотела как лучше. Но мне-то все равно… Тебе решать, – согласилась она. – За что он тебя так?

– Не знаю, – неопределенно ответила Хелене, пряча взгляд, – выпил, наверное, лишнего. Бывает. Летчик он отличный. Люфтваффе много потеряет, если его отстранят от полетов.

Она знала, что Эмми не поверила ей. Впрочем, ей было все равно. Главное, чтобы она ни в коем случае не доложила Герингу о происшедшем – Эриху тогда несдобровать. Герман сразу припомнит все «приключения» Хартмана и год назад, и полгода. Что делать, придется отдуваться за него.

– Пожалуйста, прости, что в твоем доме мой офицер позволил себе подобное, – попросила она супругу рейхсмаршала.

– Хотя я ничего и не поняла, да ладно уж, чего только не увидишь от этих мужчин, – небрежно откликнулась Эмми. – Тебе бы надо полежать, отдохнуть, умыться. Идем, я отведу тебя в ванную.

– Не стоит, – Хелене мягко отказалась от ее помощи, – я лучше поеду домой. Мне завтра вылетать на фронт. Надо немного прийти в себя. А то мои летчики подумают, что вместо того, чтобы веселиться на дне рождения рейхсмаршала, я летала в тыл врага со спецзаданием и меня там подбили. – Она тихо засмеялась, – несколько ссадин и синяков мне гарантированы. До завтра они заживут. Ох, больно, – она покачала головой. – Я всегда знала, что офицеры у меня – все, как один, атлеты. Но, оказывается, очень неприятно проверить это на себе.

– Вечно ты все шутишь, – упрекнула ее Эмми, – тут плакать впору. Я проведу тебя по галерее и вызову твою машину.

– Спасибо. Извинись за меня перед рейхсмаршалом.

– Ладно. Придумаю что-нибудь. А этот твой блондин – красивый, хоть и злющий. Как его зовут, я забыла? – спросила Эмми, как бы невзначай, – Лауфенберг же мне его представлял, в прошлом году еще…

– Майор Эрих Хартман…

– Да-да, – кивнула супруга рейхсмаршала. – Между прочим, фрау Чехова по нему сохнет. Сама мне говорила. У них было… – она заговорщицки понизила голос, – вообрази, насколько он младше ее. Но теперь он и глядеть на нее не хочет. Она, конечно, актриса, делает вид, что ей все равно, но я-то знаю, глаза у нее на мокром месте. Да и то сказать, куда она ему. Старуха, как ни прикидывайся.

Эмми вывела Хелене на галерею Каринхалле, с которой лестница вела в сад. Когда-то, перед самым началом войны, Хелене впервые встретилась здесь с Гейдрихом, отсюда они поехали вдвоем на озеро Ванзее. Здесь начался их роман, их любовь. Хелене почувствовала, как комок встал у нее в горле. Она споткнулась.

– Ты чего? – недоуменно взглянула на нее Эмми. – Больно?

– Нет, нет, ничего. Просто вспомнилось…

– А я думала, ты о Чеховой подумала. Правда, есть от чего споткнуться, даже упасть. Мне жаль, что ты уезжаешь, – Зоннеманн огорченно покачала головой, – мне бы так хотелось провести с тобой несколько дней.

– Ничего, – Хелене с нежностью обняла ее, – еще увидимся. Спасибо тебе за все.

Машина Геринга привезла ее на квартиру Эльзы. Сестры не было. Оставшись одна, Хелене долго мылась под душем. Ей хотелось смыть с себя следы потных, липких объятий «наследника» Гейдриха. Со злой насмешкой она подумала, что, если Кальтенбруннер в прочих сферах своей деятельности имеет такие же «высокие показатели», как и в отношениях с женщинами, то нечего удивляться, что у германской службы безопасности стали появляться прорехи. Ее размышления прервал телефонный звонок. Завернувшись в широкое банное полотенце, она подошла к телефону и сняла трубку. С удивлением и трепетом услышала голос старшего сына Гейдриха, Клауса. Из разговоров матери о дне рождения Геринга он узнал, что фрау Райч приезжает в Берлин, и вот теперь Клаус, воспользовавшись тем, что Лина с младшими детьми задержалась у знакомых, звонит ей весь вечер:

– Помните, фрау Райч, вы обещали покатать меня на «вервольфе» – с надеждой спрашивает он, – у вас теперь найдется время? Мне так бы хотелось…