— Больно? — услышала Снежана над головой первое это самое доброе слово. — Тебя в гримёрку отнести или сама допрыгаешь? — спросил капитан-победитель, присаживаясь рядом с ней. — Ты так колёса крутила — меня вставило. Жесть!

Если бы Снежана могла, то покраснела бы, ведь она считала себя дрессированной обезьянкой рядом с настоящим весёлым и находчивым. Но ни один мускул на лице не выдал её смущения, наоборот, чёрные брови приподнялись, губы расплылись в улыбке, особенной, тёплой, а ножки в мгновение ока вытянули носочки.

— Поздравляю. Вы — лучшие, — сказала она и протянула руку.

И в эту минуту Снежана очень боялась, что он почувствует, как от волнения дрожит её ладонь, поэтому напряглась до окостенения мышц. А он и не заметил, что ладонь Снежаны не мягкая игрушка, и выпалил:

— Слышишь что? Где капитанша ваша?

От его прикосновения у Снежаны побежали мурашки по спине, а из сердца выпрыгнула горячая искра. Снежана впервые потеряла дар речи, её глаза тут же по-русалочьи молча признались в любви капитану-победителю. Но он, как принято у настоящих капитанов, не понимал языка русалок.

— Ну, бывай, и… короч, мой респект, балерина!

С досадой она посмотрела ему вслед. И тут же в прокуренном облаке закулисья нарисовалась Даша.

— Что губу раскатала? Этот блондин не твоего поля ягода, — выдохнула она и присела рядом.

— Даша, это же он? Твой Серёга? — как будто не расслышала вопрос Снежана.

— Снега, тебе ничего не светит, — усмехнулась Даша. — На вот, мотай, — сказала она и протянула подруге запакованный бинт.

— Даш, ты знаешь, он подошёл так близко, сел рядом, и мне показалось, что я знаю его давно. Пытаюсь вспомнить откуда. Даже голос знакомый.

— Снега, не дури. Забудь. У нас весь поток в тебя влюблён — выбирай любого, слова не скажу. А этот чувак… ну, он классный, конечно, сама видела, но не для тебя. Ты не такая, как его тёлки, понимаешь, ты — не тёлка. А он по-другому не умеет. — Дашка хлопнула себя по карману джинсов, её рука нащупала пачку сигарет. — Тем более у него с этой фифой, нашей капитаншей долбаной, отношения выпятились. Он у неё в общаге типа чай пил во вторник, до утра почти.

— Это она сама тебе сообщила?

— А то! — Дашка растянула губы в улыбке. — Сама! Почта цыганская настучала. У меня везде верные люди есть, на местах. Я им пропуски закрываю — они мне инфу сливают. На том и стоим.

— Ой, Дашунь. Значит, и у меня шанс есть. Аннушка ведь тоже не тёлка, — пошутила Снежана и затянула бинт.

У старосты опустились уголки губ. Она взяла подругу за плечи и посмотрела ей в глаза так пристально, что у Снежаны задрожали реснички.

— Забудь! — громыхнула Даша. — Ты что, не помнишь Ладку с Норильска?

— Дашунь, не помню. У меня мозги весь день верх ногами стояли.

Староста вздохнула и ослабила силу взгляда:

— Ну как же? С потока «анализов», с общаги. Да её отчислили в прошлом году. Косища такая толстенная, сама щекастая, зубы здоровые, белые такие. Вспомнила?

Снежана еле заметно кивнула.

— Ну, что-то такое… Бегала за ним? И курсач завалила?

— Да это Горелька, она вообще из «эков»! — прогудела Даша. — Ладка — наша, с «анализов», говорю. Она с Серым со второго ещё курса в отношениях, типа того. То он на сторону, то она перепихнётся по пьяни с кем-нибудь. Жесть. Я это ненавижу, ты знаешь. — Даша расправила плечи и продолжила: — Только ты — могила, понятно?

Снежана развела руками, мол, само собой, и Дашуня тогда вывалила тайну, которую хранила почти шесть месяцев. Правда, не то чтобы хранила — стерегла, как страж арестанта, а тайна рвалась на свободу, как дитя в родах. И вот наконец настал момент.

— Ладка эта достала меня, настоящая тёлка. Около его двери вахту несла круглосуточно и ко мне всё заворачивала: то сотню ей дай, то жрачки, то сигарет. Я её в последний месяц перед событием, — Даша всплеснула руками, — пускать перестала. А она дверь Серёгину подопрёт и сидит, как собака на привязи. Если мимо какая девушка идёт — облает. Со всей общагой перессорилась, и подруг растеряла, и мозги. Она, как кошка, почуяла, что Серый отгребает от неё. Я даже сразу не сообразила. Это им нашу Аннушку поставили лекции по проге читать, а Серый насмотрелся стриптизов — и запал на неё. И понеслось…

Белянский Ладку свою официально в отставку отправил, мол, не звони, не пиши. В хату не пускает. Андрюха, ну, сосед его, приколист, всё гонял её: «Дуй-ка ты, милая, на свой этаж, дай нам поучиться, мы с Серёгой отличники», — говорит. А она, фиг вам, сядет на пол с обратной стороны двери и подвывает тихонечко. Все наши у виска крутили. Моя Ксюха не выдержала однажды, позвала Ладку к нам чаю попить, слёзы полить. Мой запрет нарушила, так разжалилась. Я чуть сушкой не подавилась — пошла Ксюха в душ и с Ладкой возвращается. А та голову опустила, коса, как канат, болтается и на мою кровать с порога бухнулась, покрывало смяла. Посидела так, косой потрясла, да и двинулась на свой пост. Я вздохнула, Ксюхе мозг вправила, ну, думаю, и сама в душ схожу.

Упс — а на халате пояска нет. Прикинь! Эта тёлка с моим пояском в душ почесала, вешаться, на моём пояске любимом, от любимого халата. И заперлась там! Вот это сволочь! Не шевелилась же в комнате. Ей забава — а мне хоть пропадай. Весь халат пропадает. А дорогущий… — Даша зажмурилась и продолжила: — Ксюха первой тревогу забила. Андрей из комнаты вытряхнулся и побледнел весь, а я так испугалась, дошло, где же мой поясок. Ну и Серого выковыряли, кажется, он в хате сидел. И все сломя голову к душевой. Вот прикол — и название-то подходящее, — рассмеялась Даша. — Ну и картина маслом: сидят под дверью, Серый этой безумной зубы заговаривает, и Андрюха набычился, майка мокрая, молчит, молчит, да как заголосит: «Милиция едет… Не откроешь по-хорошему, в дурку увезут и акта не составят…» Нормально? — Даша сидя подпрыгнула. — Ответа никакого, только мой поясок по трубе шуршит. Ну, я эту клоунаду лично прекратила. — Даша закатала рукава рубахи. — Подошла к самой двери и рявкнула: «Отдавай, стерва, мой пояс от халата, быстро открыла дверь, воровка! Дуй к себе номер и вешайся на своих колготках драных». Ну и как бабахнула кулаком, чуть дверь не вынесла, петли завизжали. Серый отвалился, как клещ напитый, Андрюха — тож. И эта дурила двери открыла. Морда тушью перемазана, мой поясок по полу тянет. — Староста вдохнула полную грудь и сотрясла двумя смертельными ударами воздух. — Короче, подруга, обходи этого мачо десятой стороной. А то у нас конфликт выйдет из-за пояса.

Подруги расхохотались. Дашке курить расхотелось, а у Снежаны боль в колене прошла.

Казалось, Даша настояла на своём, но казалось так только на первый взгляд. Снежана не смирилась, наоборот, в её глазах родился тихий свет. Он и упал на светлую голову блондина прямо в гардеробе.

— Здравствуй! Помоги куртку надеть! — промолвила Снежана голоском девицы из народной сказки.

Сергей чуть айфон не выронил, пошатнулся на своих двоих.

— Ты меня ждала? — сообразил Сергей.

— Что ты, — отмахнулась Снежана. — Я про нашу Аннушку вспомнила!

Снежана улыбалась и облучала взглядом блондина, а тот хлопал тёмными ресницами и фокусировал растерянный взгляд.

— Так вот, Сергей. Возвращаясь к нашему разговору. Аннушка ушла домой, очень срочно. Я ведь тоже её искала. А сейчас она позвонила, и я направляюсь к ней. Если хочешь, помогу тебе и всё передам, — пропела Снежана.

— Я еду с тобой, — ответил блондин, нахлобучив капюшон на растрёпанные кудри.

— Прости, она не у себя в общаге, и… ей очень нужно поговорить со мной по душам. Мы дружим. Не на показ, конечно, Аннушка этого не любит, — на ходу сочинила Снежана и бровью не повела. «Главное — разговорить», — вертелось у неё в мыслях, и она продолжала: — Она ждёт меня, просила сладостей к чаю, мы с ней такие сладкоежки.

— И шоколад любит? — Сергей хлопнул себя по карману куртки.

«В десятку», — сообразила Снежана и воскликнула:

— Ой! Да за шоколад она родину продаст! Ты — молодец, спасибо, классную идею подал! Я сейчас же куплю ей конфет и шоколадок.

— Вот, — промолвил блондин и протяну плитку шоколада в тонкой фольге, щёки его порозовели. С самого утра мороз затаился на краю университетской аллеи, в голых кронах деревьев, и наконец ударил.

— Это для Аннушки? — с придыханием спросила Снежана. — Спасибо, она будет счастлива. Швейцарский. Мечта! Я ей сейчас же расскажу, какой ты классный парень, Сергей! — продолжала сочинять Снежана, вглядываясь в его тёплые карие глаза.

В мыслях она благодарила старосту. Какое счастье, что Снежана в прошлом семестре потянулась вместе с группой на день рождения Аннушки, прихватив дизайнерский букет и коробочку, перевязанную золотым бантиком. Они поздравляли свою кураторшу в дверном проёме шестого этажа общежития для аспирантов, за спиной то и дело шныряли беспокойные жильцы, в перед глазами улыбалась с трудом узнаваемая ненакрашенная Аннушкина мордочка. Пока староста «от лица присутствующих подопечных и не присутствующих, деканата и себя лично» произносила речь, с кашей волнения во рту, Снежана успела осмотреть комнату, и полученные знания играли ей сейчас на руку. Снежана как бы вскользь упомянула фарфорового слоника на полке и огромную ракушку, выстланную розовым перламутром изнутри, и блондин поверил каждому её слову.

— Аннушка так одинока, бедняжка, — проговорила она. — Ей кажется, что никто её не полюбит, вот ведь ерунда какая. А она страдает. Даже на репетициях грустила. Я волнуюсь за неё… Ещё общага эта — так её гнетёт. Вот и стараюсь её домой затащить к себе, отогреть. Только и думаю о том, чтобы она стала счастливой. Ни о чём другом думать не хочу. — Снежана прижала ладонь к сердцу и зажмурилась.

— Честно говоря, я тоже думаю только об этом, — признался Сергей.

Последняя его фраза ударила Снежане в сердце, отчаяние сдавило виски, она задышала порывами от подступившей тошноты.