Вот, не отрывая глаз от лица королевы света, он завладел её рукой и припал к ней. Королева вспыхнула и пошатнулась на своей иголочной опоре, но мама подхватила её со спины и до боли надавила пальцами на позвоночник, возвращая доню в игру.

— Валерочка, представляю вам нашу дочь, Валерию, — пропела Катерина Аркадьевна и умчалась на кухню, к имениннику, чтобы тот чего доброго не объявился на сцене раньше своего выхода.

Валерий и Валерия — наедине. Сжался воздух, дышать труднее стало. Улыбаясь глазами, Валерий смотрел, как от его взгляда, от его дыхания тает пойманный им свет. Мгновение — и к своей груди он прижал руку тающей красавицы, и та опустила глаза. Ещё полшага — и рука Валерия обняла плечи королевы, хрупкие от страха. На её запястье, как пойманная птица, бился пульс. На её запястье его губы запечатлели желание и страсть.

«Свершилось», — кольнуло сердце маме-режиссёру. Её дом словно пронзила невидимая молния сквозь её собственный позвоночник. От волнения Катя распустила косу и тут же её заплела. Какое счастье, что они провели над лестницей свет.

Отставив золочёную пиалу, разрисованную рогами казахского орнамента, она с трудом произнесла:

— Коляша, бульон слишком горячий. Будь осторожен, — и опустилась на стул. Взгляд её блуждал по кухне.

Коляша разливает бараний бульон в пиалы из сервиза, подаренного ему в семидесятых ректором КазГУ. Изо всей силы Катя прислушалась — он толкует ей о чёрных дырах. «Какое счастье», — подумала она и ввернула вопрос о белых карликах, только бы он не переключился на Леру и Валерочку. План пошёл как по маслу, но нервы сдали, и Катя уронила ложки для супа. Сноп из мельхиора вывалился из её рук и с лязгом рассыпался по каменному полу. Поезд неспешного повествования о космических светилах тут же сошёл с рельсов. Муж бросил полотенце на стул и выпалил:

— Катя, что происходит? Что это Лера? Что?

— Правда, — с улыбкой ответила она и присела на корточки. Руки её хватают первые попавшиеся ложки, — наша доня красавица. А как мы готовились, как старались, хотели сделать сюрприз! Тебе…

Коляша сощурил глаза и процедил:

— Не понимаю.

Супруга его улыбнулась и залепетала как дитя:

— Коляша, ты же помнишь, ты же говорил: пусть наша гусеничка посидит ещё в своём коконе. Просто наша гусеничка стала бабочкой, как ты и говорил. Помнишь?

Колючий взгляд профессора размяк на детской наивности Катиных глаз.

— Колянчик, ты отнесёшь поднос? — серебром звенит её голос.

За столом хвалили бешбармак и обжигались бульоном. Мясной дух затмил благоухание роз. В паузах Катерина Аркадьевна покашливала и тут же задавала вопрос о большом взрыве или о гравитации на чёрной дыре. Главное, чтобы Коляша ничего не видел, кроме космических тел.

Лера улыбалась и на гостя не смотрела, только на папу. Глаза дони сияли нервным синим блеском, а когда она опускала ресницы, — Катерина Аркадьевна была уверена — под завесой скатерти руку её дочери сжимал Валерочка.

Из детской послышался голос Альки. Он звал маму и просил пить.

— Пойдём, Коляня, малыш так соскучился по тебе, — сказала Катерина Аркадьевна, взлетая со стула.

Коляня, похлопав ресницами, побежал вслед за женой на второй этаж. В детской она ворковала как горлица, обнимая то внука, то мужа. Опомниться никто не успел, как одетые по солнечной погоде любимые её мужчины оказались во дворе. Профессор в одной руке держит корзинку с игрушечным корабликом и укутанным в полотенце пирогом, в другой — Алькину тёплую, зацелованную бабушкой ручку. Деда и внука ждало мятное озеро в глубине леса. Лесной именно влажный воздух был так необходим внуку: малыш с апреля не оправился от кашля. Катя уверила в этом мужа и перекрестила обоих на дорожку.

Запирая калитку, молодая бабушка говорила без умолку:

— Прогуляйтесь, родные мои, любимые. Поиграйте. А мы пока с мамочкой помоем посуду. Скоро тётя Алла приедет, и дядя Костя, и подружки твои. Будем костёр жечь.

— Я буду главный, — выпалил Алька.

Дед развеселился, любуясь смышлёным внуком, и зашагали они по песчаной дороге к холмистым синим берегам мятного озера. Пройдёт ещё мгновение, и малыш спросит: «Скажи, деда, что такое чёрные дыры?»

Дачный дом, утонувший в тишине старых яблонь, не пригласил свою хозяйку войти. Катя встала под окном гостиной, прислушалась — ни звука, только птицы перекликаются в лесу за песчаной дорогой и гардина из белых ромашек шелестит на распахнутом окне.

— Лерочка! — почти крикнула она, уже налегая на входную дверь. — Ты поможешь мне сварить кофе? Валюсь с ног. А у меня ещё второй тайм сегодня.

У входа в гостиную Катерина Аркадьевна поняла — её голос спугнул чужую тайну, и тайна прошмыгнула под стол.

— Солнце заливает, — пропела хозяйка, улыбаясь гостю. — Птицы заливаются. Ах! Каждый день радуюсь, что мы переехали в деревню. Мне кажется, что вот она — настоящая жизнь.

Доня и Валерочка сидели на диване как истуканы, только под занавесью скатерти была заметна суета. У Леры горели губы и щёки, а Валерочка наводил резкость в глазах. Катерина Аркадьевна едва сдержала улыбку, стараясь придать взгляду отстранённость, и юркнула на кухню, только оттуда снова подав голос:

— Лерусь, не могу найти кофемолку…

Лера пришла на кухню и застучала дверцами шкафов. Едва её ладони коснулись стоявшей на обычном месте кофемолки, как мама шепнула ей на самое ухо:

— Что? Затрепыхалось сердце? Вот он действительно может и сделает тебя счастливой.

Щёки у Леры зарделись ещё сильнее, и она пробурчала:

— Мама, о чём ты?

— О самом главном. О женском счастье.

— Мама!

— Да. Ты обещала не спорить сегодня. У тебя нет этого самого главного. Нет! А теперь будет.

— Мама!

— Будет!

— Мама, он женат, — выпалила Лера.

— Он предназначен тебе. Он твой. Суженый. Вот что делать? Что? Почему люди не ищут своего, а всё время обманывают и обманываются? — Катерина Аркадьевна хлопнула переполненной туркой о плиту, коричневая жижа плюхнулась на белую эмаль и тут же засохла. — Как же я просила тебя: не спеши, не спеши. И его мать точно так же, я уверена.

Кофе бурлило гневом в медном кольце безысходности. Катерина Аркадьевна утопила курносый заострившийся нос в мягкости смятого платка и, хмыкая, продолжила:

— Ну что, доня? Как будешь жить? Счастливо или… писать Киселю тезисы?

— Аа-а-а. Вот оно что. — Доня пошатнулась на каблуках толщиной с иглу. Стальные кончики впились в половую доску из сосны, хрустнув леденцовой коркой столярного лака. — Я должна взять пример с тебя?!

Лера дёрнула плечом и потопала в гостиную. За столом гость цедил минералку, запутываясь в сетях, расставленных хозяйкой гостеприимного дома, а заодно в своей жизни. Лера опустила глаза и, не решаясь приблизиться к нему, остановилась у распахнутого окна. Когда-нибудь она спрячется за тонкую белую гардину и по воздушным волнам уплывёт из этого дома.

Холодящая нервы тишина опять испугала распорядительницу торжества, но Катерина Аркадьевна умела своё не упускать. Сияя улыбкой, она подала гостю кофе с шапкой крема и сказала:

— Как мило, мы с Валерочкой пьём кофе. Набираемся сил. Впереди целый вечер. Шашлык. Гитара. Так жаль, что донечки не будет с нами. Я так огорчена.

Валерочка округлил глаза и уставился на хозяйку. Она вытянула губки и продолжила:

— Всё эти проклятые тезисы для московской конференции. Их надо выслать со дня на день. Пора прощаться. Милая моя, — обратилась к дочери Катерина Аркадьевна, — автобус уже через сорок минут, расписание изменили. Побежали? Я провожу.

Смекалкой дочь Дятловских не отличалась. Она опустила голову и шагнула к выходу. А гость, промокнув на губах кофе, ответил хозяйке:

— Катя… Катерина Аркадьевна, дорогая, автобус не нужен. Я буду счастлив доставить вашу дочь точно по назначению. Тем более я сам пишу тезисы и понимаю важность происходящего. Позволите ли мне завести мотор?

— Да, я была уверена, что услышу именно это. Тезисы — объединяющее начало разных людей. Мне надо было догадаться раньше, но всё ещё впереди. Благословляю, заводите, — глаза Катерины Аркадьевны сверкнули с такой силой, что входная дверь сама отворилась, а гость протянул руку, приглашая дам к выходу.

Новую «Ауди» Валерий любил с трепетом и никогда не бросал под окнами, даже на даче. Просторный кирпичный гараж профессора с радостью принимал у себя белую красавицу каждый визит её хозяина в Сосновку. В салон автомобиля Леру запихнули, как зазевавшуюся бабочку в банку. За стеклом «Ауди» бабочка затрепыхалась, а новые её хозяева обнимались, подпирая капот. Когда же мотор зарычал, Катерина Аркадьевна просунула голову и плечи в салон, поцеловала дочь, слишком сильно, и бросила на заднее сиденье стройотрядовскую куртку, значки которой царапнули кожу пухлого дивана.

— Накинешь вечерком. У дома. Ночи в августе не такие уж тёплые…

V

В полночь, перешагнув порог столичной квартиры, Лера не знает что прятать, то ли сияющие счастьем глаза, то ли бегущие стрелки на колготах. Стараясь быть невидимкой, она по самый нос захлопнулась в студенческой куртке и не расстегнула ни одной пуговицы, пока не оказалась в ванной. На её счастье, муж проспал сегодня до полудня и остальную часть суток проскучал на кухне над тезисами, развлекаясь только холодильником, поэтому от научных трудов и докторской колбасы он ослабел уже к вечерним новостям.

На столе, рядом с блюдцем варенья и корками батона, он разложил черновики профессорских статей последней пятилетки и в этом океане научной мысли ловит тезисы для московской конференции. А на молодую жену он взглянул, как замученный голодом хозяин смотрит на опоздавшую с ужином кухарку. Однако вид корзины с тёщиными пирогами стал для профессорского зятя мгновенной инъекцией счастья.