Господин Гацко не ответил, только выкатил глаза и застыл с открытым ртом, как в детской игре «Отомри». Янович прищурился и повторил команду спокойным голосом.
И тут Саньку прорвало, как плотину от селевого потока:
— Валера! Дай денег! Очень много. Много денег! Свадьба. Свадьба, одна неделя. Мне нужны деньги.
— Деньги нужны всем, — отрезал Янович. Новую женитьбу Гацко он считал сумасбродством и поддерживал Магду Даниловну. — Твоя зарплата раз в двадцать выше, чем у любого гражданина страны. А богат, Санёк, не тот, кто много получает, а тот, кто правильно тратит, — известная формула. Не теряй времени, «Икар» не выступит спонсором твоих бредовых свадебных фантазий.
И тут Гацко задрожал, как мёртвая панночка перед рассветом, и так же побледнел. За окном директорского кабинета угрюмые тучи укрыли небо. Осень дышала в раскрытые по-летнему окна, и с каждым её вздохом август терял силы.
Валерий потянул было руку к телефону, вспоминая номера скорой и МЧС, но ему показалось, что вот-вот друг рассыплется прахом по сияющему паркету и помощь профессионалов не подоспеет. Придётся самому.
— Сашок, остынь, посиди. — Янович обхватил голову Гацко и заглянул в его помутневшие глаза. — Сейчас мы пригласим Лену, посмотрим, что у нас с финансами. Только приди в себя, Санёк.
Санёк тонул. Рука друга поймала его в океане безысходности и вытянула на берег, где надо было дышать песком боли.
Янович хлестнул Саньку по щеке. Взгляд несчастного сразу нашёл фокус. Янович перевёл дух — жить будет. Самое время прибегнуть к испытанному средству от стрессов:
— А сейчас выпьем за твою любовь, за нашу Дашеньку, красавицу-девицу. — Валерий пересадил обезумевшего жениха на диван. Галстук в малиново-вишнёвой гамме, который Гацко купил в Москве за полтысячи долларов, Янович сорвал с Санькиной худой шеи и швырнул куда ни попадя. Дизайнерский изыск повис на нижней полке стеллажа, на корешке единственной красной папки среди серых близнецов.
Кофейную чашку виски Сашка выпил в один глоток и заплакал — внутренняя пружинка ослабла.
— Валера, она бросила меня.
— Кто? Люба? Понял теперь — кого потерял?
— Да! Да… Она, Даша, родная… Она не хочет за меня, молодость, а я… Разве я стар? Свадьба-а… — Несчастный протянул изящную чашечку костяного фарфора для новой порции антистрессового снадобья, а Янович закусил губу, подумав, что счастье, что Юрьевну не пригласили, а то скандала не миновать. Только она пила из этой милой чашечки, и все это знали, и Галина Вацловна блюла.
Даша прозрела. Золушка не превратилась в принцессу. Утром они с мамой выставили Саньку и его рюкзачок за дверь. Он плакал и карябал обивку двери, как изгнанный кот, но хозяева не впускали его, а только пугали милицией.
Всю прошлую ночь Даша ревела в туалете, а жених спал на её диване, перекатываясь с подушки на подушку. Накануне вечером невеста была в ателье на примерке свадебного платья. Она еле дождалась, пока швея с кожаным метром на шее перестанет скакать по раздевалке, и заплакала. Верх платья — открытый, кожа в подмышках ложится складками, как у старухи, на обтягивающий кант, а молния царапает кожу на позвоночнике. Юбка из кружев, похожая на надувной мяч, неимоверно расширяет зад. Никогда в таком виде Даша не покажется на людях. Засмеют: невеста — жирная, жених — маленький.
Не бывать этому! Тут же богатый принц превратился в разведённого мужчину с алиментами, лысеющего и бездомного. Разве о таком мечтала книжная Золушка?
В итоге разведённый мужчина набирался виски, развалившись на кожаном диване директорского кабинета, и бормотал между глотками: «За что?.. Как она посмела?.. Засажу…»
— Я и не знал, что ты такой коварный. «Засажу». Не рой яму, как говорится. — Валерий от изумления выпил сам, нарушив свой новый девиз «алкоголя меньше, а ещё меньше — ещё лучше». Он наморщил лоб и, придав лицу политическую серьёзность, проговорил: — Дважды горе-любовник. Да. Молодая очень, чувства противоречивые, переходный возраст. Ты слишком торопил её, подгонял. Испугалась девчонка. Ей повзрослеть надо. А ты подожди. Пару месяцев. И всё будет по-прежнему. Повезёшь её в Таиланд. — Янович сел рядом с другом и, прихлёбывая виски из своей кофейной чашки, объёмом миллилитров на триста, продолжил: — Санёк, бабы сами умоляют. И она должна. Вспомни Ларку Рабинович. Как ты с ней — «на место». А всё потому, что ты от дома оторвался. Самый идиотский твой финт. — Валерий выпил ещё немного, чтобы заглушить неприятную давящую боль, которая просыпалась в левой стороне груди. Это его опять потянуло в Сосновку. Солнечное озеро. Старый сад в яблонях. Шторка белая, как облако, едва колышется в распахнутом окне профессорского дома… — Выпей ещё, — сказал Янович, разливая снадобье по чашкам. — Выпей. Сегодня поедем ко мне. На Ипатове. Все в отъезде. Дома только жена.
Спасая друга и себя самого от боли, мог ли он предположить, что заманивает Гацко в роковую западню?
Глава 5
Последний май восьмидесятых. Сезон отпусков открыт. Ещё какой-то месяц — и академия опустеет, а кто не уйдёт на каникулы, впадёт в летнюю спячку. Оживление останется только в курилке, хотя и ряды дымопускателей тоже поредеют. Рабочего энтузиазма хватит лишь на перекладывание папок. Поэтому май — самая горячая пора года: все защиты и процентовки, конференции и заседания громоздятся в плане мероприятий, на листе бумаге втискиваясь в уже заполненные ячейки.
Профессор Дятловский торопится. Теряя здоровье, он втиснул между расширенным заседанием учёного совета и вереницей защит пяти кандидатских выступление новатора физики и своего нового друга. Актовый зал уже переполнен сотрудниками двух академических институтов, а известный физик, на вид юноша с лицом старика, сидит уже в первом ряду и теребит уголок листка своего отпечатанного доклада.
Люди теснятся на жёстких стульях так, что их плечи прирастают к соседским. Те, кому не хватило мест, приладились вдоль вечно сырых стен, но никто не выстоит до конца — заледенеют позвонки. Проход заполняется табуретами на чугунных ножках и коробками от старого оборудования. Нетерпеливые сотрудники отлипают от стен и наперегонки устремляются к табуретам и коробкам. А каменные плиты подоконников — свидетелей заседаний многих поколений учёных — превратились в счастливое прибежище для весёлых стаек молодых физиков: аспирантов и практикантов. Молодёжь рвётся к весеннему воздуху, поэтому чинит сквозняки.
И только президиум высокого собрания остался свободным от давки. За длинным столом, покрытым скатертью красного бархата, среди массивных графинов и невесомых цветочников расположились самые светлые головы отечественного естествознания. Председательствовал, как и повелось в НИИ математической физики, профессор Дятловский, который украшал неизменно ярким тембром голоса и убедительными интонациями обычные и расширенные заседания научной элиты государства.
Но сегодня Николай Николаевич волнуется по-настоящему, поправляя то шёлковый галстук, то платиновые волосы, ведь сегодня на трибуне раскрывает тайны мироздания, переворачивает марксистский подход гениальный соотечественник, член академии наук, профессор, статьи и книги которого издаются во многих странах мира. «Но прежде всего он — художник, а не ремесленник или бухгалтер», — говорит в начале заседания Дятловский и первым начинает хлопать.
«Художника» зовут Виктор Верник, он возглавляет лабораторию в самом закрытом учреждении академии — НИИ фундаментальной и экспериментальной физики. Он — серьёзный исследователь аномальных явлений (НЛО, полтергейста, экстрасенсорики и парапсихологии) термодинамическими методами, а в молодые и зрелые годы являлся представителем плеяды секретных физиков, которых советское государство лелеяло и стерегло от любых, не только чужих глаз.
Когда Николай Николаевич изучил его труд «Термодинамика реальных процессов», то понял — мир не будет прежним, и принял автора и умом, и сердцем.
Выступающий, человек невысокий, с седой бородкой на худом лице, держится уверенно. Весь облик его — тёплые огоньки в глазах, отутюженный, как поверхность зеркала, костюм, руки, взмывающие над трибуной в такт эмоциям, — располагает аудиторию к доверию.
Ныне стабильный материализм сдаёт позиции, люди оживляют историческую память и начинают осторожно возрождать христианские праздники, в моду входит носить на шее кресты и образки. Поэтому тема доклада «Общая теория (ОТ) природы и аномальные явления (АЯ)» вызвала у сотрудников институтов физики революционный интерес. Учёные часто и охотно дарят оратору искренние аплодисменты, а скопления молодых людей на подоконниках то и дело взрываются возгласами одобрения:
— …аналогично в науке, представляющей собой фундамент лукавого «просвещения». В науке главная ложь, дар, диктовка сатаны — это его материализм и эволюционизм, следствием которых является атеизм. Лукавый материализм утверждает, что исходной причиной всего на свете служит видимая нами неживая материя, вещество. Эволюционизм пытается нас уверить, что за каких-нибудь три-пять миллиардов лет — попробуй это проверить! — из этого мёртвого вещества сама собой, случайно… Это чрезвычайно важная для дьявола ложь, поэтому он внедрил её во все науки… Возникла жизнь, потом — обезьяна, а из неё — материалист. — Зал давится хохотом, а в президиуме улыбается только председатель, и то несмело. Учёный секретарь поднимает глаза к потолку и сверкает лысиной. — …Да, друзья. Хм… Материалист! Вещественный мозг которого, следовательно, первичен, а порождаемая якобы им невещественная мысль вторична. — Президиум заметно теряет исходный оптимизм, а зал сливается в едином возгласе восхищения и аплодирует. Выступающий встречается взглядом с родным сыном — юноша в толпе друзей прыгал на ближайшем подоконнике. Просияв, профессор ярко заканчивает двухчасовой монолог: — Итог. Атеизм говорит о том, что из неживого вещества возникло живое, вещество первично, дух вторичен, мира никто не сотворял, следовательно, Бог не нужен, и его нет, как нет и сатаны с его кознями. Бояться некого, живи как скотина, и никакой ответственности, ибо человек — животное: рождается, живёт, умирает, сгнивает, и на этом всё кончается.
"Валерия. Роман о любви" отзывы
Отзывы читателей о книге "Валерия. Роман о любви". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "Валерия. Роман о любви" друзьям в соцсетях.