XI

Предлетний зной установился в столице крепко-накрепко. Под обожжённым небом центрального кладбища столицы спустя три дня опять встретились Дятловские и Задорожные. Старший Дятловский даже пошутил о том, «куда неумолимо ведут все дороги». Осмотр начали с главной аллеи, где похоронены знаменитости. Гидом стал Евгений Николаевич, за несколько дней он освоился на родине и выглядел счастливым. Когда друзья приблизились к могиле Нелявина, у Аллы кольнуло в сердце, и она, выпустив из ладони руку супруга, опустилась на скамью. Леркина жизнь пробежала перед её глазами. «Он, кажется, был влюблён в…» — пробормотала она и замолчала. Костя стрельнул в неё уничтожающим взглядом и спас ситуацию.

— Ах, артист! Любимый, легендарный. Разве мог бы он творить без любви? Конечно, он всегда был в кого-нибудь влюблён, — проговорил он.

Профессор прищурил и без того узкие глаза и наклонил голову.

— И у каждой такой любви есть история, — заметил он и посмотрел на племянника, — замурованная в шкаф со скелетами.

— Вот именно, — подтвердил Костя и увлёк друзей к захоронениям видных строителей коммунизма. Взгляд Евгения Николаевича растревожил Костину душу: казалось, заморский профессор видит его насквозь и знает каждый скелет в запертом шкафу Дятловских.

А на окраине кладбища в своей беспощадности лютовало солнце, отражаясь от чёрного глянца несчитанных надгробий. От духоты Алексу стало нехорошо, он порывисто задышал и даже запрокинул голову. Старший Дятловский нахмурился и тут же свернул свидание с прошлым.

Будущее началось за поминальным обедом в кафе.

Заповедная редкость — группа трезвых людей заняла круглый стол в центре зала для торжеств. Воинствующий трезвенник профессор Дятловский надиктовал лопоухому официантику перечень блюд, которыми собирался потчевать друзей. Когда профессор захлопнул кожаные створки меню, официантик захлопал девичьими ресницами. А то как же? Самую доходную страницу, «Напитки и коктейли», солидный посетитель перелистнул не моргнув глазом.

— У нас лучшие вина Грузии, Испании, прямые поставки, — вкрадчиво прошептал официантик, вытягивая лебединую шею, но солидный посетитель со скукой отмахнулся и приказал воды со льдом.

Но официантик не сдался сразу. Теребя блокнотик, он с настойчивостью предложил эксклюзивной финской водки, чем навлёк на себя гнев солидного посетителя.

— Теряешь чаевые, — рявкнул он и напряг спину.

Тут официантик забыл о выдохе и так и умчался за кулисы. А старший из трезвых посетителей, постукивая кулаком по белоснежной скатерти, процедил сквозь зубы:

— «Прямые поставки из Грузии». Телепортация из винных погребов?

Алла взгляд не отрывала от профессора: в гневе он был похож на отца, так же искренен и страстен, те же интонации, те же морщины на лбу и переносице. Помолчав, она подхватила шутку и через Грузию, Советский Союз и историю КПСС перенесла сотрапезников в прошлое, когда они с Лерой были первокурсницами, а сам профессор — аспирантом с кандидатской диссертацией в кармане, влюблённым в будущую свою жену, дочь болгарского консула.

Костю же воротило от всего советского, в том числе и от воспоминаний жены, но когда официантик подал ему тарелку с горой драников, на вершине которой таял сметанный ледник, на душе у Кости потеплело, и он, отбросив столовый нож, закрутил на вилку хрустящий картофельный оладушек.

И вот настало время, ради которого Алла выворачивала душу на телефонных переговорах с Америкой. Заморский профессор, усладивший душу горячими драниками и сильными эмоциями, с пафосом произнёс:

— Дорогие мои, друзья, говорю искренне, как перед Богом. — Он перекрестился, в уголках его глаз выступили слёзы. — Надеясь на вашу поддержку, Алла, Константин, я делаю Алексу предложение — стать студентом Стэнфорда и серьёзно изучать физику, овладеть всеми тремя ступенями, от бакалавра до доктора. Я готов полностью оплатить учёбу и взять мальчика под своё крыло. У меня своя лаборатория, и примерно курса с третьего мы начнём работать вместе. — Евгений обхватил ладонь племянника и заглянул ему в глаза, словно гипнотизируя. — Ответ хотелось бы получить как можно скорее, — вздохнул профессор, — необходимо погрузиться в бюрократическую рутину.

— Мы согласны, — просияла Алла, забыв об этикете, — и очень, очень рады. Вы такой благородный человек, просто сокровище какое-то… — залепетала она.

— О, леди, — остановил её профессор, — не будем захваливать моё тщеславие, это чревато. Алекс согрел окаменевшую душу постаревшего мизантропа, и я мечтаю общаться с ним и подарить всё, что предназначалось Дэвиду. И даже больше. Потому как я стал больше с тех пор. И моя история созвучна судьбе Леланда Стэнфорда. Он смог осчастливить великое множество детей, я попытаюсь помочь хоть некоторым. Вот племянница Марины, гражданка Болгарии, успешно учится уже на втором курсе медицинской школы. Алекс станет моим вторым и самым успешным проектом, я в это верю. Что скажешь, сынок?

— Я? Я счастлив, — просто произнёс наследник династии. Алла смотрела на него и думала, хоть раз в жизни говорил ли мальчик такие же слова. И не могла вспомнить.

Алька и правда светился изнутри. Уголки его губ приподнялись, но не было никакой голливудской улыбки. Казалось, он боится раскрыть сердце, чтобы не потерять обретённое сокровище, исполненную мечту — запустить в небо самолёт из коробки.

Около стола замелькал лопоухий официантик, пояс красного атласа обмяк на его девичьей талии. Профессор зыркнул на него глазами индейца на охоте и щёлкнул пальцами, приказав подать всем ирландского кофе со сливками, да в не «напёрстках», а в приличных бокалах из тонкого стекла, и счёт, а потом запихнул в кожаную книжицу несколько непривычных для себя купюр.

Алька, казалось, теперь только телом здесь, а дух его был далеко, в Сосновке, парил в небесах на самолёте из детства. Нашёлся-таки человек, родной, как будто отец, который сумел открыть забытую коробку.

XII

Выходные пролетели, словно каникулы в раю. Снежана забавлялась с Мишей, отчего он заливался смехом, и даже пела на бис под аплодисменты родных. Тихое счастье поселилось в новом доме Яновичей. Няня варила кофе и пекла пироги. Отец занимался с Мишей физкультурой и ни на минуту не оставлял семью. И ещё одно событие перевернуло сознание Снежаны: в гости на чай к ним заглянули сын Анастасии Сергеевны и его жена. И в чужом доме гостья не клянчила денег, не ставила новые условия труда любимой свекрови, не плела сплетен. Напротив, она подарила свекрови цветы, целый букет бархатистых и нежных лепестков, а Мише — конструктор в огромной коробке.

В маленький блокнот она записала рецепты сдобных пирогов Анастасии Сергеевны и обещала в следующий раз (!) всех угостить булочками собственного приготовления. На прощанье няня и её невестка обнялись и даже всплакнули обе. Снежана с трудом, но поверила своим глазам и поняла, на свете возможно всё, если Ему угодно.

На следующее утро, в понедельник, сохраняя это же чувство, она шагнула в бывший кабинет отца и хлопнула заявлением по столу Артёма. Вслед за одетой в голубую джинсу Снежаной просочилась Лена и, скользнув глазом по подростковому прикиду директорши, уставилась на Артёма.

Тот насупил брови и отшвырнул бумагу. От напряжения на его шее задрожали жилы.

— Пошла вон, дура! — рявкнул он на свою секретаршу. — И без стука не входи! — бросил он ей вслед.

Щетина на его лице посинела, отчего у Снежаны в груди зародилось неприятное чувство и потянуло сердце.

— Снежана, что произошло? — просипел он, прикидывая, связан ли сегодняшний финт потенциальной жены с событиями пятницы. — Ты не можешь так поступать. Это блажь какая-то, чепуха. — Новый директор «Икара» сотрясает воздух бывшего кабинета Яновича.

— Артём Александрович, — вздохнула Снежана и огляделась: со времён правления отца ничего не изменилось, только на столе теперь новая лампа, напоминающая черепаху, и жалюзи вместо штор, — это моё право — делать свой выбор в своей жизни. Поэтому примите без объяснений и подпишите сегодняшним числом, — потребовала она, сжимая шлейки рюкзачка.

— Нет! — громыхнул Артём. — Я этого подписывать не буду. Ты должна находиться здесь, это твой дом и твои деньги.

— Мне ничего не надо…

— Не надо? Ты владеешь предприятием и обязана нести ответственность, — почернел лицом Артём, возвышаясь над директорским столом, — и я не позволю тебе всё разрушить из-за детских капризов. Ты с моим отцом имела разговор, согласилась на все условия, теперь выполняй! — вспыхнул он и как будто как-то нелепо хлопнул ушами.

— Сожалею, Артём Александрович, что стала причиной вашего гнева, — ответила смелым голосом Снежана, — но меня не остановит НИКТО, ни вы, ни ваш папа. Человеку нельзя запретить быть свободным.

— Иди работай! — одичал вконец Артём и впился пальцами в столешницу. — У меня времени нет сопли твои вытирать. Пошла на своё рабочее место! — уже не просто орал директор, а гудел как сирена. Модная синеватая небритость превратилась в щетину дикого кнура, глаза пылали, как раскалённые угли, множественные капилляры натянули вокруг век красную паутинку.

— Подписывайте, — каменным голосом повторила Снежана. — Если вы так заняты, не стоит изображать разгневанное божество, — показала она характер.

И тут Артём потерял контроль над собой, он схватил Снежану за волосы и резко припечатал к своей груди. Его дыхание разъярённого льва наполнило комнату первобытным ужасом.

— Я сделаю с тобой всё что захочу! Всё, если ты не поняла! Обещала отцу выйти за меня? И не винти задом. Выйдешь! Сегодня же.

— Если я до сих пор не заорала, — подала голос пленница и даже не запищала, только сжала ремешки рюкзачка до онемения рук, — так это потому, что ты сын Родионыча. Сейчас же отпусти! — Испуганная девочка выглядела храбрым воробушком, готовым склевать Тараканище.