Все же ей довольно быстро удалось взять себя в руки.

— Это что еще за демонстрация? — грозно нависла она над «близнецами». — Что за мода такая? Кто вам разрешил такое сделать? Забыли, где находитесь? Здесь школа, а не подиум! А я-то Абашиной еще и благодарность записать хотела! А она тут выкручивает! И Коваленко туда же!

К счастью для всех, раздался звонок.

А вот уж в раздевалках Никите и Насте досталось по полной программе.

— Могла бы и сказать, что у вас с Никиткой любовь! Подруга называется! — высказала общее мнение Лара.

— Вот именно! Иначе как бы ты уговорила парня на химию, ума не приложу! — наперебой закричали Ира, Тамара и Катя. — Тем более такого женоненавистника, как Коваленко!

— Да какая любовь, вы что! — отбивалась Настя. Она пыталась развязать на кроссовке шнурок и не знала, плакать ей или смеяться. — И не уговаривала я никого… И химии у него нет! Это все «панацея»!

— Какая «панацея»? — полуодетые девчонки подошли ближе. — О чем это ты?

— Опять из дневника прабабушки, да? — догадалась Лара. — Ой, девочки, там у нее столько!

— Да знаем мы, знаем! — нетерпеливо перебила Тамара. — Что мы, Михин плеер не слушали? И про заикание знаем, и про знаки, и про заклинание… Давай, колись дальше!

Вздыхая и пыхтя над тугим узлом, Настя поведала о том, как они с Никитой варили и пробовали зелье.

— Там было написано — от всех болезней, — виновато вздохнула она. — Я же не знала, что такое получится!

— И как это вас от шерсти не вырвало! — брезгливо скривилась Катя.

— А я бы ради такого вида и не то выпила! — с энтузиазмом заявила Тамара. — Сваришь мне потом, ладно? Только лучше, чтобы я брюнеткой стала. А шерсти я тебе могу от своего котенка принести, он у меня тоже четырехмесячный. И черненький, как уголек!

— А от болезни-то помогло? — перебила Тамару Лара. — Ты же вроде вчера совсем плохая была.

— Как видишь. — Настя усиленно подышала носом, чтобы показать, что насморка больше нет.

— Слушайте! — воскликнула вдруг Лара. — А этот твой рекорд… Ну, тысяча прыжков… Может, это тоже от зелья?

— Точно! — поддержала Ира. — Ты раньше никогда столько не прыгала!

— Нормальному человеку никогда столько и не прыгнуть, — поддакнула Катя.

Настя справилась, наконец, со шнурком и теперь могла спокойно переодеться.

— Ничего я не знаю, — невесело вздохнула она. — Может, от зелья, а может, и нет. Я вообще теперь ничего не знаю!

У дверей раздевалки Настю перехватил Миха.

— Повтори, а? — протянул он ей диктофон.

— Что?

— То, что девчонкам сейчас докладывала.

— А ты откуда знаешь? — подозрительно уставилась на парня Лара и тут же догадалась. — Так ты подслушивал!

— Подслушивал? А может, еще и подглядывал? — грозно сжав кулаки, подступила к Михе Тамара.

— Ладно, ладно, голосистая, уймись! Кому нужны ваши дырявые носки?

— Ах носки? — девчонки дружно набросились на Миху, но тот все-таки успел протянуть Насте диктофон:

— Так ты запиши все, ладно? Только в подробностях! И вначале скажи — «серия двадцать четыре»…

Так кто же написал валентинки?

Никита подошел к Насте, когда она заканчивала наговаривать «серию двадцать четыре».

— Поговорить надо, — глухо сказал он, не поднимая глаз. После разборки с парнями в раздевалке он ощущал себя еще хуже, чем утром. Хотелось не просто обриться наголо, а отрезать голову целиком.

— Говори, — пожала плечами Настя, выключая диктофон.

Они отошли к окну, дружно уставились на дымящие трубы ТЭЦ. Из окна дуло, Настя зябко куталась в кофту и все равно не могла сдержать дрожи.

— Ты… уже совсем выздоровела? — кашлянув, спросил Никита.

— Совсем, — кивнула Настя.

— А Павлик как себя чувствует?

— Не знаю, не звонила пока, — ответила Настя, а потом решилась. — Ты ведь не об этом хотел поговорить, так?

— Так, — согласился Никита. — Твои штучки? — показал он на свою натянутую по самую шею шапку.

— Не знаю… Наверное… — смущенно залепетала Настя.

— Твои, твои! Вчерашняя бурда с шерстью! Ты нарочно мне ее подсунула! — начал заводиться Никита. Он сжал подоконник с такой силой, что пальцы побелели.

— Ничего подобного! — запротестовала Настя. — Я тебя не заставляла! Ты сам захотел попробовать!

— Исправляй теперь! Делай что хочешь, но чтобы у меня сегодня же были нормальные волосы! И лицо! Поняла?

— И как же, интересно, я это сделаю? — воскликнула Настя. Было обидно, что собеседник как будто специально не замечает ее мучений.

— Как хочешь! Сумела сотворить, сумей исправить!

— А если не сумею, то что? — Настя тоже начала сердиться.

— Сумеешь, сумеешь!

— А если нет? Что тогда?

— Тогда… тогда… Тогда вот что!

Никита схватил ее за плечи, притянул к себе и крепко поцеловал. «Напор и натиск! — вспомнил он совет Михи. — Интересно, видит ли его сейчас друг?»

Шум в рекреации стих.

— Ой, мамочки! — донеслось из противоположного угла.

— Если она скажет это еще раз, я ее придушу, — пообещал Никита, снова потянувшись к Насте.

Звук пощечины нарушил тишину.

— Скажешь, я тебя опять заставляла? — процедила Настя, гневно сверкая глазами. — И не смей больше приближаться ко мне, понял?

Краем глаза она заметила во взгляде Вики одобрение.

А потом раздался голос дежурного учителя:

— Коваленко, Абашина, к завучу с дневниками! Немедленно!

— Никита, сними шапку, — начала разнос завуч Евгения Федоровна.

— Не хочу, — угрюмо буркнул нарушитель дисциплины.

— Сними, говорят тебе! В школе надо находиться без головного убора! Вот так-то лучше, — удовлетворенно кивнула она, когда приказ был выполнен. А потом продолжила: — Дорогие мои! Вы что же это устраиваете, а? От вас уже вся школа дрожит!

Никита и Настя молчали, глядя в разные стороны.

— И кто бы хулиганил, а? Ладно, Цыганков и Романов. Ну, в крайнем случае, Веревкин. Но вы! Гордость школы Никита Коваленко. Разумная, спокойная девочка Абашина Анастасия. От вас я такого никак не ожидала!

Нарушители дисциплины продолжали угрюмо молчать.

— И ведь что вытворяете, а? Страшно сказать! Я понимаю, Цыганков доску на колесиках в школу принес, устроил массовые катания — тут все ясно, на то он и хулиган, чтобы безобразничать. А вы? Эти вызывающие прически, макияж. И совершенно недопустимое поведение! Я, конечно, не ханжа, сама понимаю, любовь и все такое…

— Нет никакой любви! — одновременно воскликнули Никита и Настя, в первый раз нарушив тишину.

— Ну, вот я о том и говорю… Я прекрасно знаю, как это бывает в вашем возрасте. Не вы первые, не вы последние! Но зачем же целоваться на перемене? На глазах у остальных? Там же, между прочим, начальная школа была! Хоть бы малышей постеснялись!

Несмотря на злость, Никиту начал разбирать смех.

— И твоя прическа, Коваленко. Разве можно мальчику носить так волосы? В уставе школы записано: «Учащимся предписывается аккуратная стрижка с естественным цветом волос». А ты чего удумал? Завивку сделал, покрасился!

— Я не красился! — возмутился Никита. — И не завивался!

— Ну, так, значит, парик надел? — завуч наклонилась и так сильно дернула Никиту за волосы, что парень скривился от боли. — Приклеил, что ли? Тем хуже! Это просто вопиющее издевательство!

Настя вдруг как-то странно булькнула, не то чихнула, не то хрюкнула и, пробормотав «извините», быстро выбежала из кабинета. Из коридора донеслись взрывы хохота.

— Так, ладно, все. Иди посмотри, что там с Абашиной? По-моему, у нее истерика. А дневничок-то оставь! Зайдешь после уроков. И подруга твоя пусть зайдет.

— Она не моя! — снова обиженно вскинулся Никита.

— Конечно, конечно, — усмехнувшись, закивала завуч. — Ну так я и говорю — пусть зайдет!


Никита с облегчением выскользнул в коридор, догнал Настю. Она взглянула на него и снова захохотала — да так заразительно, что Никита тоже не смог удержаться от смеха.

— Как… она… тебя… за волосы оттаскала! — заливалась Настя. Схватив Никиту за волосы, она тоже несколько раз дернула. — Да, здорово ты парик приклеил!

— Разве можно мальчику носить так волосы? — передразнил Никита. — Слушай, ты извини меня… за поцелуй на перемене, — он и сам удивился, как легко у него вышло.

— Ладно, на первый раз прощаю, — смилостивилась Настя. — Но если в следующий раз ты посмеешь это сделать без моего разрешения…

— Значит, с разрешением можно? — обрадовался Никита. — Ловлю на слове!

Но Настя и сама поняла свою оплошность. Покраснев, она в сердцах пробормотала:

— Знаешь, если ты мне валентинку послал, это еще ничего не значит!

— Валентинку? — растерялся парень. — Я? Тебе? Но я ничего не посылал! Ведь это же ты мне написала!

— Я?! — оторопела Настя. — Да никогда! Как ты мог такое подумать? Кто я тебе, по-твоему?

— Ты? Фея, — вырвалось у Никиты, о чем он тут же пожалел — черные брови Насти грозно сошлись над переносицей.

— А говоришь — не писал! Эх, ты, супермен! Оказывается, ты еще и трус к тому же!

— Ну, знаешь! Ты сама врешь, что не писала! Откуда ты знаешь, что там было?

— Ничего я не знаю и знать не хочу! И вообще, что ты привязался ко мне? Три дня проходу не даешь!

— Это я тебе не даю?! Да это ты меня уже достала! Посмотри, кого ты из меня сделала!

— Никого я из тебя не делала! Ты такой, какой есть! И если у тебя проблемы, нечего их вешать на других!

В пылу спора они не замечали, что перемена давно кончилась, что они одни стоят и орут на весь коридор.