– Приветствую вас, юноша, – обращается к ней трактирщик. – Что предложить?

Белль заказывает бренди и тут же осушает стакан. Крепкий напиток успокаивает неприятные ощущения в животе и согревает озябшее после пробежки под дождем тело.

– Я ищу Сантоса Дэвина, – говорит она. – Не знаете, где он может быть?

– Не знаю. Знаю только, что его уже нет в Венеции.

Нет! Ей хочется кричать, трясти трактирщика за плечи, молить его, чтобы он сказал: это неправда. Но в костюме моряка она должна оставаться мужчиной. Эмоции до поры до времени нужно скрыть. Однако сделать это совсем не просто. Она чувствует себя так, будто ее ударили под дых. От потрясения Белль покачнулась и едва не упала.

– Эй, ты чего? – спрашивает кто-то из моряков.

Она берется за край стойки и успокаивается.

– Вы точно знаете, что он уплыл? – спрашивает трактирщика.

– Да уж. Своими собственными глазами видел. Городские власти приказали ему покинуть город. Кажется, он украл что-то ценное у одного здешнего уважаемого коммерсанта.

– У какого-то поляка, – добавляет один из моряков. Ей не надо ждать, когда он назовет имя. Значит, синьор Бжезинский узнал, кто ее любовник, и добился, чтобы его изгнали из Венеции. Гнев огнем полыхнул у нее внутри.

– Сдается мне, они знали, что эти обвинения гроша ломаного не стоят, иначе арестовали бы его сразу. А так просто велели убраться из Венеции. По крайней мере на время.

Вот какие слова сейчас нужнее всего Белль. По крайней мере на время. О, она знает, что возлюбленный не покинет ее навсегда. Он вернется. И какая новость его ждет! У них будет ребенок.

Но что делать пока? От мысли о возвращении в дом синьора Бжезинского ее тошнит, но с Пиной на буксире другого выхода, похоже, нет.


Когда она заходит в свою квартиру, Пина спит на кровати. На ней все еще черное балетное платье, и в нем она похожа на черного лебедя: руки закинуты за голову, юбка пышным каскадом лежит на белых покрывалах.

«Бедное дитя, – думает Белль. – Зачем я ее втянула во все это?»

Но тут вспоминает, что это не она, а синьор Бжезинский виной всему. За годы их брака она так и не научилась называть его по имени.

Белль подходит к стеклянной двери и смотрит на зеленый канал. Значит, Сантос уплыл. Этот факт наконец начал доходить до ее сознания. Она обхватывает себя за плечи, словно хочет не дать охладеть их любви внутри себя. Только вчера этот канал казался полным поэзии любви. Безупречно чистое голубое небо было символом совершенства их близости; увядшее великолепие венецианских дворцов на другой стороне канала воплощало глубинное наследие их любви; а непрекращающийся плеск воды был ритмом их союза. Прошел всего один день, и все, что она видит, переменилось. Небо, обложенное темными, неприветливыми тучами, плачет навзрыд, дворцы кажутся не великолепными, а полуразрушенными, заброшенными, канал прячет от нее свою глубину, отражает ее неудовлетворенную страсть, бьет в лицо, словно ее головой окунули в ледяную воду.

Она закрывает глаза, пытаясь вспомнить его, но он уже ускользает из ее объятий. Она видит его точкой на горизонте, он несется по волнам в своей призрачной шхуне, рядом смотрителем царства мертвых застыл первый помощник. Почему он не дождался ее? Быть может, он с самого начала знал ее историю и подумал, что она не покинет Венецию, пока ее мать будет оставаться на Повелье? Но отец поставил мать выше ее, и теперь очередь Белль сделать то же самое. Она бы выбрала Сантоса, а не мать, если бы ей пришлось выбирать. Она кладет руку на живот. А что будет с этой крошечной жизнью внутри нее? Предпочла бы она Сантоса своему ребенку – младенцу с такими же, как у него, густыми черными волосами, голубыми и чистыми, как драгоценный камень, глазами?

Он уплыл. Она отступает от окна и медленно опускается на пол. Теперь можно поплакать, ее надежда вылетела в окно. Она пытается ухватиться за слова трактирщика. По крайней мере на время. Он должен вернуться. Ведь он дал ей слово. И все же, где-то глубоко внутри она осознает: этого не случится. Она начинает всхлипывать – мысль о муках беременности без Сантоса рядом невыносима. Его ребенка украдет синьор Бжезинский. Всем скажет, что это его наследник. Каким он будет отцом? Станет ли бить ребенка Сантоса так же, как бьет ее, как избил Пину сегодня утром? Конечно же, да.

Ах, если бы она была мужчиной! От злости и бессилия Белль сжимает кулаки и скрежещет зубами, ощущая на губах соленые слезы. Если бы она могла, то убила бы синьора Бжезинского.

Пока она, сжавшись в комок на полу своей квартиры, предается горестным размышлениям, на ее плечо мягко ложится маленькая рука.

Она поворачивается и сквозь пелену слез видит Пину, которая склоняется над ней и берет ее за руки. Пина ведет ее к кровати и усаживает. Не произнося ни слова, юная горничная нежно вытирает ей слезы, снова и снова целуя в губы. Белль качает головой. Ее горе настолько велико, что никто не утешит ее, никто, кроме Сантоса. Но Пина не отступает. Она расстегивает мокрый морской китель Белль и снимает с нее шапочку. Проводит пальцами по влажным волосам хозяйки. В платье балерины она еще больше походит на ангела, когда расстегивает и снимает пропитанную водой одежду Белль. Потом укладывает Белль на спину и, чтобы согреть, растирает ее замерзшую кожу. Она растирает и лицо, отчего Белль затихает и закрывает глаза. Она касается ее шеи, плеч, каждый палец Белль она подносит к своим губам и целует. Она растирает ее живот и сокровище, которое находится внутри, ее груди, уже начавшие набухать, легонько сжимает пальцами соски. Она растирает ноги и ступни Белль, и здесь не обходит вниманием ни один из пальцев. Гладит она и между ног, так несмело, так нежно. Ее невесомые пальцы постепенно уступают место мягкому языку.

Белль тяжко вздыхает. Как будто вздохнуло само время – так давно все это началось в ее шестнадцать лет и заканчивается сейчас, в этот миг покоя с Пиной. Она не противится девушке, потому что физические ощущения – единственное, что поддерживает в ней жизнь. Она этого не осознает, но чувствует преданность Пины и позволяет ей окутать себя любовью. Этот целебный бальзам успокаивает ее сердце.


– Птичка Луис! Птичка Луис!

Белль просыпается.

– Птичка Луис!

Это ей снится? Белль лежит в объятиях спящей Пины. Она аккуратно снимает с себя руки девушки. Она слышит плеск воды о борт лодки, прямо за окном. И голос.

– Птичка Луис!

Голос не мужской, но она инстинктивно понимает, что его обладательница принесла весточку от Сантоса. Она выбирается из кровати, накидывает шелковый голубой халат и выходит на балкончик.

Дождь уже закончился, однако небо все еще затянуто тучами и канал полон серых теней. Под балкончиком – гондола, в ней сидит женщина. Она в длинном алом платье и босая, хотя кутается в изысканный черный плащ. Лицо ее скрыто белой венецианской маской. Впрочем, несмотря на маскировку, Белль узнает ее волосы, длинные медно-рыжие локоны, пышным каскадом ниспадающие на плечи. Это Лара, масочница.

– Лара! – кричит Белль. – Лара, где Сантос?

Но Лара поднимает на нее маску и качает головой, как будто подавая знак молчать. Она встает в гондоле, и теперь Белль видно, что женщина что-то держит в ладонях. Когда она раскрывает их, с них взлетает птица, черный дрозд. Белль замечает, что к лапке дрозда привязано что-то. Ее охватывает паника. Дрозды – дикие птицы. Как заставить его прилететь? Но птица, точно почувствовав ее отчаяние, летит прямо к ней и садится на ограждение балкона, моргая умными глазками.

Белль неуверенно протягивает к ней руку, и птица запрыгивает на ладонь. Теперь видно, что к одной ее лапке привязан малюсенький бархатный мешочек. Дрожащими пальцами она отвязывает его и берет мешочек в свободную руку. Потом поднимает ладонь и отпускает птицу. Когда она снова смотрит на канал, там уже нет ни Лары, ни гондолы. Что это было? Призрак? Но мешочек крепко зажат у нее в руке. Она заходит в комнату и развязывает его.

Внутри лежит золотое колечко. Нет, это не кольцо для нее, а золотая серьга Сантоса. Видеть ее у себя на ладони, вспоминать, как прикасалась к ней в последний раз, когда он входил в нее и она сжимала его голову руками, почти невыносимо. В горле у нее – комок. Получить такой подарок – настоящее чудо.

Но в мешочке лежит что-то еще. Крохотный клочок бумаги. Она достает его и удивляется миниатюрному почерку своего любовника. Подумав о том, что до сих пор ни разу не видела ничего им написанного, она начинает читать микроскопическое письмо. Перечитывает снова. Потом еще раз, не веря, что он просит ее о таком.

Валентина

Конверт лежал в почтовом ящике, хотя на нем нет ни марок, ни печатей. Почерк она узнает мгновенно. Она разрывает конверт, еще даже не войдя в квартиру. В руки ей падает билет на поезд. Это билет первого класса от Миланского Чентрале до Санта-Лючия в Венеции. На билете указано сегодняшнее число и время отправления – через два часа. Тео что, рехнулся? Что это за игры? Бросил ей в почтовый ящик билет – и ни слова объяснения. У нее сегодня могла быть съемка или другие дела. За каких-то два часа она должна собраться и успеть на вокзал.

После вчерашней ночи в Темной Комнате Валентина думала, что он будет дома, когда она вернется. Она уже была готова признаться ему в своих чувствах, сказать, что наконец поняла всю глубину его любви, осознала, что он значит в ее жизни. Собиралась просить прощения. Но он так и не появился. Время шло, и угрызения совести постепенно сменились злостью и раздражением. Всю ночь она не могла заснуть и металась в кровати, так что с утра встала еще более уставшей и взвинченной. Он манипулирует ею, вот что он делает. И этот железнодорожный билет – очередное тому доказательство. Так вот, никуда она не поедет. Будет знать!

Однако, пока она поднимается на лифте, кусая губы, ее начинают одолевать сомнения. А что случится, если она все же поедет? Когда лифт останавливается и она открывает решетки, в голову ей приходит мысль. Все это игра. Точно так же, как альбом с эротическими фотографиями. Так же они играли, когда еще не жили вместе и встречались по разным тайным явкам, словно прятались от кого-то. Это ей очень даже нравилось. Может быть, Тео решил таким образом ее развлечь?