Смертельно раненного перенесли в столовую.

Валентина успела еще увидеть улыбку, услышать обращенные к ней слова. Бенедикт умер на ее груди.

Дядюшка Лери еле довел Валентину до комнаты, а тетушка Лери хлопотала в это время над лишившейся чувств Атенаис.

Только Луиза, бледная, окаменевшая, не потеряла разума и способности страдать и осталась возле тела.

Через час за ней пришел Лери.

– Вашей сестрице очень худо, – удрученно проговорил старик. – Пойдите позаботьтесь о ней. А я побуду здесь.

Ничего не ответив, Луиза отправилась к сестре.

Лери уложил Валентину в постель. Лицо ее позеленело, из мрачно сверкавших глаз не скатилось ни слезинки. Руки судорожно сжимали голову, из груди вырывались хрипы.

Луиза, бледная, но внешне спокойная, взяла светильник и нагнулась над сестрой.

Когда взгляды женщин встретились, страшное ощущение пронзило обеих. Лицо Луизы выражало жестокое презрение, леденящую ненависть, черты Валентины исказил ужас, и она тщетно пыталась избежать безмолвного допроса, спрятаться от этого мстительного призрака.

– Итак, – заговорила Луиза, запустив пальцы в разметавшиеся кудри Валентины, словно желая их вырвать, – вы его убили!

– Да, я, я! – пролепетала Валентина.

– Это должно было произойти, – продолжала Луиза. – Он сам этого хотел, он связал свою судьбу с вашей судьбой, и вы его погубили. Так продолжайте же свое дело, возьмите также и мою жизнь, ибо его жизнь была и моей жизнью, и я не смогу его пережить! Знайте же, вы нанесли двойной удар! И не кичитесь тем, что вы никому не принесли зла! Так торжествуйте же! Вы победили меня! Каждый день, каждый час вы терзали мое сердце и теперь вонзили в него нож. Что ж, прекрасно, Валентина, вы завершили дело, начатое другими членами вашего семейства. Видно, мне на роду было написано терпеть от всех вас только зло! Вы дочь своей матери, вы дочь своего отца, который тоже не прочь был пролить чужую кровь! Это вы завлекли меня сюда, где мне не следовало бы появляться, это вы, как василиск, заворожили меня, удерживали здесь, чтобы без помех терзать меня. Ах, вы и представления не имеете, как я настрадалась из-за вас! Можете гордиться – успех превзошел все ваши ожидания. Вы не знали, как я любила его, того, кто сейчас лежит там, мертвый! Но вы его околдовали, и он уже не видел ничего вокруг. А я, я могла бы сделать его счастливым. Не стала бы мучить его, как вы. Я бы пожертвовала ради него тем, что лицемерно зовется безупречной репутацией, пожертвовала бы принципами, внушенными гордыней! Я не превратила бы его жизнь в каждодневную пытку. Его юность, столь прекрасная и столь сладостная, не поблекла бы из-за моей холодности и малодушия! Он не погиб бы по моей вине, истерзанный печалью и лишениями! И наконец, я не заманила бы его в ловушку, не толкнула бы в руки убийцы. Если бы он полюбил меня, он и сейчас был бы полон жизни и радужных надежд на будущее! Будь проклята ты, та, что встала на моем пути!

Осыпав Валентину проклятиями, несчастная Луиза лишилась сил и без чувств упала у кровати сестры.

Когда она пришла в себя, то уже не помнила, что наговорила сестре. Она с любовью ухаживала за Валентиной, осыпала ее ласками, обливаясь слезами. Но ей не удалось изгладить ужасное впечатление от своей горячечной исповеди. В приступе лихорадки Валентина бросалась в объятия сестры и, охваченная ужасом безумия, вымаливала прощение. Через неделю она скончалась. Вера пролила бальзам на ее душу в последние минуты, а нежность Луизы облегчила суровый переход с земли на небеса.

Луиза так исстрадалась, что ее душа, укрепившаяся под бременем бед, закалившаяся в горниле всепожирающих страстей, смогла вынести все. Эта женщина устояла под страшным ударом судьбы и осталась жить ради сына.

Пьер Блютти так и не простил себе своего рокового поступка. Его крепкий организм постепенно подтачивали угрызения совести и тоска. Он стал мрачным, гневливым, несдержанным. Все, что хоть отдаленно мог принять он за упрек, приводило его в ярость, так как в душе он сам себя упрекал еще горше. В течение года, последовавшего за трагедией, он старался не общаться с родственниками. Атенаис делала над собой нечеловеческие усилия, чтобы скрыть свой страх и отвращение, но тщетно. Тетушка Лери в свою очередь старалась не показываться зятю на глаза, а Луиза в те дни, когда он должен был появиться на ферме, уходила прочь. От всех своих горестей Пьер искал забвения в вине и вскоре стал напиваться каждый день, лишь бы оглушить свой мозг. Однажды вечером он утонул в реке, которая при белом свете луны показалась ему песчаной дорогой. Крестьяне сочли это справедливым возмездием, ибо смерть Пьера произошла день в день, час в час ровно через год после убийства Бенедикта.

За последующие несколько лет в округе случились большие перемены. Атенаис, получившая по наследству от своего крестного отца, владельца кузницы, двести тысяч франков, купила замок Рембо со всеми принадлежащими ему землями. Дядюшка Лери, послушавшись совета тщеславной жены, продал свои владения, вернее, выменял их в убыток себе (так, по крайней мере, уверяли местные сплетники) на остальные земли Рембо. Таким образом, добрые фермеры стали владельцами великолепного замка бывших господ, и молодая вдова наконец смогла удовлетворить свою страсть к роскоши, страсть, которую в ней лелеяли с раннего детства.

39

Когда сын Луизы благодаря ее стараниям закончил обучение в Париже, она получила приглашение от своих верных друзей поселиться в Рембо. Валентин стал врачом. Его тоже просили обосноваться в этих местах, где доктор Фор, слишком одряхлевший, чтобы пользовать больных, охотно передал ему свою практику.

Итак, Луиза с сыном приехали в Рембо, и добряки Лери встретили их с искренней радостью. Их поселили в гостевом домике, и это в какой-то мере утешило их. За это время юный Валентин превратился в мужчину; красота, ученость, скромность, благородные качества завоевали ему всеобщее уважение и любовь даже тех, кто не желал мириться с его происхождением. А ведь он на законном основании носил имя де Рембо! Госпожа Лери не забывала этого и не раз тихонько говорила мужу, что быть землевладельцем, не будучи сеньором, не такая уж завидная доля. Иными словами, это означало, что Атенаис недостает только имени их прежних господ. Но дядюшка Лери считал, что новоиспеченный врач слишком молод для их дочери.

– Э, да что ты такое говоришь! – возражала тетушка Лери. – Наша Атенаис вовсе не перестарок. Разве мы с тобой не однолетки? А разве из-за этого мы были менее счастливы?

Дядюшка Лери был человеком более практического склада, нежели его супруга; он твердил, что «деньги идут к деньгам», что их дочка достаточно выгодная невеста, чтобы выйти не просто за дворянина, но еще и за богача. Однако ему пришлось уступить, так как прежняя привязанность госпожи Блютти пробудилась с новой силой, когда Валентин предстал перед ней в облике взрослого прекрасного мужчины. Луиза колебалась; Валентин, снедаемый любовью и раздираемый гордыней, все же не устоял перед пламенными взорами молодой вдовушки. Атенаис стала его женой.

Однако ее по-прежнему изводил зуд честолюбия, и она требовала, чтобы во всех местных аристократических салонах о ней докладывали как о графине де Рембо. Соседи открыто насмехались над ней, кто презирая, кто завидуя. Подлинная графиня де Рембо затеяла было по этому поводу новый судебный процесс, но вскоре она скончалась, и никто не поддержал ее требований. Атенаис была счастлива, ее муж, унаследовавший от тетки ровный нрав и благоразумие, незаметно подчинил жену своей воле и ласково исправлял ее недостатки. А те, что исправить не удалось, делают Атенаис еще более привлекательной и заставляют любить ее еще сильнее, чем достоинства, – с такой очаровательной искренностью признается она в своих слабостях.

В округе осуждают тщеславие и смешные повадки семейства Лери, но ни один нищий не отходит от ворот замка с пустыми руками, ни один сосед не знает отказа в своей просьбе, и если семейство Лери высмеивают, то из зависти, а не из жалости. Если какой-нибудь прежний дружок старика Лери старается уколоть его тяжеловесной шуткой относительно перемены в их судьбе, то Лери быстро утешается. Он знает, что любой его шаг, любое его благое дело люди встречают с одобрением и признательностью.

Новая семья стала для Луизы тихой заводью после бурно прожитой жизни. Пора страстей миновала, печаль, свойственная людям верующим, накладывает печать на ее повседневные помыслы. Самая большая ее радость – это воспитывать свою внучку, светлокудрую белокожую девочку, названную именем горячо любимой Валентины и напоминающую своей еще совсем молодой бабушке обожаемую сестру, какой та была в таком же возрасте. Проходя мимо ограды деревенского кладбища, путники не раз видели прелестное дитя, играющее у ног Луизы или собирающее подснежники, чтобы украсить могилу, где покоятся рядом Валентина и Бенедикт.

Леоне Леони

1

Мы были в Венеции. Холод и дождь прогнали прохожих и карнавальные маски с площади и набережных. Ночь была темной и молчаливой. Издали доносился лишь монотонный рокот волн Адриатики, бившихся об островки, да слышались оклики вахтенных с фрегата, стерегущего вход в канал Сан-Джорджо, вперемежку с ответными возгласами с борта дозорной шхуны. Во всех палаццо и театрах шумел веселый карнавал, но за окнами все было хмуро, и свет фонарей отражался на мокрых плитах; время от времени раздавались шаги какой-нибудь запоздалой маски, закутанной в плащ.