Но нет, человек не меняется, только сила его направлена на иные препятствия, вот и все. В прежние времена он укрощал медведей и тигров, ныне он борется против общества, стремится искоренить его заблуждения и невежество. В этом его сила, а возможно, и слава. Физическая мощь сменилась мощью духовной. По мере того как из поколения в поколение дряблеет мускулатура, возрастает сила человеческого духа.

Валентина выздоравливала быстро, Бенедикт поправлялся медленнее, но непосвященные в тайну все равно считали это чудом. Госпожа де Рембо, выиграв процесс и приписав победу всецело себе, возвратилась в замок, чтобы провести несколько дней с дочерью. Убедившись, что дочь здорова, она тут же укатила в Париж. Избавившись от материнского долга, она сразу почувствовала себя моложе лет на двадцать. Валентина, отныне полная и никем не стесняемая хозяйка замка Рембо, осталась одна с бабушкой, которая, как уже известно читателю, не была докучливым ментором.

Вот тогда-то Валентина пожелала сойтись как можно ближе с сестрой. Для этого требовалось лишь согласие господина де Лансака, ибо можно было не сомневаться, что старуха маркиза с радостью встретит свою внучку. Но господин де Лансак еще ни разу не высказался достаточно открыто по этому вопросу, и это настораживало Луизу, да и сама Валентина начала сильно сомневаться в искренности мужа.

Тем не менее она решила во что бы то ни стало предложить Луизе приют в замке и была с ней подчеркнуто нежна, как бы желая восполнить недоданное сестре по милости семьи. Однако Луиза наотрез отказалась перебраться в замок.

– Нет, дорогая, – сказала она, – я не желаю, чтобы по моей вине ты навлекла на себя недовольство мужа. Моя гордость уже заранее страдает при мысли, что я поселюсь в доме, откуда меня могут прогнать. Пусть лучше все останется по-прежнему. Теперь мы видимся без помех, чего же нам еще? К тому же я не могу долго оставаться в Рембо. Воспитание моего сына еще далеко не закончено, и я должна находиться в Париже несколько лет, чтобы следить за его учением. Нам будет легче встречаться там, но пусть наша дружба пока остается сладостной тайной для нас обеих. Свет наверняка осудит тебя за то, что ты общаешься со мной, а мать, возможно, даже проклянет тебя. Вот они, наши неправедные судьи, их следует опасаться, и законы их нельзя преступать открыто. Пусть все останется по-прежнему. Пока Бенедикт нуждается в моих заботах, но через месяц, самое большее, я уеду, а пока что постараюсь видеться с тобой каждый день.

И в самом деле, сестры часто встречались, обычно в гостевом домике, где останавливался во время своих наездов в Рембо господин де Лансак. По желанию Валентины там устроили кабинет для занятий. Сюда она велела перенести свои книги и мольберт, здесь проводила почти все время, а вечерами Луиза приходила к сестре, и они беседовали до поздней ночи. Несмотря на все меры предосторожности, во всей округе теперь знали, кто такая Луиза, и слухи о ее пребывании здесь достигли наконец ушей старой маркизы. Сначала она испытала живейшую радость, в той мере, в какой ей было дано испытывать какие-либо чувства, и решила непременно позвать к себе внучку и расцеловать ее, так как в течение долгого времени Луиза была самой сильной привязанностью маркизы. Однако компаньонка старухи, особа осторожная и весьма строгих правил, полностью подчинившая себе свою госпожу, дала ей понять, что об этой встрече рано или поздно узнает госпожа де Рембо и не преминет отомстить.

– Но сейчас-то чего мне бояться, – возражала маркиза, – ведь пенсион я теперь получаю от Валентины. Разве я не в ее доме? И раз сама Валентина, как уверяют, видится тайком с сестрой, разве не порадует ее мое сочувствие?

– Госпожа де Лансак, – отвечала старуха компаньонка, – зависит от своего мужа, а вы сами знаете, что господин де Лансак не особенно-то стремится наладить с вами добрые отношения. Поостерегитесь, маркиза, зачем вам необдуманным поступком отравлять последние годы своей жизни. Ваша внучка сама не торопится вас увидеть, раз она не известила вас о своем прибытии в наши края; и даже госпожа де Лансак не сочла нужным посвятить вас в свою тайну. По моему мнению, вам следует вести себя так, как вы вели себя до сих пор, другими словами – делайте вид, что не замечаете, какой опасности подвергают себя другие, и постарайтесь любой ценой сберечь свой покой.

Совет этот пришелся по нраву старой маркизе и в конце концов был принят: она закрыла глаза на то, что происходило вокруг, и все осталось как прежде.

В первое время своего замужества Атенаис весьма жестко обходилась с Пьером Блютти; однако она не без удовольствия наблюдала, как упорно старается муж победить ее неприязнь. Такой человек, как господин де Лансак, удалился бы, уязвленный первым же отказом, но Пьер Блютти обладал талантом дипломатии не в меньшей степени, чем де Лансак. Пьер отлично видел, что пыл, с каким он старается заслужить прощение жены, унижение, с каким его вымаливает, и нелепый скандал, который он устроил в присутствии тридцати свидетелей его унижения, – все это льстит тщеславию юной фермерши. Когда друзья Пьера покидали свадебный пир, он, хотя еще и не получил прощения супруги, обменялся с ними на прощание многозначительной улыбкой, говорившей, что его отчаяние не так велико, как он хотел показать. А когда Атенаис забаррикадировала дверь спальни, он недолго думая полез в окошко. Кого бы не тронула такая решимость – мужчина готов сломать себе шею, лишь бы добиться вас. И когда на следующий день, во время завтрака, на ферму Пьера Блютти дошли вести о смерти Бенедикта, Атенаис сидела, вложив свою ручку в руку мужа, и каждый его выразительный взгляд вызывал на прелестных щечках фермерши яркую краску.

Однако сообщение о трагедии вновь вызвало утихшую было бурю. Атенаис пронзительно закричала, ее без чувств вынесли из комнаты. Когда на следующий день стало известно, что Бенедикт жив, кузина непременно пожелала его видеть. Блютти понял, что в такую минуту нельзя перечить Атенаис, тем более что старики Лери сами показали пример дочери, помчавшись к изголовью умирающего. Поэтому Пьер решил, что разумнее всего будет пойти и ему тоже и показать тем самым своей новой родне, что он уважает их горе. Он понимал, что гордость его не пострадает от подобного проявления покорности, раз Бенедикт находится без сознания и его не узнает.

Итак, он отправился с Атенаис навестить больного, и, хотя его сочувствие к Бенедикту было не совсем искренним, вел он себя вполне прилично, надеясь заслужить благосклонность жены. Вечером, несмотря на настойчивое желание Атенаис провести ночь у постели больного, тетушка Лери приказала дочери отправляться домой вместе с мужем. Усевшись вдвоем в бричку, супруги сначала дулись друг на друга, но потом Пьер Блютти решил переменить тактику. Он не только не показал, как оскорбляют его слезы жены, проливаемые по Бенедикту, – он сам стал оплакивать несчастного, как это происходит у могильной плиты. Атенаис не ожидала встретить со стороны Пьера столько великодушия и, протянув мужу руки, прижалась к нему со словами:

– Пьер, у вас доброе сердце, я постараюсь любить вас так, как вы того заслуживаете.

Когда же Блютти увидел, что Бенедикт вовсе не собирается умирать, он стал не так спокойно относиться к тому, что его супруга то и дело бегает в хижину у оврага, однако он ничем не выдавал своего неудовольствия. Когда же Бенедикт почувствовал себя крепче и даже начал ходить, ненависть снова пробудилась в сердце Пьера, и он счел, что наступило время проявить свою власть. Он был «в своем праве», как весьма тонко выражаются крестьяне, когда по счастливой случайности могут заручиться поддержкой закона, пренебрегая при этом голосом совести. Бенедикт не нуждался более в уходе кузины, ее участие могло лишь скомпрометировать ее. Излагая все эти соображения супруге, Блютти смотрел на нее многозначительно, голос его звучал столь твердо, что Атенаис, впервые видевшая мужа в таком состоянии, отлично поняла, что следует подчиниться.

Лишь несколько дней она была печальна, а потом смирилась: Пьер Блютти стал проявлять себя как полновластный супруг, оставаясь при этом страстным любовником. Это прекрасный пример того, сколь отличны предрассудки в различных слоях общества. Человек знатного происхождения и буржуа в равной мере сочли бы себя оскорбленными любовью жены к другому. Удостоверившись в этом, они не стали бы искать руки предательницы, общественное мнение заклеймило бы их позором. Если бы их обманула жена, их преследовали бы насмешками. Однако же благодаря хитроумной и дерзкой тактике, с какой Пьер Блютти повел дело, он завоевал среди односельчан почет и уважение.

– Посмотрите на Пьера Блютти, – говорили люди, желая привести в пример образец решимости, – женился на кокетке, на девице избалованной, которая и не думала скрывать, что любит другого, и даже на свадьбе устроила скандал, хотела от него уйти. И что же? Он не отступился, добился своего, не только обломал ее, а еще заставил себя полюбить. Вот это парень! Такому палец в рот не клади!

Глядя на Пьера Блютти, каждый парень в округе поклялся себе не обращать внимания, если на первых порах жена заартачится.

27

Первое время Валентина посещала домик у оврага довольно часто. Сначала ее присутствие успокаивало болезненно взбудораженного Бенедикта, но как только он окреп и ее визиты прекратились, любовь его к Валентине стала горькой и мучительной. Теперешнее его положение казалось ему непереносимым, и Луизе пришлось несколько раз брать его вечером в гостевой домик. Слабохарактерная Луиза, попавшая под власть Бенедикта, испытывала муки из-за укоров совести и не знала, как оправдать свою опрометчивость в глазах Валентины. А та со своей стороны шла навстречу опасности и радовалась, что сестра становится ее соучастницей. Она покорно отдалась воле рока, не желая заглядывать вперед, и черпала в неосмотрительности Луизы оправдание собственной слабости.