— Посмотрите и скажите мне, как далеко они скачут! — велел де Ламбаль.

— Они прямо рядом, — прошептала Александра. — По обе стороны от Януша! Ради Бога, спрячьте свою глупую голову, не то они тут же вас заметят!

— Ладно, — пробурчал майор, прячась. — Валентина, умеете ли вы стрелять?

— Н-нет… — неуверенно протянула Валентина. — Я не совсем понимаю, с чего это начинают…

— Я стреляю не хуже вас, — резко сказала Александра. — А может быть, и лучше!

Он окинул ее насмешливым взглядом:

— Ну что ж, у вас будет шанс подтвердить свое умение! Поменяйтесь местами с Валентиной. Как только я подам знак, высуньтесь из окна и пристрелите казака с вашей стороны. Я постараюсь убить своего.

Через двадцать минут он откинул с себя шубы и прильнул к окну, остро глянув на Александру.

— Их отряд уже в нескольких милях от нас, не так ли? — спросил он напряженно. — Ну так сейчас самое время! Да, сейчас!

Два выстрела грохнули почти одновременно, и оба казака завалились набок и попадали с лошадей. Лошади с громким ржанием бросились врассыпную и скоро скрылись из виду. Майор выпрыгнул из кареты и осмотрел один за другим оба трупа. Подойдя к экипажу, он поцеловал Александре руку.

— Я бы не стал вызывать вас на дуэль! — заметил он одобрительно. — Теперь я на часик-другой возьму на себя управление лошадьми, а то Януш превратится в ледышку! Мы вернемся сейчас к тому вот леску и, пожалуй, проведем там ночь. Не хотелось бы еще раз встретить ваших гостеприимных соотечественников!

— Когда же мы доберемся до Орши? — спросила его Валентина. Последний час она провела в полуобморочном состоянии. Увидев, что Александра целится из пистолета, она зажмурила глаза от ужаса. И вот теперь на снегу валяются двое убитых, один из которых на совести Александры… Впервые за все время этого опасного путешествия она почувствовала сожаление об их действиях. Она готова была перенести любые страдания и лишения, но не могла принять хладнокровного убийства ничего не подозревающих людей… Однако ни ее сестра, ни майор вовсе не казались расстроенными. Напротив, они держали друг друга за руки и смеялись.

— Так когда же мы попадем в Оршу? — повторила она.

Де Ламбаль поморщился.

— Вероятно, завтра к вечеру, или, в крайнем случае, на следующее утро, — неохотно ответил он. — Это зависит от того, будет ли еще снегопад и не встретим ли мы еще раз казаков на своем пути. То есть, строго говоря, через день-другой.

— Мне кажется, лучше ехать вперед, — сказала Валентина. — Было бы безопаснее добраться до расположения французской армии. А вы не собираетесь хоронить их?

— Кого? — удивленно переспросил майор. — Этих двоих? Нет, таких, смею сказать, нежностей им от нас не дождаться! Но не беспокойтесь, дорогая. Снег укроет их лучше всякого покрывала, и уж наверное поглубже, чем мы сможем закопать их в такой замерзшей земле! Януш! Спускайся с козел, поедешь внутри кареты!

— Но я хочу ехать прямо на Оршу, — настаивала Валентина.

Александра раздраженно накинула на себя шубу.

— Успокойся, маленькая, в жизни твоего полковника один день раньше или позже ничего не изменит! Скорее всего, его там и нет, если он вообще жив! Подумай же хоть немного о нашей жизни — моей и майора, — если уж тебе безразлична собственная!

Впервые в голосе Александры зазвучал металл в разговоре с сестрой, но уже в следующую минуту она обняла Валентину со словами:

— Ну, прости меня, маленькая, я так боялась за Поля, что немного нервна! Но все равно нам лучше поступить так, как он говорит, не можем же мы каждый раз с такой легкостью расправляться с этими казаками!

Они провели эту ночь в лесу, набившись вчетвером в карету. Януш развел костер снаружи, чтобы согреть лошадей, и этот костерок горел всю ночь напролет, слава Богу, что не было метели. Сохранить лошадей в живых была их главная задача. Они накрыли лошадей собственными одеялами и попытались привязать их крепко-накрепко друг к другу, чтобы они не теряли тепла. Костер, конечно, мог привлечь внимание казаков, но иного выхода не было. Сами они были так измотаны, что даже не испытывали голода, и все чувства у них притупились в невероятной обстановке их рискованного путешествия. Продовольствия у них хватило бы недели на две при очень экономном расходовании. Александра предусмотрела все их потребности. Она при этом рассчитала и на дополнительного едока, которого они повезут обратно. Одним словом, еды бы хватило и на полковника.

Валентина спала недолго. Она постепенно все больше и больше замерзала за эти дни… Она, конечно, слышала, как майор и ее сестра энергично любят друг друга (и тем самым согреваются). И она плакала потихоньку, ибо человек, которого она любила, был далеко, если вообще он был жив…

На третий день они уже были в расположении французской армии в Орше, а еще через три часа их препроводили в штаб Мюрата.

Он так изменился, что Валентина не сразу узнала его. За несколько месяцев он постарел на несколько лет. Мундир висел на нем, словно он был снят с кого-то другого. Он сидел за грубым деревянным столом, но в свете золотых канделябров, и пил коньяк из горлышка бутылки. Он старательно писал меморандум императору.

— Невероятно! — воскликнул он, и усталая улыбка скользнула по его лицу. — И очень трогательно! Такие хрупкие женщины — в расположении такой усталой и грязной армии! Вы мне просто обязаны рассказать о своих приключениях!

Они были приглашены выпить коньяку, и де Ламбаль стал рассказывать о своей встрече с министром Маретом, об их проезде через Борисов. Когда он дошел до истории о том, как Александра застрелила казака, Мюрат в немом удивлении поднял брови и взглянул на Александру с выражением совершенного изумления. На Валентину он, вопреки ее опасениям, почти не обращал внимания.

— А что слышно о полковнике де Шавеле, сударь? — спросил наконец майор де Ламбаль. До того Валентине казалось, что он уже не станет об этом спрашивать, и она дрожала от мысли, что ей придется самой заговорить об этом… И сейчас она резко побледнела. Рука сестры сразу нашла ее руку и сжала ее.

— К сожалению, его нет здесь с нами, — голос маршала послышался словно из другого мира, и Валентина попыталась собраться и прийти в себя, чтобы услышать пусть самую ужасную правду. — Его тяжело ранило при Бородине, беднягу! В последний раз я его видел перед сражением. Я знаю, что его эвакуировали с ранеными из Москвы. Впрочем, это было уже несколько недель назад. Больше я ничего о нем не слышал.

— Насколько серьезно его ранение? — спросила Валентина.

Мюрат задумался. По его мнению, у Валентины были уважительные мотивы. В конечном счете, она проделала сотни миль в невыносимых условиях, под угрозой смерти, и все ради того, чтобы отыскать человека, который, скорее всего, был уже убит. Это все мало походило на поведение большинства женщин; во всяком случае, тех, которых знал Мюрат. Он отводил им место исключительно в будуарах, на балу или в постели — там, где они могли быть красивыми игрушками для мужчин. Но они не разъезжали по театру военных действий по зиме и не стреляли из пистолетов в диких казаков. Он всматривался в это прекрасное лицо, которое он в свое время принял за маску лживой кокотки, и не находил точных слов.

— Я не могу припомнить подробностей, — отозвался он, наконец. — Но ранение было тяжелое. Вам следует иметь это в виду и быть готовой, если вам посчастливится встретить его живым. Я думаю, графиня, что вам уже достаточно приключений на сегодня. С вами, майор, я поговорю попозже. Сейчас бы мне хотелось как-то устроить наших очаровательных и смелых дам.

Ему больше не хотелось говорить. Он устал и был в сильнейшем расстройстве. Война была проиграна, империя — потеряна, да и сам Наполеон…

Сорок тысяч измученных голодом, промерзших, издерганных людей — вот все, что осталось от Великой армии. Люди, которых он знал, как себя, и с которыми сражался вместе по всему миру, почти все погибли в боях, от голода, мороза и прочих несчастий этой кампании. Мюрат винил в этом императора, но больше всего ему было стыдно за Бонапарта, что тот пожертвовал Неем и его отрядом арьергарда ради собственного спасения. Всего этого он не стал бы рассказывать этим милым женщинам, да и никому другому. Ему хотелось только выпить, напиться, еще хотелось женщину, да попроще, чтобы забыть обо всем и вся до самого утра…

— Где же он может находиться, если его нет с вами? — Валентина не тронулась с места, несмотря на явственный намек об окончании беседы.

— Он в арьергарде, мадам, — сказал Мюрат. — Если он, конечно, жив.

— А где арьергард? Мне надо это знать, поймите! Я поеду куда угодно, чтобы разыскать его. И раз так, мне надо будет отправиться в путь завтра поутру. Но куда мне ехать?

Майор де Ламбаль подошел к ней и попытался взять ее за руку, чтобы успокоить, но она отстранилась, не сводя глаз с маршала.

— Я не могу уйти от вас, пока не узнаю, — сказала она.

— Да один Бог знает, где теперь арьергард! — рявкнул Мюрат, сам не свой от досады. — Где-то на полдороге к Смоленску! Там Кутузов, казаки, на них наседают со всех сторон. Там всего несколько тысяч человек, вместе с ранеными, под командованием Нея. И если вы ждете от меня ответа, я скажу: по-моему, они все уже давно мертвы! Мы ждем их уже невозможно долго, но они все не подходят! Через два дня мы уйдем отсюда, иначе русские и нас раздавят! Ваш полковник убит, мадам, это вернее верного! Самое лучшее, что вам остается, это повернуть назад и отправиться восвояси! Майор, пожалуйста, выведите женщин, мне надо работать, в конце концов!

Мюрат встал и повернулся к ним спиной, нервно сцепив руки.

— Какая жестокость! — раздельно и четко произнесла Александра. — Смотрите — она в обмороке!

* * *

Валентина проснулась внезапно от невыносимой, гложущей тревоги. Они заночевали в доме, который передал в их распоряжение Мюрат, для чего пришлось сильно потеснить живших там молодых офицеров его штаба. Валентина все это осознавала как сквозь пелену и заснула после долгих рыданий в объятиях Александры. Проснувшись, она обнаружила, что постель сестры пуста. Рассвет еще только занимался. Она поняла, что ее разбудил наружный шум, но она не сразу распознала его источник. Грохот был так силен, что проходил и сквозь двойные стекла окон. Накинув одежду, она подошла к окнам, но в них ничего было не разглядеть за толстым, многослойным узором инея. Звуки за окном напоминали гром приветствий.