— Когда мы снова увидимся наедине?

— От души надеюсь, что скоро. Да никогда в жизни!

Она направилась к дверям, но Харди нагнал ее, притянул к себе и поцеловал в затылок.

— Очень скоро, — прошептал он.

— Да, дорогой, но сейчас я должна уйти.

Он вздохнул и отступил на шаг, дав ей возможность открыть дверь.

Выйдя в коридор, Виктория задержалась только для того, чтобы перевести дыхание, а затем устремилась наверх. Ей не терпелось найти Сомертона и показать ему письмо. Распахнув дверь, она обнаружила, что он с перекошенным от гнева лицом мрачно меряет шагами гостиную.

Заметив Викторию, он остановился и посмотрел на нее. О, ужас! Опять эти темно-зеленые глаза.

— Вы позволили ему целовать вас?

В этом причина его ярости? Кстати, откуда такая осведомленность?

— Вы подслушали мою частную беседу?

— Да. Увидев, как вы направляетесь в кабинет Фарли, а Ханна поднимается по лестнице, я понял, что вы не собираетесь обсуждать с ней украшения бального зала.

— И решили шпионить за мной?

Он шагнул вперед и грозно навис над ней:

— Я приехал затем, чтобы шпионить. А вот зачем вы целовали Харди?

Его необъяснимое поведение рассердило ее.

— Да какое вам до этого дело? Разве вы единственный мужчина, которому позволено прикасаться ко мне?

— Да, — отрезал он и без промедления привлек ее к себе. Его губы были жесткими, карающими… и совершенно восхитительными. А когда он резко провел языком по ее языку, она ответила на вызов. Неожиданно Виктория поймала себя на странной мысли: если бы ей зачем-то понадобилось представить себе поцелуй, вызванный ревностью, она бы представила его именно так. Впрочем, во-первых, ее никогда не целовал ревнивый мужчина, а во-вторых, Сомертон вряд ли руководствуется в своих поступках подобными чувствами.

Энтони был вне себя от гнева и ревности. Он прожил на свете двадцать восемь лет, но никогда не чувствовал себя так, как в тот момент, когда Виктория позволила Харди поцеловать ее. Пока эти двое беседовали, он находился в комнате секретаря и слышал каждое слово. Потом в кабинете воцарилась тишина. Энтони догадался, что там происходит, и у него потемнело в глазах.

Теперь он целовал ее сам, пытаясь выплеснуть переполнявшую его страсть.

Вряд ли это ему поможет. Он отстранился от нее и подошел к окну, пытаясь умерить бешеное биение сердца. Как она могла целоваться с Харди?!

— Вы не желаете объяснить мне, что все это обозначает? — требовательно спросила она.

— Нет.

— И вас больше не интересует, зачем я целовала его? Энтони сжал кулаки в попытке сдержать новую волну гнева:

— Полагаю, здесь нечего объяснять. Очевидно, вы заключили взаимовыгодное соглашение и намерены приступить к исполнению, как только мы уедем отсюда.

У нее хватило наглости рассмеяться:

— Неужели вы и, правда, поверили в то, что я готова иметь дело с этим в высшей степени омерзительным джентльменом?

— По-моему, вы были чертовски убедительны.

— Большое спасибо, — ответила она. Сомертон повернулся к ней: — Что?

— Если бы я выглядела менее убедительно, мне никогда не удалось бы вытащить у Харди из кармана вот это, — заявила Виктория, доставая из кармана сложенный листок бумаги.

— Вы украли у него письмо? — воскликнул Энтони. Она довела его до совершеннейшего исступления.

— Вам же не удавалось сблизиться с Харди. Я увидела, что он положил в карман эту бумагу, и придумала, как раздобыть ее. Теперь мы можем вернуться в Лондон.

— Дайте сюда, — потребовал он, выхватывая письмо у нее из рук и не желая даже думать о том, каким глупцом, должно быть, выглядит в ее глазах. Кажется, от ревности у него помутился рассудок.

Он прочитал письмо, и ревность сменилась бешенством.

— Как вы решились сделать это, не посоветовавшись со мной?

— Я случайно услышала ваш разговор с лордом Энкрофтом и узнала, что у Харди должно быть послание, которое вы ищете. — Она уселась в кресло, чрезвычайно довольная собой. — И я выкрала его.

— Ваши самонадеянность и глупость, вероятно, загубили все дело, — тихо сказал он.

Ее глаза испуганно распахнулись.

— Что вы имеете в виду?

Он швырнул листок бумаги ей на колени: — Это письмо к матери. Только и всего. Зато теперь Харди неизбежно заподозрит вас в краже. И подумает, что мы с вами работаем вместе.

Прикусив губу, она быстро пробежала письмо глазами и прошептала:

— Какая жалость!

— Виктория, вы все испортили. Вам не терпится отделаться от меня, вы жаждете поскорее получить мои деньги и заняться сменой любовника? Ведь ваша постель не должна пустовать. Кто там на очереди? Харди?

— Что?! — Она бросилась к выходу.

Однако Энтони еще не договорил. Он развернул ее лицом к себе и прижал спиной к двери.

— Как вы могли позволить ему целовать вас? — вновь спросил он и, не дожидаясь ответа, прижался губами к ее губам. Ему хотелось наказать Викторию и заставить понять, что отныне только он один будет ее целовать.

Энтони почувствовал прикосновение ее бархатистого языка, страсть захлестнула его. Он желал, чтобы она предложила себя ему, а не Харди. И никакому другому мужчине. Яростно раздирая пуговицы на платье, он целовал ее, пока она не вскрикнула.

Он пытался сорвать с нее платье в безумном стремлении немедленно прижаться к ее обнаженному телу, но внезапно она оттолкнула его с такой силой, что он невольно отступил на шаг назад.

— Только так вы можете заниматься любовью? — воскликнула она. — Прижав женщину к двери или к стене церкви?

Его словно с ног до головы окатили холодной водой. Что, черт возьми, с ним творится?

Она устремилась в спальню и упала на кровать. А он ринулся прочь из комнаты, словно бежал с места преступления, которое почти совершил.

Почему?

Виктория села и вытерла слезы. Почему он так обращается с ней? Ведь она пыталась помочь ему, а он повел себя самым ужасным образом. Она вспомнила, какое у него было лицо, когда он срывал с нее платье, и ее осенила чрезвычайно любопытная мысль.

Конечно, происшествие с письмом разозлило его, но он впал в бешенство еще раньше. Всему виной ее свидание с Харди. Сомертон ревновал. Злился, ревновал и не хотел, чтобы она принадлежала другому. Его карающие поцелуи были вызваны ревностью.

Виктория слегка улыбнулась. Значит, он не был равнодушен к ней. При мысли об этом ее сердце радостно забилось. Если бы она позволила, он занялся бы с ней любовью. Правда, его подход к делу кажется несколько странным, но это уже детали.

Детали? Нет. Невозможно смириться с таким обращением. Если бы он сказал ей, что ревнует, она тотчас развеяла бы все его сомнения. Он должен был поговорить с ней. Причем откровенно. А вот способен ли он на это — большой вопрос.

Что ж, она не станет его утешать. Ему придется ответить за свой поступок.

Виктория едва не рассмеялась вслух, представив себе Сомертона, молящего ее о прощении. Невероятная ситуация. Он упрям как мул. Нет, как два мула!

Она встала и вызвала горничную. Нужно принять ванну и переодеться, пока он не вернулся. Лучше всего успеть уйти из комнаты до его возвращения. У нее не было ни малейшего желания встречаться с ним. И тем более — разговаривать.

Быстро приведя себя в порядок, Виктория положила в карман злосчастное письмо. Необходимо подбросить его в кабинет, чтобы Харди нашел свое сыновнее послание и не заподозрил ее в воровстве. Выйдя в коридор, она остановилась и прислушалась: нет ли каких-нибудь звуков, указывающих на приближение Сомертона? Слава Богу, тихо.

Перед тем как спуститься по лестнице, Виктория опасливо огляделась по сторонам и устремилась вниз по ступеням. Оказавшись перед открытой дверью кабинета, она осторожно заглянула внутрь, убедилась, что там никого нет, вошла и положила письмо на пол рядом с креслом, в котором сидел Харди во время свидания. Ну, вот и славно, теперь надо поскорее покинуть кабинет и найти тихое место, где можно спокойно почитать.

— Миссис Смит? Что вы тут делаете?

Виктория остановилась и посмотрела на Харди. Действительно, что она тут делает?

— Кажется, в прошлый раз я забыла здесь свою книгу. Томик стихов. Вы не видели?

— Нет. Не помню, чтобы при вас была книга, — ответил он.

Она сосредоточенно сдвинула брови, изображая напряженную работу памяти:

— Неужели? Тогда где же я могла ее оставить?

— Не знаю. Я пришел сюда, чтобы поискать письмо. Перед нашей беседой оно лежало у меня в кармане, а потом куда-то делось.

— О, быть может, оно выпало, когда мы… — Она опустила глаза, будто воспоминание о поцелуе повергло ее в смущение.

— Возможно. — Он подошел к креслу и посмотрел на пол. — Вот оно.

И письмо вернулось в карман полосатого жилета.

— Что ж, пойду искать свою книгу. Приятного дня, мистер Харди.

— Подождите, миссис Смит. — Он подошел к ней: — Как вы думаете, мы сможем встретиться позже?

Она улыбнулась:

— Нет, мистер Харди. Я уже говорила — сначала мне нужно поставить точку в отношениях с лордом Сомертоном.

— В самом деле? — раздался хорошо знакомый ей мужской голос.

При виде Сомертона Виктория испытала двойственные чувства. Ее рассердило его внезапное появление, но в то же время она испытала большое облегчение оттого, что теперь Харди не станет пытаться снова поцеловать ее.

Сохраняя полнейшую невозмутимость, Сомертон прислонился к двери и скрестил руки на груди:

— Может быть, кто-нибудь из вас соизволит объяснить мне, что здесь происходит?

— Мистер Харди, вам лучше уйти. Я сама поговорю с лордом Сомертоном.

— Я предпочел бы остаться.

— О да, Харди, оставайтесь. — Сомертон походкой хищника вошел в кабинет. — Но давайте для начала кое-что проясним. Миссис Смит — моя любовница. Не ваша. И никогда не будет вашей.