Элисса молча подошла к одному из стеллажей и взяла бумагу, заточенное перо и бутылочку с чернилами. Разложив все это перед Ричардом, она уселась на стул и стала наблюдать за тем, как он пишет.

— Что это ты такое пишешь? — спросила она, нарушая затянувшееся молчание.

— Ты, надеюсь, знакома с творчеством Шекспира?

— Кого-кого?

Ричард придал лицу страдальческое выражение и вздохнул.

— Поскольку ты пишешь как курица лапой и не знаешь, кто такой Шекспир, я вынужден сделать вывод, что твоим образованием никто всерьез не занимался.

— Не правда, я получила образование, но занималась математикой и бухгалтерским делом, а не изящными искусствами, — возразила Элисса, глядя на то, как из-под пера Ричарда на бумаге одна за другой появляются удивительно красивые и ровные строчки.

— В таком случае мне придется восполнить пробелы в твоем образовании, — сказал Ричард, обмакивая перо в чернила. — И поверь, это доставит мне большое удовольствие.

— Я слышала что-то про Бена Джонсона, — сказала Элиста, глядя на склонившуюся над листом бумаги голову Ричарда. У него были красивой формы уши, которые Элисса сейчас и рассматривала.

— Что Джонсон! Если кто и останется в веках, так это Шекспир, — ответил Ричард. — Я бы почитал себя счастливейшим из смертных, если бы мне удалось достичь хотя бы в малой степени той выразительности, которой обладает его слог.

— Но писательство — занятие не для благородного джентльмена, — наставительно сказала Элисса.

— По-твоему, дворянину больше пристало делать записи в конторской книге? — с иронией произнес Ричард и подвинул к ней листок. — Ну, что ты скажешь о моем почерке?

Элисса оторвалась от созерцания подбородка Ричарда, перевела взгляд на написанные его рукой ровные, как стрелы, строчки и красивые округлые буквы и сказала:

— Что ж, не скрою, у тебя выходит очень красиво. Куда лучше, чем у меня, да и у всех, кого я знаю.

Ричард был счастлив, как именинник.

— Ну а раз так, почему бы записи в конторских книгах не вести мне?

— Должна признать, что мне стало бы куда легче вести хозяйство, если бы бумажная работа была сведена для меня к чтению деловых писем и подписанию счетов.

Ричард заключил ее в объятия и спросил:

— А тебе самой приходится писать деловые письма?

Объятия Ричарда опьянили Элиссу, и дыхание у нее участилось.

— Приходится. Не часто, конечно, но приходится, — ответила она.

— В таком случае я могу стать твоим секретарем, — сказал Ричард, касаясь кончиками пальцев ее щеки. — Я буду писать за тебя письма, самые разные, какие тебе только потребуются — ласковые, с выражением просьбы или глубокой почтительности, даже угрожающие.

— Ты не человек, а сам дьявол, — сказала Элисса, — все время подвергаешь меня искушениям.

— Это была всего лишь разминка, — с усмешкой произнес Ричард. — Сейчас искушения посыплются как из рога изобилия. — С этими словами он протянул руку к ее груди и начал развязывать шнуровку на корсаже.

— Ричард! — воскликнула она с наигранным возмущением.

— Слушаю тебя.

— Что эго ты делаешь?

Ричард засмеялся глубоким чувственным смехом.

— Как что? Подвергаю тебя искушению.

— Надо сказать, это искушение сильнее меня, — задыхаясь от возбуждения, произнесла Элисса, когда рука Ричарда скользнула в ее корсаж.

— Вот и хорошо. — Он усадил ее к себе на колени.

— Но где мы будем этим заниматься? Прямо здесь?

— Почему бы и нет?

— Но сейчас утро… — напомнила она, выгибая спину, чтобы облегчить ему доступ к затянутому в корсаж бюсту.

— Я знаю, который сейчас час. — Ричард прикоснулся губами к ее плечу, и она затрепетала.

Сидя у Ричарда на коленях, Элисса почувствовала, что он тоже возбужден.

— Но мы в кабинете…

— Ну и что? Разве в кабинете нет двери, которую можно закрыть? Остается только выяснить, кто ее закроет — ТЫ ИЛИ Я?

Элисса, ни слова не говоря, поднялась с его колен, подошла к двери и, заперев ее на ключ, привалилась к ней спиной: у нее вдруг ослабели ноги. Ричард поднялся с места и двинулся в ее сторону. Прижавшись бедрами к ее бедрам, он начал тереться о них, несказанно возбуждая ее и заставляя время от времени испускать тихие сладострастные стоны.

Ричард прижался к ее губам долгим нежным поцелуем и, обняв за плечи, повел к столу.

Она смотрела ему в лицо, ничего, кроме его глаз, перед собой не видела и действовала на ощупь — развязала его кружевной галстук, расстегнула на нем рубашку и коснулась его обнаженной груди. Ричард вздрогнул и напрягся, но когда Элисса стала его ласкать, немного расслабился. Все это время он трудился над завязками, стягивавшими ее корсаж. Наконец корсаж поддался его усилиям, Ричард распахнул его и стянул находившуюся под ним рубашку вниз, открывая ее груди. Он припал к ней с неистовым желанием целовать ее и ласкать.

— Прошу тебя, Ричард, — взмолилась Элисса. — Возьми меня — сейчас же!

— Вот команда, подчиниться которой я почту за счастье, — сказал Ричард, глядя на нее блестящими от вожделения глазами.

Усадив ее на край стола, он принялся торопливо развязывать завязки на своих штанах. Когда с этим было покончено, он задрал на Элиссе юбки и, раздвинув се ноги, встал между ними. Элисса обхватила его ногами и скрестила их у него за спиной.

Потом, издав низкий, едва ли не животный стон, Ричард вошел в нее. Элисса, уперев руки в шершавую поверхность стола и высоко подняв ноги, с наслаждением встречала каждый толчок проникавшего в ее лоно мужского органа. По мере того как эти движения обретали ритм, а вместе с ритмом и скорость, дыхание их становилось все более шумным и затрудненным.

Теперь к движению их тел, определявшему основной ритм соития, присоединились движения пальцев, губ и языков. Любовники, лаская самые чувствительные места друг друга, неутомимо приближались к экстазу.

Неожиданно Ричард напрягся, вздрогнул и издал глубокий протяжный стон. В это же мгновение острый, как боль. всплеск чувственной радости пронизал ее тело подобно удару кинжала, и она, чтобы не закричать, закусила губу.

Удовлетворенно вздохнув, Ричард опустил голову на ее полные груди, и она вцепилась пальцами в темные влажные завитки его волос, чтобы прижать его к себе как можно ближе.

— Как все, однако, получилось просто и естественно, — с улыбкой заметил Ричард. — Я так распалился, что позабыл обо всех имеющихся в моем арсенале любовных уловках и ухищрениях.

Она, играя его темными спутанными волосами, тихонько рассмеялась:

— Нам, чтобы обрести счастье, никакие уловки и ухищрения не нужны.


Прошло две недели. Элисса смотрела на сладко спавшего мужа. С его появлением обстановка у нее в спальне неузнаваемо переменилась: теперь здесь пахло мылом для бритья, на спинке стула висел черный мужской камзол, а под кроватью стояли высокие ботфорты со шпорами.

На стуле, где висел черный камзол Ричарда, лежали забытые жалкие атрибуты его былой писательской деятельности: выщипанное перо, глиняная бутылочка с чернилами и два или три листка бумаги. С тех пор как Ричард обосновался в Блайт-Холле, он ни разу не прикоснулся к ним, и Элисса питала надежду, что с писательской деятельностью, недостойной истинного джентльмена, покончено навсегда.

Вместо того чтобы марать бумагу, Ричард, к удовольствию Элиссы, проводил теперь время с толком. Он играл с Уилом, помогал ей вести документацию и составлять деловые письма.

Прежде, до этого брака, Элисса не думала о том, что она, в сущности, женщина несчастная и одинокая. Теперь же, с воцарением в Блайт-Холле Ричарда, она стала понимать, что в значительной степени так оно и было. Общение с Блайтом самым благотворным образом сказывалось не только на ней, но и на ее сыне, который обрел в отчиме старшего друга и наставника.

Элисса тихонько вздохнула: в очередной раз ей в голову пришла мысль, как ей и Уилу повезло, что на их горизонте появился этот человек.

После первого неудачного брака Элисса не верила, что сможет когда-либо испытывать к мужчине то всепоглощающее чувство, которое называют коротким, но емким словом «любовь». Тем не менее она полюбила Ричарда и с каждым днем, млея от восторга и счастья, все больше и больше в этом убеждалась.

Элисса всмотрелась в лицо Ричарда. Когда он бодрствовал, у него на губах частенько появлялась ироническая улыбка, а в глазах — насмешливый блеск, но когда он спал, скептические складки в уголках его рта разглаживались, и лицо приобретало невинное безмятежное выражение. Впрочем, к чувственным губам Ричарда понятие «невинность» подходило плохо: даже во сне он едва заметно вытягивал их вперед, словно готовясь к поцелую.

Элисса положила руку себе на живот. Завтра, сказала она себе. Еще один день, и сомнений в том, что она беременна, не останется. Элисса решила ничего не рассказывать мужу, пока не убедится окончательно.

Ричард шевельнулся и открыл глаза, щурясь отлившегося в комнату яркого солнечного света.

— Кто это тут бродит? Наемный убийца? — пробормотал он и, поймав Элиссу за запястье, с силой потянул на себя.

Элисса обрушилась на него всей тяжестью своего тела, на что Ричард ответил довольным урчанием разжившегося пропитанием людоеда.

— Ну вот, — жалобно протянула Элисса, — теперь у меня вся рука будет в синяках.

— А мы ее сейчас поцелуем, и все пройдет, — сказал Ричард, целуя ей руку. — Ну как, полегчало?

— Полегчало.

— Похоже, сегодня отличная погода, — произнес Ричард, отпуская Элиссу и усаживаясь на постели.

— Да, — коротко сказала она, испытывая разочарование от того, что он слишком быстро от нее отодвинулся. — И к тому же уже почти десять часов.

— Никак не могу отделаться от пагубной привычки придворного театрала просыпаться ближе к полудню.

— Ты давно уже не был ни в театре, ни при дворе.

— Давно — понятие растяжимое. В сельской местности я провел всего несколько недель, а при дворе — годы! — В глазах Ричарда заплясали веселые бесенята. — Чтобы раньше уснуть и соответственно раньше проснуться, мне нужно полностью истощить свои силы, занимаясь каким-нибудь приятным делом.