— Какая наглость! — сказал мистер Бартон с раздражением и допил четвертый стакан бренди.

Меньше чем через час за столом у комиссара собралось человек десять испуганных офицеров, чтобы обсудить, какие срочные меры нужно принять, исходя из полученных невероятных, невозможных сведений, чтобы обезопасить Лунджор от нападения мятежников и предотвратить кровопролитие, подобное тому, что произошло в Мируте и Дели.

Алекс предложил крайнюю меру — разоружить полки, но это предложение сочли оскорбительным.

— Если бы мне генерал приказал оскорбить моих людей таким образом, — резко заявил полковник Гарденен-Смит, — ему сначала пришлось бы разоружить меня и, кроме меня, всех моих офицеров!

— Ваше предложение, капитан Рэнделл, — сказал полковник Маулсен, — ниже всякой критики.

Алекс слегка пожал плечами.

— Извините, сэр. Тогда я могу предложить, чтобы мы немедленно послали женщин и детей в Наини Тай. Если можно, то сегодня. У нас еще есть время!

Опять эти слова вызвали бурю протеста. Если недовольство распространится, то путешествие будет опасным и трудным. Женщинам будет безопаснее оставаться там, где они сейчас. Трудно обеспечить сопровождение. Отправлять их в горы сейчас — значит подвергать еще большому риску.

— Но еще больший риск ждать до тех пор, когда будет уже слишком поздно, — заметил Алекс. — Мятежи в Мируте и Дели были преждевременными. Я в этом уверен. Как я вам уже говорил, у меня есть основание считать, что срок для всеобщего выступления был назначен на конец этого месяца; и это предложение основывается не только на полученной информации, но и на поведении людей в городе. У нас еще есть время отослать женщин и детей в безопасное место!

— Мы не можем этого сделать, — печально сказал полковник Гарденен-Смит. — Слишком поздно.

— Не поздно! — горячо возразил ему Алекс. — По крайней мере, есть шанс!

— Может быть. Но это шанс, которым мы не можем воспользоваться. В данный момент, безусловно, дело первостепенной важности — не обнаруживать свой страх. Вы должны понимать это.

— Я сомневаюсь в этом, — сказал полковник Маулсен, насмешливо усмехаясь. — Это как раз то, что капитан Рэнделл никогда не мог понять. И я согласен с вами, полковник. И думать нечего о том, чтобы женщины уехали. Их отъезд как раз и докажет то, что мы испугались и потеряли самообладание; я уверен, что выражаю мнение большинства, когда говорю, что делать этого не следует.

— Я согласен. Я полностью согласен, — сказал полковник Пэкер. — Наш страх может ускорить кризис, который мы хотим избежать. Мы должны положиться на Бога. Его милость нас не оставит.

— Может быть, и не оставит, — сказал Алекс сухо. — А сипаи нас оставят? Должны ли мы согласиться, что вид наших женщин и детей, которых мы отошлем в безопасное место, возмутит армию до такой степени, что вспыхнет мятеж? Как я понял, вы считаете их очень верными?

— Верность моего полка, — сказал спокойно полковник Гарденен-Смит, — никогда не подвергалась сомнению. А если я отправлю свою жену и детей — это будет вызовом и подтверждением тому, что я потерял веру в их лояльность. Я этого не сделаю. В этот раз вдвойне необходимо не терять веры и избегать любого действия, которое может быть расценено как паника.

— Что означает, — сказал Алекс сквозь зубы, — что какие-либо предохранительные меры, которые внесут изменения в обыденную жизнь, могут рассматриваться как паника.

— Вы преувеличиваете, капитан Рэнделл, — холодно проговорил полковник Гарденен-Смит. — Конечно, разумные меры предосторожности будут приняты.

— Не скажете ли, сэр, какие? — резко спросил Алекс.

За столом вдруг стало тихо. Тишина была нарушена полковником Пэкером, заявившим тоном, не терпящим возражений, что те, кто полагается на Бога, не нуждается в другом оружии.

— Вздор! — запальчиво возразил полковник Гарденен-Смит. — Бог поможет тем, кто сам себе помогает, Пэкер. Но в данном случае я полагаю, что все, что необходимо — это сохранять спокойствие. В нашей повседневной жизни не должна чувствоваться тревога и не должны быть заметны никакие изменения, это могло бы вызвать кривотолки. Именно поэтому я лично против того, чтобы отправлять женщин и детей. А что вы скажете, Бартон?

— М-мы долж-жны сохранять спокойствие, — ответил мистер Бартон. — Оч-чень шушшественно сохранять спокойствие. Где бренди?

Алекс вскочил на ноги и наклонился вперед, вцепившись руками в край стола.

— Прошу вас еще раз обдумать этот вопрос, сэр. Я прекрасно сознаю, что если мы отправим их, то это вызовет панику. Господи, я не совсем… — он с трудом овладел собой и продолжал более спокойно: — Но я думаю, что можно будет объяснить полкам, хотя бы через офицеров-индусов, что члены семей отправляются потому, что офицеры и сипаи могут понадобиться для военных действий, а не для того, чтобы быть привязанными к поселению для защиты горстки женщин.

— Я прот-тестую, — с негодованием воскликнул комиссар. — Ш-то вы имеете в виду под «горсткой женщин»? Эти милые созданья!.. Высокая ч-честь защищать их!

Алекс проигнорировал его слова.

— Я умоляю вас отправить их, пока еще есть время. Это меньшее из двух зол, и наша первейшая обязанность не их защита, а спасение страны. Гарнизон не может действовать с полной эффективностью, если в лагере будут находиться женщины, личная безопасность которых будет поставлена выше, чем военная целесообразность!..

Воспоминания о событиях предыдущего дня, когда он поехал в город за женой своего начальника, не сообразуясь с доводами рассудка, сдавили ему горло и душили его. Он стукнул ладонью по столу:

— Неужели вы не видите, что если они останутся здесь, то будут мешать нам, а наши действия окажутся бесполезными? Как человек может хладнокровно принять решение, если он знает, что будет рисковать не только собой, если существует риск гибели его жены и ребенка? Есть сотни шансов, которыми мы могли бы воспользоваться, если бы их здесь не было, и все же будем колебаться, думая об их безопасности.

Он всмотрелся в хмурые лица сидящих за столом и увидел на них сомнение и нерешительность; на миг у него появилась надежда. Тогда заговорил полковник Маулсен:

— Уважаемый капитан Рэнделл, — медленно проговорил он. — Вы позволяете своим страхам вырываться наружу. У меня такое мнение, что сведения, полученные из Дели, сильно преувеличены. И в любом случае войска у Мирута уже выступили, и я почти уверен, что Дели уже в наших руках. Но даже если это и не так, я хотел бы напомнить вам, что у нас здесь три полка пехоты, половина полка военной полиции, и даже, если бы у нас был только один — мой полк — я все равно смог бы удержать город и защитить женщин и детей, даже если бы их было вдвое больше. Как известно, толпа малодушна и труслива, хватило бы заряда картечи, чтобы охладить их пыл, если бы с их стороны были бы какие-то попытки насилия. Не далее, как вчера я выступал в защиту этого курса, но вижу, что вы предпочитаете более осторожный метод и считаете, что не надо выезжать в город. Жаль. Я же считаю, что мне нужно пустить своих людей по улицам и стрелять в каждого черного ублюдка, который осмелится пикнуть. Это быстро положило бы конец всяким глупостям!

— Слышите! Слышите! — воскликнул майор Моттишам.

— Итак, вы действительно не должны надеяться на то, что мы будем демонстрировать свою несостоятельность, эвакуируя женщин и детей, только потому что у вас сдали нервы, — заключил полковник Маулсен.

Алекс тихо сказал:

— Я только могу добавить, сэр, что в том случае, если мои худшие опасения оправдаются, я надеюсь, что вы найдете некоторое утешение от сознания того, что вы пожертвовали жизнью этих женщин и поставили под угрозу имущество компании, чтобы продемонстрировать свою уверенность в лояльности своих сипаев, которой в общем-то не существует.

Лицо полковника Маулсена внезапно побагровело от гнева, и он привстал на стуле.

— Капитан Рэнделл! Вы ведете себя нагло! Нужно ли мне напоминать вам, что вы — младший по званию и вас можно подвергнуть дисциплинарному взысканию?

— Из-за того, что я говорю правду, сэр? — Алекс перестал владеть собой, в его голосе звучала такая же ярость, как и в голосе полковника Маулсена. — Все вы тоже сомневаетесь! Все до единого! Но никто из вас не признается в этом. Вы не станете даже пытаться узнать об истинном положении дел, потому любые расследования были бы равносильны признанию того, что отсутствие лояльности среди ваших людей возможно, и потому вы предпочитаете лучше закрыть глаза, чем, как вы считаете, бросить тень на доброе имя ваших полков. Очень достойное поведение, я должен вам сказать, что в этом едва ли есть здравый смысл.

— В настоящем кризисном положении, — сказал сердито полковник Маулсен, — кого надо бояться, так это паникеров! Если мы от них избавимся, то будет только лучше! Уверяю вас, вопрос о нелояльности не стоит. Но поскольку вы сами чувствуете себя так неуверенно, я могу только предложить вам взять отпуск по болезни и немедленно отправиться в Нанни Тал!

Пальцы правой руки Алекса, лежавшей на столе, медленно сжались в кулак и также медленно разжались. Бесполезно было их убеждать. Они были довольно мужественными людьми, но они даже не понимали масштаба грозившей им опасности. Они отказывались принимать какие-то меры предосторожности, когда опасность была еще далеко, а теперь, когда она была близка, они ничего не хотели предпринимать из-за боязни обнаружить свой страх. Они ничего не делали, пока могли, и брали на себя смелость ничего не предпринимать, когда должны были действовать.

— Полностью согласен, — повторил комиссар, икая. — Должны с-сохранять спокойствие!

Алекс не стал больше ничего говорить и сидел молча, пока дискуссия не кончилась совершенно безрезультатно. А когда она закончилась, он отправил телеграмму генерал-губернатору от имени комиссара Лунджора с просьбой о предоставлении неограниченных военных полномочий. До последнего времени ближайший телеграф был в семидесяти пяти милях от Сутрагунджа, но если ехать по дороге на Хазрат-Баг, то путь составлял меньше двадцати миль, и Алекс подумал с досадой, что новая дорога доказала свою полезность в такой непредвиденной ситуации.