Мэри Кайе - В тени луны. Том 2

Вечером последнего дня апреля комиссар и его жена снова въехали в массивные ворота своего дома в Лунджоре. Двумя часами позже они уже обедали в той же самой теплой компании, которая была у них на свадьбе.

За исключением мистера Джоша Коттара, отправившегося по делам в Калькутту, они все были здесь: Лу Коттар, Крисс и Эдгар Уилкинсоны, полковник Маулсен, майор Моттишам и еще полдюжины остальных.

— Я заранее послал им приглашения, — сказал Конвей. — Я не планировал что-то грандиозное, но что плохого, если мы вместе отпразднуем наш приезд?

— Пока вас здесь не было, это место напоминало морг или молитвенное собрание, — сказала Лу Коттар. — Мне было так скучно, что на моем лице появились две лишних морщинки, а, видит Бог, их и так предостаточно. Большинство твоих подопечных дам не считают меня достаточно порядочной, поэтому без тебя меня очень редко приглашали на вечеринки. Странно, не правда ли? Возможно, они не доверяют своим мужьям! Хотя я не могу понять — почему. Ведь почти все мужья, за редким исключением, достаточно ленивы, чтобы причинить кому-либо вред.

— Кого же ты считаешь исключением, Лу? — спросил комиссар с улыбкой. — Уж не меня ли?

— Ни в коем случае, — миссис Коттар вскинула брови. — Но ты, по крайней мере, устраиваешь более-менее сносные вечеринки во всем Лунджоре.

— Но ведь не только на моих вечеринках тебе было весело, а, Лу? — сказал комиссар, дотрагиваясь до ее руки.

— Ну, это же было, по крайней мере, пять лет назад. Или, может, больше? В те времена ты был большой красивой скотиной. Помнится, я фактически потеряла две ночи, когда спала с тобой.

— Не могли бы мы это повторить?

— Тебе это не под силу. Ты слишком груб, Кон. Ты жирный и лысый и слишком много пьешь. И если бы не твои вечеринки, я решилась бы порвать с тобой. Но ты уже вошел в мои привычки, а я слишком ленива, чтобы их менять.

— Я слышал от женщин о тебе столько плохого, Лу, что просто не знаю, почему я тебя до сих пор терплю, — сердито посмотрев на нее, ответил комиссар.

— Потому, что и ты ко мне привык, и ты тоже никогда не сможешь избавиться от плохих привычек, — сказала миссис Коттар, рассмеявшись своим низким, грубым смехом.

Подойдя к пианино, она открыла крышку и, чтобы развлечь компанию, запела под свой собственный аккомпанемент:

«Ничто не изменилось», — подумала Винтер. — «Все то же самое, как-будто я и не уезжала в Лакноу».

Но это было не так. Изменилась она сама. Ни шум, ни эта беспутная вечеринка, ни вид ее мужа, обнимавшего за талию Крисс Уилкинсон, больше не возмущали и не раздражали ее. Ночь, проведенная в саду их дома в Лакноу, а затем день у реки на террасе павлиньего домика, все в ней переменили. Теперь ей хотелось ощущать ветер и слушать гром.

Если Амира права, все эти люди через несколько месяцев или даже раньше могут умереть. Амира сказала, что это будет в последний день мая, «и после этого нигде не будет безопасно». Завтра Первое мая. В английских деревнях накануне этого дня рано ложатся спать, чтобы встать с рассветом и нарвать цветов для плетения майских венков, в которые нарядится вся деревенская молодежь. Все деревья в садах стоят в цвету, в полях и лесах расцвели первоцветы и примулы, а майские деревья на лужайках разукрашены лентами. Первое мая… И еще тридцать дней… Права ли Амира? А, может быть, прав Джордж Лоуренс? Это будет… Это будет… Это уже произошло. Может, это действительно уже произошло?..

На следующее утро Винтер не уехала. Лошади нуждались в отдыхе, и она поздно встала, а после завтрака написала Алексу.

Это было короткое письмо, и вообще она писала ему впервые. Она хотела отправить его со слугой, но тот сказал, что господин Рэнделл находится в отдаленном деревенском лагере.

— Тогда кто-нибудь должен отвезти его туда, — сказала Винтер. — Пришли ко мне Юзафа.

Слуга покосился на нее из-под прикрытых век и вышел, чтобы позвать конюха.

Этот его взгляд напугал Винтер.

Внезапно она почувствовала все значение того, что произойдет, если всеобщее восстание, готовящееся в этой стране, придет в ее дом. Она никогда еще реально не представляла этого. Она подумала, что Амира может быть убита или искалечена в наказание за то, что предупредила ее. Она представляла себе и то, как Лотти и добрая миссис Эбатнот и правоверная София могут быть растерзаны воющей толпой. Раньше эти картины были как бы отстранены от нее, а внутренний голос нашептывал ей: «Мало ли бывает слухов… этого не может быть…» Но теперь, стоя в большой, холодной гостиной дома своего мужа, она впервые отчетливо поняла, что может означать такое восстание. Она подумала о том, что горстка белых людей, управляющих этой восточной страной, живет бок о бок с многомиллионным народом, ежеминутно наблюдающим за ними, слушает каждое их слово — и ждет… Невозможно уединиться в такой стране, где у тебя рядом всегда дюжина слуг, где тебя окружают кули, батраки или портные, сидящие на улицах со скрещенными ногами, где естественной принадлежностью каждой веранды являются разложенные на полу циновки.

В доме своего отца в Лакноу она доверяла слугам, но все же заботилась о том, чтобы никто из посторонних не задавал им никаких вопросов. А уж здесь-то тем более надо об этом позаботиться. Она разорвала написанное Алексу письмо, сожгла клочки, а затем написала новое. Не то, чтобы она не доверяла Юзафу, который был личным слугой Алекса, но ей хотелось предотвратить любую случайность. Поэтому, отдав ему письмо, она четко объяснила, что он должен дать понять кули и садовнику, обрезавшему в это время засохшие головки лилий на клумбе под верандой, что цель его поездки — сообщить господину капитану о возможном приезде его друга, которого она встретила в Лакноу. Он хотел бы приехать поохотиться, и так как господин капитан находится в лагере, то он должен знать об этом, если задумает оттуда уехать.

Алекс прочитал привезенное Юзафом письмо в тот же вечер при свете масляной лампы. В письме было всего две строчки, но он читал и перечитывал его, а затем аккуратно сложил и спрятал во внутренний карман костюма. После этого он тихонечко свистнул, и из темноты возникла фигура Нияза.

— Завтра мы возвращаемся, — сказал Алекс.

Нияз вскинул брови, но никак не прокомментировал неожиданный приказ, а лишь спросил, когда надо выезжать.

— В пять часов. Это необходимо. — Неожиданно для себя впервые за две недели Алекс перешел на английский. — Это то самое дело Пурана Чанда, я не могу оставить его, все остальное может подождать.

Когда он совершал поездки по районам, ему редко выпадал случай говорить на его родном языке, и он частенько обнаруживал, что думает и даже видит сны на хинди. Теперь он вернулся к английскому.

— Скажи котвалу, что я встречусь с ним на рассвете. Здесь есть еще некоторые неотложные дела. Мы выедем, как только их закончим. Где Юзаф?

— Ваша честь? — Из темноты вынырнула еще одна тень и отсалютовала.

— Передай госпоже, что я вернусь завтра или послезавтра.

Юзаф снова отдал честь и нырнул обратно в темноту, а Алекс вернулся в свою палатку и задул лампу, на которой нашли свою погибель многочисленные ползающие и летающие создания.

Нияз разложил походную кровать на открытом воздухе. Лежа на ней и наблюдая через москитную сетку за мерцанием звезд, Алекс увидел комету, пересекавшую небо с востока на запад. Она двигалась не так быстро, как падающие звезды, и оставляла за собой длинный ярко светящийся хвост, который был скорее красным, чем белым или золотым. В течение целых десяти минут все небо светилось искрами. В дюжине ярдов от себя Алекс слышал, как ворочается Нияз. Посмотрев в его сторону, он увидел его поднятую голову и понял, что тот тоже видел комету.

— Теперь они будут говорить, что это знак — или знамение, — подумал он, — я не уверен, что их можно за это винить.

Красная звезда, оставившая кроваво-красный след на небе с востока на запад. Были ли когда-нибудь такие небесные явления знамениями? Когда-то, много веков назад, по сигналу звезды белые люди ушли с Востока, чтобы, обнажив меч, нести в мир войну, и до сих пор этот меч еще не в ножнах. То, что небеса могут предсказывать будущее, было древнейшим суеверием в мире. В течение более чем трех тысячелетий люди наблюдали за небом, уверенные, что по нему можно прочесть судьбу. В жаркую погоду здешние жители спят под открытым небом — на дорогах, на плоских крышах или у дверей своих хижин. Многие ли из них видели эту красную комету? Многие ли из них восприняли ее как знамение с небес? Причем — как дурное знамение, но не из-за цвета, так как красный цвет на Востоке ассоциируется с радостью, а просто потому, что и времена, и мысли людей были дурными.

В ста ярдах от Алекса, задрав морду в небо, протяжно и печально завыла собака. Ее вой подхватили и повторяли снова и снова все собаки соседней деревни, и этот вой, перешедший в лай, образовал целый хор, как будто они лаяли на луну. Позади водоема и манговой рощи, где стояла палатка Алекса, один за другим вспыхнули огни, и тут же в храме затрубила раковина и застучал там-там.

«Они видели это, — подумал Алекс. — Так рождаются легенды».

Он слышал, как Нияз что-то пробормотал вполголоса. Похоже, это было что-то не очень лестное для местных жителей. Краснохвостая комета скрылась за манговыми деревьями, а ее отражение еще на мгновение задержалось в темных водах водоема. Свечение неба померкло, и как по команде, собаки перестали выть. Но трубный звук раковин и удары там-тамов слышались еще несколько часов и смешивались с тяжелыми снами уснувшего Алекса.