Оставались только Гарденен-Смиты, заехавшие к ней под каким-то благовидным предлогом сразу же после своего прибытия. Этот предлог объяснялся любопытством и желанием рассказать все новости о свадьбе Лотти Эбатнот, а кроме того познакомиться с человеком, занимающим такой важный пост, и выразить неодобрение поступком Винтер.

Миссис Гарденен-Смит была очень любезна с мистером Бартоном, а мистер Бартон исключительно благосклонно отнесся к ее дочери Делии, которая полностью отвечала его представлениям о красивой молодой девушке. Миссис Гарденен-Смит была в лучшем смысле слова поражена его манерами и удивлена, что его жена так неважно выглядит. Девушка, казалось, постарела на десять лет. Жуткая бледность ее лица была заметна даже в затемненной жалюзями комнате, а черные тени под глазами делали их слишком большими для ее лица. Однако Винтер сосредоточенно и с большим интересом выслушала о свадьбе Лотти. Она просила разрешения навестить миссис Гарденен-Смит и на следующий день приехала в одиннадцать часов. Но последовавший разговор был болезненным для обеих.

Мнение миссис Гарденен-Смит относительно молодых жен и их обязанностей перед мужьями — особенно такими важными и учтивыми, как комиссар Лунджора — практически ничем не отличалось от мнения Хамиды. Она не только не выразила никакого сочувствия, но была шокирована. Конечно, все мужчины выпивают! И иногда пьют слишком много и ведут себя соответственно. Но истинные леди не замечают подобных вещей. Они смотрят в другую сторону. Что же касается ее помощи Винтер сбежать от мужа, то она не собирается ей потакать. Это лишь вызовет неудовольствие комиссара. Но даже, если Винтер окончательно сойдет с ума и сбежит, она далеко не уедет, потому что закон на стороне мистера Бартона и он заставит ее вернуться. Миссис Гарденен-Смит заявила, что шокирована таким безответственным поведением Винтер, — как она вообще оказалась способной до такого додуматься! Она должна помнить, что теперь она не легкомысленная девчонка, а замужняя женщина, и что брак налагает определенные обязательства…

Винтер уезжала по пыльной тенистой дороге, ее последняя надежда лопнула. Миссис Гарденен-Смит была права точно так же, как и Хамида. Она вышла замуж за Конвея и не может убежать; потому что ей некуда бежать и потому что, как бы далеко она ни убежала, закон отошлет ее обратно к мужу. Она сама постелила себе постель и теперь должна лежать на ней.

Вернувшись в большой белый дом, ставший и ее домом, она думала, что невозможно испытать еще большее унижение и отчаяние. Так она считала до самого вечера того дня, когда, открыв дверь в прихожую, увидела Алекса Рэнделла. Тогда она поняла, что ошибалась.


В потянувшиеся за этим дни и недели Винтер очень редко виделась с Алексом и никогда с ним не разговаривала. Он не уехал из Лунджора, и она, которая когда-то — как давно, кажется, это было! — собиралась повлиять на Конвея, чтобы он отослал его, все больше радовалась этому. Тот факт, что он был здесь, даже если она не могла поговорить с ним или увидеться, был на удивление успокаивающим; одно крепкое звено в проржавевшей и прогнившей цепочке. Если когда-нибудь жизнь станет для нее невыносимой, рядом будет Алекс. По крайней мере, он не откажется помочь ей. Он знал Конвея.

Большую часть своего времени Алекс проводил в отдаленных районах округа, и когда не был в разъездах, старался избегать заходить в жилые комнаты резиденции. Но он часто бывал в офисе комиссара, и Винтер могла слышать рокот его низкого голоса, который каждый раз, когда он обращался к ее мужу, как будто терпеливо разъяснял какую-то взрослую проблему испорченному, глупому и капризному ребенку. Она догадывалась, что Алексу часто приходится сдерживаться, и недоумевала, почему, но слова миссис Коттар о том, что капитан Рэнделл выполняет всю работу, а господин Бартон присваивает себе ее результаты, очень скоро подтвердились.

Конвей редко занимал себя трудами и с удовольствием перекладывал большую их часть на плечи Алекса. Он подписывал бумаги, которые раскладывал перед ним Алекс, и соглашался с решениями, принятыми Алексом, а потом выдавая их за свои собственные. В конце концов он не стал посылать своего прошения об отставке — пошли слухи, что в следующем году генерал-губернатор собирается совершить обширную поездку, в которую включено и посещение Лунджора, и комиссар рассчитывал на возможное посвящение в рыцарство. Перспектива уйти на пенсию не только богатым человеком, но и «сэром Конвеем» очень тешила его самолюбие, и он решил отложить свою отставку на год; а кроме того, сделать этот год самым приятным. Он перестал проявлять даже малейший интерес к делам в Лунджоре, тем самым немного упростив работу Алекса, хотя из-за этого Алексу приходилось проводить больше времени в Лунджоре и меньше в округе.

Став обладателем огромного состояния, комиссар вовсю развлекался, и в резиденции всегда было полно гостей. Он заказал новую мебель из Калькутты, чтобы его дом мог соответствовать положению генерал-губернатора и его окружения, и заводил разговоры о пристройке к дому нового крыла. Он также гордился внешностью и манерами своей жены, ему льстило, что ее платья и драгоценности, а также ее молодость и красота производили впечатление на его гостей. Но он вскоре разочаровался в ней как в женщине. Больше она не кричала и не плакала, не сопротивлялась ему, но ее пассивное, неистребимое отвращение, с которым она принимала его ласки, лишало его всякого удовольствия, и он вернулся к более сговорчивой Ясмин в поисках развлечений.

Пока его интерес к своей жене полностью не угас, был короткий момент, когда Винтер нехорошо почувствовала себя после еды, хотя комиссар, кажется, нисколько не пострадал. Она вспомнила Хамиду и испугалась. Но кто в доме мог хотеть избавиться от нее? Хамида была служанкой, и ее присутствие лишало подобранную Конвеем для этих целей женщину выгодной работы. Нет, это не мог быть яд! Должно быть, у нее разыгралось воображение!

Болезнь отдалила ее от Конвея, он не заходил к ней в комнату несколько дней, и когда она наконец выздоровела, то стала есть только те блюда, что и Конвей. Она презирала себя за это, но, по крайней мере, больше не болела — и Конвей возвратился к ней.

Два дня спустя она имела еще шанс, но чудом избежала гибели. Винтер как раз собиралась принять ванну в маленькой купальне, примыкающей к ее комнате. Она располагалась в самой старой части дома, где стены были толщиной в три фута, а каменные потолки странным эхом отражали любой звук. Ванная представляла собой жестяное корыто, наполняемое с помощью кувшинов, и стояла в небольшом углублении, окруженная низким бортиком из кирпича. Ночью комнатка освещалась единственной масляной лампой, стоявшей на деревянной скамеечке возле двери, в тот раз лампа коптила. Винтер подняла ее, чтобы поправить фитиль, и это спасло ее, иначе бы она никогда не заметила кобру, которая поднялась ей навстречу из свернутых колец. Но движение лампы отбросило ее зловещую увеличенную тень на стену позади ванны.

Тень медленно зашевелилась, и Винтер на мгновение завороженно застыла, прежде чем увидела, кому она принадлежит, — тонкий, блестящий ужас, с раздвоенным язычком и раздувшимся капюшоном. Она не закричала, но дернула в испуге рукой, и фитиль, который она подкручивала, вспыхнул и погас, оставляя ее в полной темноте с шипящей, разозленной змеей. Она отпрянула назад, нащупывая дверь, и спустя вечность, найдя ее, повернула ручку и выскочила в примыкающую комнату.

Кобра была убита, но никто не мог дать подходящего объяснения, как она могла попасть в ванную. Должно быть, она проникла по трубам, через которые вытекала вода из ванной, предположил Конвей. Но это едва ли было возможно, потому что высокая веранда, окружавшая дом, поднимала пол в комнатах на три фута выше уровня земли впереди и почти на пять футов сзади, где земля шла с небольшим уклоном. Кроме того, веранда находилась через стену от ванной. Две другие стены были без окон и выводили к сточной канаве и участку земли, на котором буйно разрослось фиговое дерево, питаемое водами из ванной. Выход трубы упирался в каменную заслонку, через которую вода попадала в сточную канаву, и никакая змея не могла преодолеть такой преграды без посторонней помощи. Конечно, она могла вползти по ступенькам веранды на противоположной стороне и попасть в ванную через дверь, хотя это казалось еще более невероятным.

Винтер была потрясена больше, чем показывала. Но подобные инциденты больше не повторялись, и ей не пришло в голову, что Конвей потерял к ней интерес и перешел спать в свою комнату в связи с этими инцидентами.


Внимание!