Винтер, конечно, сперва испугается. И возможно, даже очень сильно, потому, что она, похоже, питает к этому Бартону романтическую детскую привязанность, которую она ошибочно принимает за любовь. Но в конце концов она отступит перед неизбежностью. У Карлиона существовали подозрения, что юная контесса обладает весьма незначительными познаниями относительно физиологического аспекта замужества. Что ж, тем легче она может оказаться в положении, после которого брак с другим мужчиной станет для нее практически невозможным. Он не испытывал сомнений по поводу того, что ему удастся заставить ее полюбить себя.

Он был несколько удивлен, обнаружив, что желает завоевать ее любовь почти также сильно, как и ее тело. Похоже, последнего будет несколько труднее достичь, потому что его нельзя взять силой. Но в конечном итоге он добьется своего. Слишком много женщин любили его, чтобы у него возникли какие-нибудь сомнения на этот счет.

Когда они достигли почтового бунгало, он с раздражением обнаружил, что кроме них еще какие-то путники ищут здесь пристанища на ночь, и, похоже, их было довольно много. Компания не входила в его расчеты. На мгновение ярость настолько овладела им, что он отдал безрассудное распоряжение двигаться дальше. Однако и лошади, и всадники порядком устали за день, а следующее почтовое бунгало находилось на расстоянии двенадцати миль от них. Так что, поколебавшись немного, он послал разузнать ситуацию своего носильщика из Калькутты, говорившего на довольно приличном английском для того, чтобы господин мог его понимать. Тот вскоре вернулся с сообщением, что путешественниками были всего лишь индийская леди и ее слуги. У них случилась поломка в пути, и они остановились для починки в этом почтовом бунгало. Кроме этой леди, постояльцев там было немного, так что свободных комнат для хозяина и белой мисс было предостаточно. Карлион, воспринимавший всех индусов вместе взятых с меньшим интересом, чем мебель в гостиной, испытал явное облегчение и помог Винтер выйти из кареты.

Это почтовое бунгало мало чем отличалось от других строений, уже попадавшихся им на пути. Оно стояло в стороне от дороги на огражденном пятачке земли рядом с большим нимовым деревом. Ограда представляла собой низкую каменную стену. С трех сторон к зданию была пристроена веранда. Внутри большие побеленные комнаты были практически лишены мебели. На полах лежали пыльные циновки, а белые муравьи проделали длинные тонкие, замысловатые по форме туннели из высохшей грязи на стенах и прогрызли себе путь сквозь всю немногочисленную мебель. Кровати были индийской работы, широкие и низкие, без каких-либо спинок в ногах или в головах; они выглядели довольно неуютно, но иногда, видимо, были способны обеспечить приятно проведенную ночь не только клопам.

У Винтер не было возможности захватить с собой какое-нибудь постельное белье, но Карлион уверил ее, что у него есть кое-что сносное для них обоих, и послал носильщика, которому дал строгие инструкции приготовить ее комнату. Они кое-как поужинали в общем зале бунгало, и когда луна поднялась высоко в небо, кто-то — повар сказал, что это мусульманская леди в дальней комнате на веранде — заиграл переливчатую мелодию на каком-то струнном инструменте.

Эта призрачно звучавшая мелодия была странно знакома Винтер. Она уже слышала ее когда-то раньше. Она очень устала. Ей хотелось уйти поскорее в свою комнату, где она, наконец-то, избавится от раздражающего взгляда Карлиона и необходимости казаться спокойной и собранной. Да и еда оказалась невкусной. Поэтому она очень скоро извинилась и ушла из-за стола. Выйдя на веранду, она увидела рут, крытую повозку с двумя отделениями, в которую была запряжена пара волов.

— Это принадлежало Бегам-сахиб, — ответил один из слуг в бунгало, отвечая на вопрос Винтер. — Она остановилась здесь только потому, что у нее сломалось колесо. Теперь починили. Она собирается заночевать в деревне, дальше по дороге. Она родом из Оуда и теперь возвращается домой.

Винтер повернулась и медленно пошла к двери своей комнаты. Ее широкие юбки мягко шуршали по пыльному каменному полу веранды.

«Я тоже из Оуда, — подумала она, — и тоже возвращаюсь домой».

Эта мысль воодушевила ее. Она обернулась и подала руку Карлиону, идущему за ней, поблагодарила его за помощь и компанию и пожелала ему спокойной ночи.

Карлион взял ее руку, но не отпустил. Он держал ее, сильно сжимая лихорадочно горячими пальцами, медленно поднимая к своим губам. Затем он поцеловал ее.

Это не был легкий галантный жест. Это был жадный страстный поцелуй, похожий на тот, каким он поцеловал ее однажды раньше, и который все дальнейшие события — нервный шок от известия, принесенного мистером Кэрролом, предательство Алекса, ее неистовое желание убежать к Конвею, — отбросили на задворки ее памяти. Она попыталась выдернуть руку, но он держал ее крепко, целуя снова и снова, впиваясь своим горячим, жадным поцелуем в ее прохладные губы. А когда он в конце концов поднял голову и посмотрел на нее, его глаза не были больше холодны. Они были столь же жаркими и ненасытными, как и его губы.

Он посмотрел на нее долгим взглядом, тяжело и прерывисто дыша. Щеки его заливал румянец, а глаза горели лихорадочным возбуждением, непонятным Винтер, и вместе с тем настолько сильным, что она содрогнулась всем телом и похолодела от охватившего ее первобытного страха, смутно понимая, что страсть, которую она разбудила, была уже ему неподвластна.

Она почувствовала отвращение и ярость, когда он поцеловал ее в гостиной Эбатнотов. Но страшно ей не было. Ей не пришло в голову пугаться, потому что это произошло среди бела дня, и повсюду было множество людей, которых она в случае чего могла позвать на помощь. Но теперь ей было по-настоящему страшно. Так страшно, что она на мгновение ощутила физическую боль от ощущения, которое затрепетало у нее где-то в желудке и разом высушило во рту. Наконец Карлион отпустил ее руку, и она быстро кинулась в открытую дверь своей комнаты.

Захлопнув за собой дверь, она налегла на нее всей тяжестью своего тела, в ужасе от мысли, что он может за ней последовать. Сердце бешено колотилось, зубы стучали, словно от холода. Когда же дрожащими руками она принялась искать задвижку, чтобы запереть дверь изнутри, она обнаружила только лишь пустую уключину. Задвижки на месте не оказалось.

Отсутствие задвижки вызвало в ней вторую волну болезненного ужаса. Она пробежала через всю комнату, спотыкаясь о корявые циновки, и зажгла масляную лампу, стоявшую на маленьком столике рядом с ее кроватью. Руки девушки тряслись, и ее широкий кринолин отбрасывал огромные, дрожащие тени на стены, когда она наклонилась, чтобы осмотреть то место, где должна была быть задвижка. Неровное пламя лампы ясно высвечивало те места, где были скобы, ее державшие. Так же ей стало ясно, что их убрали недавно…

Она смотрела на свое открытие несколько секунд, не в силах сдвинуться с места, болезненно размышляя про себя, сколько Карлион заплатил этому продажному носильщику из Калькутты за то, чтобы он убрал задвижку, и что этот человек подумал, получив такое распоряжение? Но столь явное доказательство его намерений неожиданно подтолкнуло ее к решительным действиям. Теперь она столкнулась не с абстрактным, а самым, что ни на есть конкретным злом. Выход был только один: ей следовало немедленно бежать. Во дворе есть лошади… Она может выйти через ванную комнату, затем через черный ход в конюшни. Там она сможет оседлать лошадь и ускакать на ней. Но она должна действовать быстро, потому что в любой момент дверь может отвориться, а ей нечего было и думать тягаться силой с Карлионом.

Винтер сняла с себя пышные верхние юбки в оборках, годные лишь для коротких прогулок в карете, и отвязала кринолин. Он шумно упал на пол. Она перешагнула через него, схватила дорожную сумку… чемодан придется оставить. Времени переодеваться не было, но без кринолина она сможет скакать верхом.

Внутренняя дверь ванной была заперта, ключа не было.

Паника охватила ее снова, но она поборола ее. Она выйдет через дверь на веранде. Другого пути нет, и ей казалось невозможным, что Карлион будет поджидать ее снаружи. Он будет оставаться в своей комнате до тех пор, пока не уедет индусская дама, а слуги в бунгало не отправятся спать. Он вряд ли предполагает, что она сбежит, ведь ей некуда бежать.

Эта мысль, пришедшая ей в голову, заставила ее остановиться. Ей, действительно, было некуда бежать. Дорога назад в Дели была перекрыта разлившимся бродом, а если она продолжит двигаться вперед, то не далеко сможет от него уйти. Вскоре он обнаружит, что она сбежала и отправится за ней в погоню. Ужаснувшая безнадежность положения сдавила горло. Она снова привалилась к двери спальни, дрожащая и ослабевшая.

Звук голосов и случайный смех донеслись до нее снаружи, и ее ухо различило позвякивание колокольчика, говорившее о том, что один из волов замотал головой. Другие путешественники, видимо, собирались уезжать. Ну, разумеется! Она попросит помощи у леди из Оуда. Конечно эта женщина не откажется помочь ей!

Винтер осторожно отворила дверь на веранду. Скрипнули петли, но веранда оказалась пуста. Огни факелов, масляных ламп и говорливая группа слуг окружала рут, а квадратное пятно света из окна дальней комнаты говорило о том, что индуска еще не ушла оттуда.

Винтер приподняла одной рукой свою длинную волочившуюся юбку, в другую взяла дорожную сумку, и побежала по озаренной лунным светом веранде.

Дверь не была заперта, она могла слышать доносившиеся из-за нее женские голоса. Глубоко вздохнув, она толкнула ее и вошла внутрь.

В комнате находились три женщины. Молодая и удивительно красивая женщина была одета в шелковую тунику и мусульманские штаны-шальвары замужней дамы. Две других, постарше, очевидно были ее служанками. Молодая женщина тихо вскрикнула от неожиданности при появлении в ее комнате незнакомки.