— Капитан полагает, что эта скверная погода сегодня ночью переменится. Вам лучше побыть здесь хотя бы сегодня. Эта каюта остается за мной до Гибралтара.
— Но… как же вы? — спросила она нерешительно.
— Обойдусь, — кратко ответил он.
Дверь каюты закрылась за ним, и вновь Винтер увидела его нескоро. В обед в дверь постучался принесший еду служитель, а к вечеру она почувствовала себя достаточно хорошо, чтобы одеться и вернуться к себе в каюту. Но это оказалось ошибкой. После покоя и уединения в его каюте, нескольких минут в обществе Лотти оказалось достаточно для возобновления тошноты. Тут было душно, воздух был кислым и спертым, а Лотти постоянно жаловалась на плохое самочувствие.
Оптимизм капитана насчет погоды оказался необоснованным, но миссис Марта Холи, оправившаяся от приступа морской болезни, пришла на помощь семье Эбатнот. Это была полная, общительная, по-матерински заботливая женщина, прежде — детская няня. Она потеряла нескольких детей в Индии, но горе и лишения не сломили ее дух, и, проведя год в Англии, работая сиделкой при немощной жене и двух детях одного полковника, она возвращалась в Индию к мужу.
— Не то, что мне эта страна по душе, мисс, — говорила она, — жару я терпеть не могу, да и чужой народ мне ни к чему. Но Олли всегда был мне хорошим мужем, а без меня он там пропадет. Эти черные ни постирать, ни починить ничего не умеют. Да, шестнадцать лет я провела в Индии. Это немало. Что-нибудь это да значит. Ну, мисс Лотти, съешьте супчику, пока я присмотрю за вашей бедной мамой. Съешьте, а то хуже будет. Я сама заставила себя съесть ихнее печенье, и вот, бегаю, как видите.
Ее энергичные хлопоты возымели нужное действие, и через четыре дня, когда, наконец, небо стало ясным, а море — спокойным, даже миссис Эбатнот вышла на палубу.
Среди пассажиров было еще несколько дам, два генерала, судья, много офицеров всех чинов, большинство — возвращались из отпуска, все хорошо известные капитану Рэнделлу: полковник Мулсон из Лунджора, закадычный друг мистера Бартона, и элегантный, хорошо воспитанный индус, прекрасно говоривший по-английски, ехавший с несколькими индийскими слугами. Это был Кишан Прасад, которого Алекс в последний раз видел под Севастополем.
Он и его слуги сразу привлекли внимание Винтер, которой их лица и знакомая речь напомнили детство и дорогое ей смуглое лицо Зобейды.
Кишан Прасад познакомился с ней однажды вечером, когда она стояла под навесом на задней палубе, глядя, как солнце садится в океан. Внезапно подул ветер, и край ее легкой шали запутался вокруг пилерса. Кишан Прасад, оказавшийся поблизости, пришел на помощь. Она мило поблагодарила его, и он уже хотел уйти, но его взгляд упал на ее левую руку. Она носила кольцо Конвея с изумрудом, то, что капитан привез из Индии. Он обратился к ней с вопросом, и только напевные интонации выдали, что он не англичанин:
— Это очень необычное кольцо. Позвольте спросить, откуда оно? Похоже, что этот камень из моей родной страны, из Рохильканда.
— Может быть, — ответила она, показывая ему кольцо, — его прислал мне мой жених, мистер Конвей Бартон.
— А, мистер Бартон! Очень интересно. Он ведь комиссар Лунджора?
— Да. Вы знаете его?
— Мы немного знакомы с мистером Бартоном. У меня есть поместье в Лунджоре.
Прасад оказался человеком приятным в обращении и интересным собеседником. Вскоре он завязал хорошие отношения с большинством пассажиров, и даже миссис Гарденен-Смит, которая считала, что индусы не должны свободно общаться с молодыми европейками, нашла его манеры очень приятными.
— Кто это? — спросила она капитана судна.
— Не из важных людей, — ответил он. — Просто богатый индус, который путешествует по всей Европе, видимо, для развлечения.
— Интересно, что ему это дает, — заметила миссис Эбатнот. — Контраст между нашими большими городами и нищетой Востока должен поражать таких людей. Лотти, дорогая, пожалуйста, отойди под навес. Веснушки — это так некрасиво.
— Да, мама, — пробормотала Лотти, глядя на компанию офицеров в дальней части палубы. «Может быть, думала она, веснушки и не идут женщине, но мужчину они могут украсить».
Лейтенант Эдвард Инглиш был крепкий молодой человек, со множеством веснушек, рыжих волос и обаяния. Его голубые глаза с восхищением смотрели на хрупкую Лотти, которая пришлась ему по душе. Он, не теряя времени, познакомился с ней, но ее мама, считавшая, что поощрять такие контакты пока преждевременно, старалась держать его на расстоянии. Конечно, ей хотелось выдать свою дорогую Лотти за достойного человека, но был ли таковым Эдвард Инглиш? Надо еще посмотреть. Времени впереди много, много и других мужчин на борту.
Среди других молодых леди следовало упомянуть мисс Делию Гарденен-Смит. Она претендовала на звание красавицы, что тревожило сердца мамаш, имевших девиц на выданье. Она была высокая, голубоглазая, склонная к полноте, с красивыми густыми каштановыми волосами. Ее мать утверждала с гордостью, что ей говорили, будто таких красивых волос не было даже у императрицы Евгении.
Гарденен-Смит — старшая, дальняя родственница одного пэра, была очень высокого мнения о своей породе, но, узнав, что с миссис Эбатнот едет девушка с титулом, родственница графов Уэйров, решила познакомиться с ней. Она сказала, что Лотти — славная девушка, а София — очаровательный ребенок, но она не знала, что сказать о контессе де лос Агвиларес. Как и другие женщины, она не могла восхищаться ее необычной красотой.
— Так ее отец был испанец? Жаль, у нее какая-то желтая кожа, и уж слишком черные волосы. А глаза! Боюсь, на востоке ее примут за свою. И по-моему, она очень скрытная.
— Пожалуй, застенчивая, — сказала миссис Эбатнот. — Она, бедная, сирота. Но она милый ребенок, и совсем не зазнается. По-моему, мистер Бартон просто счастливчик.
Зато необычный стиль Винтер пришелся по вкусу пассажирам-мужчинам. Особенно, кажется, полковнику Мулсону. Он был холостяком и бабником, и считал себя знатоком женщин. Постарев, он был вынужден платить за то, что раньше давалось само, но тщеславие не позволяло ему признать этого. Он особенно любил молоденьких, и ни одна девушка не была в безопасности от его назойливых ухаживаний. Неопытных и робких Лотти и Софию он просто запугал, но холодные темные глаза Винтер смотрели сквозь него, что никак не могло ему понравиться. И это несмотря на заверения, что он чувствует за нее особую ответственность, как за невесту лучшего друга.
Винтер удивлялась, как такой неприятный человек может быть другом Конвея, но думала, что тот по долгу службы может быть в дружеских отношениях с людьми, с которыми не стал бы дружить по личному выбору. Ради Конвея она была с ним вежлива, тем более, что здесь было нетрудно не оставаться с ним наедине, а другие мужчины также были рады пообщаться с ней.
И только один джентльмен не интересовался ею: капитан Рэнделл сказал ей не больше десяти слов, после того как она стала выходить из каюты, и, хотя он приятно общался с миссис Эбатнот, заслужив самое лестное мнение этой доброй женщины, — он ни разу не присоединился к компании вокруг невесты Бартона, и она решила, что он сознательно ее избегает.
Открытие это было для нее не из приятных, и ей пришлось напоминать себе, что он враг Конвея, и что если бы он не избегал ее, она сама была бы вынуждена это делать. То, что он в начале путешествия помог ей и ухаживал за ней с фамильярностью, извинительной только для брата, не должно перевешивать его неверности комиссару. Наверное, он и сам понимает это, потому и держится в стороне. Она не понимала лишь, какое ей до этого дело? Она даже стала сравнивать его с Конвеем, чтобы убедиться, что тот лучше.
Алекс Рэнделл был тонок, смугл и, конечно, хорош собой. Остро глядящие серые глаза были обрамлены ресницами, почти такими же длинными, как у нее самой. Хотя он был не выше среднего роста (Конвей был, по ее воспоминаниям, необычайно высок), капитан выглядел благодаря стройности и осанке, несколько выше. Но рядом с синеглазым здоровяком Конвеем Алекс казался невидным, а роскошные пшеничные усы Конвея делали его мужественнее, и он очень выигрывал рядом с немодно выбритым капитаном. К тому же Конвей великодушен, честен, и не станет, уподобляясь Рэнделлу, плохо говорить о человеке за его спиной.
И все же непонятное чувство недовольства оставалось. Мог бы он в конце концов хоть поговорить с ней? Ведь его же послали охранять ее и заботиться о ней. Тут не было кузины Джулии, с ее вечными нотациями, миссис Эбатнот была сама доброта, и Винтер должна была быть счастливой. Но этого не произошло. Несмотря на доброту новых друзей, внимание пассажиров, ее беспокоили какие-то смутные страхи и сомнения. Она не понимала саму себя, ругала себя за это, но продолжала искать глазами Рэнделла со смешанным чувством неприязни и невольного любопытства.
Однажды вечером она встретилась с ним в темном коридоре, который вел в каюту. Он посторонился, пропуская ее. Она уже собралась пройти, прижав свои широкие юбки, так как коридор был узким, но вдруг остановилась, и ее кринолин, расправившись, коснулся обеих стенок коридора, так что капитану невозможно стало пройти. Она сказала, запинаясь:
— Я… я так и не поблагодарила вас за… помощь. Вы были так добры, и я не хочу казаться неблагодарной.
Алекс молча поклонился. Бледные щеки девушки вдруг вспыхнули румянцем, и она сказала очень тихо:
— Сожалею, что… ударила вас тогда хлыстом. Это было совершенно непростительно.
— Но вполне понятно, — серьезно ответил Алекс.
Она ожидала, что он сам извинится за то, что говорил тогда, или возьмет свои слова назад, но он молчал.
Она покраснела сильнее и высокомерно подняла голову, после чего снова взялась за юбки, как вдруг корабль качнуло от внезапного порыва, и на минуту она упала на него и снова оказалась невольно в его объятиях, и снова ощутила чувство надежности, как уже было в начале путешествия. Она подняла голову с его плеча, увидела в его глазах что-то не очень похожее на злость и поспешно удалилась восвояси.
"В тени луны. Том 1" отзывы
Отзывы читателей о книге "В тени луны. Том 1". Читайте комментарии и мнения людей о произведении.
Понравилась книга? Поделитесь впечатлениями - оставьте Ваш отзыв и расскажите о книге "В тени луны. Том 1" друзьям в соцсетях.