Мэри Кайе - В тени луны. Том 1

— Винтер! Вы когда-нибудь слышали такое имя? Это вообще не имя! Молю тебя, образумься, дорогой Маркос. Ведь ты не можешь назвать эту бедную крошку таким абсурдным именем.

— Она будет наречена Винтер.

— Ну, по крайней мере, дай ей подходящее второе имя. Существует так много прекрасных простых имен. У тебя широкий выбор.

— Нет. Только Винтер.

Миссис Грантам в раздражении всплеснула руками.

— Но, мой дорогой мальчик, ты только подумай как это абсурдно звучит! Винтер де Баллестерос де лос Агвиларес.

— Так хотела Сабрина, — упрямо настаивал смущенный молодой отец.

Миссис Грантам признала свое поражение. Нет смысла спорить с Маркосом, когда он находится в таком состоянии. Если только крещение удастся отложить, можно будет попытаться переубедить его. Однако ребенок был так слаб, а его шансы выжить были настолько малы, что крещение надо было провести не откладывая, и Маркос, будучи испанцем и католиком, согласился даже на то, чтобы церемонию провел английский пастор. Холера подкосила единственного имевшегося в округе священника, а мать ребенка принадлежала к англиканской церкви. В таком подавленном настроении Маркос был готов согласиться на что угодно, однако он оставался непреклонным в отношении имени своей дочери.

— Винтер! — повторила миссис Грантам, демонстративно прикрывая лицо руками. — Бедная Рина, должно быть, была не в себе.

Однако Сабрина, бедная прекрасная Сабрина, умирая от родов в безжалостной жаре индийского мая, вполне осознавала, чего хочет. Она думала об Уэйре…

Дедушка Сабрины со стороны отца, Генри Джон Хантли Вильям, пятый граф Уэйр, женился на Селине Эмили, младшей дочери сэра Артура Вайкомбра, баронета, в начале лета 1788 года. В этом году молодой наследник воспетого в песнях и легендах «Красавчика принца Чарли» умер в изгнании в нищете.

Их союз оказался коротким, но весьма плодотворным, и пунктуально каждую весну в течение пяти лет очаровательная Селина дарила своему мужу перевязанный ленточкой сверток с пищащей капелькой жизни. В быстрой последовательности Герберт, Чарльз, Ашби, Эмили и Джони пришли друг за другом в этот мир. Но Селина, никогда не отличавшаяся завидным здоровьем, не выдержала такой нагрузки, и вскоре после рождения последнего она стала быстро угасать и вскоре умерла.

Сам же граф, будучи резким и своенравным человеком, был искренне к ней привязан и, хотя ему ко дню ее кончины не было еще и тридцати, он так и не вступил во второй брак. Вместо этого он объявил, что его дочь Эмили может вступить в права хозяйки дома, как только закончит школу. Но поскольку этот день был еще довольно далеко, он пригласил пожилую женщину, свою родственницу, для присмотра за детьми и нанимал всех, с ее точки зрения, необходимых для воспитания и обучения его детей слуг, преподавателей и гувернеров. По мнению графа, сухого и лишенного сентиментальности человека, дети не только навевали на него смертельную скуку, но и просто раздражали его. По мере того, как росли его собственные дети, он так и не изменил себе, исключение делалось лишь для младшего сына Джона.

Его первенец, Герберт, виконт Глинде, родился слабеньким и вялым, таким он и вырос — флегматичным и молчаливым юношей. В Чарльзе рано проснулся азартный интерес к картам, лошадям и обществу театральных танцоров. Близорукий Ашби интересовался книгами и исчезнувшими цивилизациями Греции и Рима и этим утолял и раздражал своего отца. Эмили ему нравилась больше. Не унаследовав красоту своей матери, она рано проявила свойственную отцу твердость характера, в свои пятнадцать лет оставив школу, и, к немалому его удивлению, стала хозяйкой дома Уэйров. Она росла обычной девочкой, доброй и прилежной, однако ей не доставало того обаяния, которое помогло бы ей завоевать расположение отца. Так же, как и три ее старшие брата, она побаивалась его. Не испытывал этого чувства только Джони.

Только Джони, последний ребенок Селины, стоивший ей жизни, вобрал в себя красоту матери и характер отца, и граф любил его, как Иаков любил Вениамина.

Джони был всеобщим любимцем. Сообразительный, красивый и самоуверенный мальчик, он полон был жаждой жизни. Всеобщая любовь не избаловала и не испортила его. В нем было что-то возвышенно-неземное, и даже не любимые отцом остальные дети обожали его.

— Мой самый любимый очаровашка Джони, — обычно говорила старая няня, и это было истинной правдой. Это был неповторимый мальчик. К пятнадцати годам ему не было в округе равных среди юношей в верховой езде, стрельбе, фехтовании и боксе. Его отец часто сожалел (хотя в глубине души и стеснялся этого чувства), что Герберт, а не Джони был его наследником.

Если бы об этом спросили самого Джони, то, возможно, он выбрал бы для этой роли младшего из своих старших братьев, поскольку порывистый Чарльз всегда был его героем. Когда же Чарльз получил младшее офицерское звание в знаменитом полку и впервые въехал в поместье Уэйр во всем великолепии украшенной золотом позументом ярко-красной формы, позвякивая саблей, Джон почувствовал, как трудно ему будет дождаться того момента, когда он наконец сможет поступить на службу короля.

Однако Чарльз уехал на войну, навстречу собственной смерти, которую он нашел на голом и каменистом склоне испанского холма, в битве при Бароссе.

Двумя годами позже, в 1813 году, Герберт, полностью сознавая свой долг наследника, женился на леди Шарлотте Фрисби, дальней кузине матери. Молодая чета не стала обзаводиться собственным домом, а осталась в Уэйре, где на следующий год у них родился мальчик, первый внук графа. Это событие в некоторой степени было омрачено тем, что Джони добился долгожданного назначения и чина корнета кавалерии.

Год спустя, в письме, присланном из Брюсселя менее, чем через три недели после своего двадцать первого дня рождения, Джони сообщил о женитьбе на Луизе Коул:

«Пожалуйста, не думайте, — писал он своему отцу, — что, поскольку эта новость столь неожиданна для вас, мой брак связан с какой-нибудь тайной. Дело в том, что отец Луизы внезапно скончался на прошлой неделе, а ее мать пожелала сразу же покинуть Брюссель, и мне ничего не оставалось, как немедленно вступить с ней в брак…»

Естественно, граф мог бы возмутиться, однако его гнев в определенной степени смягчил тот факт, что он знал о хорошей репутации отца невесты. Мистер Вильям Коул входил в состав совета директоров почтенной Ост-Индской Компании, акциями которой владел и граф, и Луиза, будучи его единственным ребенком, была состоятельной наследницей.

«Я знаю, она тебе понравится, — писал Джони своей сестре Эмили, — потому что она добрая и нежная. Ты не можешь себе представить, как я счастлив. Мне не терпится привести ее к нам в дом и представить нашей семье. Как прекрасен будет этот день!»

Однако этому дню не суждено было наступить.

Вероятно, есть доля правды в поговорке, согласно которой любимцы богов умирают молодыми. Фортуна явно насмехалась над Джони. На балу у герцогини Ричмонд в Брюсселе он танцевал в последний раз. Стройный, весело улыбающийся, ослепительный в своем красном, обшитом золотом мундире, он танцевал кадриль со своей прекрасной молодой женой. Через два дня его не стало — он был убит в кровавой бойне на поле Ватерлоо.

На некоторое время жизнь для графа Уэйра потеряла всякий смысл.

Услышав эту новость, он излил свой яростный, бесполезный гнев на судьбу. Почему Джони? Пусть один из его детей, пусть все они, но только не Джони! Он отвернулся лицом к стене и ругал Бога. Однако дни шли за днями, недели складывались в месяцы, и первое острое ощущение горя сменилось сперва глубокой обидой, а затем оцепенением от свершившегося. Никто и никогда не смог занять место Джони в его сердце, но жизнь продолжалась, и впереди еще было много работы.

Однако был один человек, которому явно не хватало силы духа графа и для которого жизнь также потеряла всякий смысл, — жена Джони Луиза. Она переехала жить в поместье Уэйр и являла собой лишь тень того прекрасного создания, которое танцевало со своим красавцем-мужем на балу герцогини Ричмонд.

Дочь Джони, Сабрина, родилась в первый день нового 1816 года, а вечером того же дня Луиза ушла из жизни, чтобы уже никогда не расставаться со своим молодым мужем. У нее не было веской причины расставаться с жизнью, кроме, пожалуй, самой простой — нежелания жить дальше. После кончины Луизы ее двоюродная сестра Эмили стала для малютки Сабрины приемной матерью, защитницей и хранительницей ее покоя в своем поместье.