Виктория Холт - В тени граната

Но лелеющей в чреве дитя Катарине было очень приятно наслаждаться нежностью супруга и возникшей вокруг них атмосферой терпимости — и вдобавок ко всему этому, воссоединение с родиной!

«Все будет хорошо,— думала Катарина.— Я счастлива, потому что научилась принимать жизнь такой, как она есть, я больше не борюсь, я принимаю. Этому, наверно, и учит жизнь».

Она ни на что не обращала особого внимания, только готовилась к своему затворничеству.

Никогда еще она не чувствовала себя такой спокойной и уверенной.

* * *

В сентябре того года из Рима прибыла кардинальская шапка.

Это величайший момент в его жизни, уверял себя Уолси, но все же был убежден: это ничто в сравнении с тем, что его ожидает.

Он решил, что страна некоролевский двор должны обратить внимание на его возвышение, нельзя позволять им думать, что прибытие кардинальской шапки вполне обычные событие.

Уолси немного рассердило, что Папа направил обычного посланника, и немедленно распорядился как можно скорее задержать того, когда он высадится с корабля.

Он объявил всему городу, что состоится грандиозная процессия, и народ — которому не нужно было ничего другого, как только наблюдать за придворными празднествами, и который из-за этого только и довольствовался своей собственной бесцветной жизнью — повалил туда тысячами.

Уолси знал, что среди зрителей будут госпожа Винтер и его дети, и эта мысль еще больше усиливала его радость.

Посланника Римского Папы убедили сменить свое простое одеяние на одежду из тонкого шелка, и тот был рад это сделать, потому что новая одежда оставалась ему в награду за участие в церемонии.

Затем он поехал верхом в Лондон и там, у Блэкхита, его встретила огромная и ярко украшенная процессия, состоящая из окружения кардинала. Все они, его высшие и низшие чины, подражали своему господину, все важничали, шествовали с напыщенным видом, который говорил: «Мы слуги великого кардинала, и поэтому мы намного выше слуг любого аристократа в стране. С нами наравне только слуги короля, и мы хотим, чтобы весь мир об этом знал».

Итак, шапку провезли через весь город, чтобы все могли ее увидеть и подивиться ей.

«Ее везут к великому кардиналу,— говорили горожане,— его любит не только народ, но и Папа Римский».

В своих покоях в Вестминстерском дворце Уолси ждал, когда ему доставят шапку.

Благоговейно взяв ее в руки, он с помпой положил ее на стол, где горели свечи.

Затем он объявил, что это большая честь для Англии и что все англичане — подданные короля — обязаны выразить шапке свое уважение. Все, даже самые важные лица, должны явиться и засвидетельствовать свое глубокое почтение.

Некоторые, особенно герцоги и пэры королевства, стали роптать, однако, король все более и более благосклонно относился к Уолси, так как Генрих считал, что не сможет обойтись без него, если хочет, как и прежде, предаваться удовольствиям. Ему доставляло особое удовлетворение, что пока он на охоте весь день, что в это время друг Томас занимается государственными делами. Он верил в этого человека, поднявшегося из самых низов. Он доказал, что обладает исключительными способностями.

Поэтому Уолси настоял на том, чтобы все эти недовольные аристократы, главным среди которых был герцог Бэкингем, явились и засвидетельствовали свое почтение его кардинальской шапке. Они сдались, один за другим, так что Уолси получил не только кардинальскую шапку, но и ненависть и зависть почти всех честолюбцев Англии.

Ему же было все равно! Хоть Катарина и верила, что это ее год, Томас Уолси знал, что этот год его.

Год еще не закончился, а он уже мог подсчитать, чего добился: кардинал Уолси, папский легат, архиепископ Йоркский и лорд-канцлер Англии, премьер министр государства. Среди подданных короля он был самым богатым человеком в Англии, и многие считали, что его богатства превосходят богатства Генриха. Он распоряжался всеми приходами, в его руках были сосредоточены монастыри и епархии, богатейшими среди которых были Йорк и Дарэм, Бат и Херфорд; у него были также аббатства Сент-Олбанс и Линкольн.

В этой стране он поднялся на самую вершину, но верил, что это еще не конец. Рим - вот куда был направлен его пристальный взор.

Фердинанд часто думал о своей дочери в Англии. В последнее время он действительно начал размышлять о прошлом, чем раньше никогда не занимался. Возможно, это объяснялось тем, что его здоровье быстро ухудшалось. Руки и ноги у него раздулись от водянки; ему хотелось дать им покой, его мучило удушье, находиться в четырех стенах с больным сердцем ему не следовало.

По временам у него наступало удушье, а потом приходили эти воспоминания. Его не беспокоила совесть. Всю свою жизнь он был борцом и знал, что только борьба и интриги помогут ему удержать то, что у него было.

До него дошли тревожные слухи о том, что Генрих Английский считает, что его супруга не в состоянии рожать здоровых детей, потому что до сих пор ни один из них не выжил. Фердинанду было известно, что кроется за такими слухами.

Но Катарина сильная, говорил он себе. Она истинная дочь своей матери. Она будет знать, как сохранить свое положение.

Не стоило беспокоиться о дочери; единственное, что его занимало,— как удержать искру в своем теле.

Он чувствовал себя лучше только на открытом воздухе. Близость города была ему невыносима, так как воздух там, казалось, душил его. Он не хотел себе признаться в том, что стар, не осмеливался в этом признаться. Если бы он признался в этом, юный Карл начал бы подступать к нему, желая вырвать корону.

Юный Карл сердил его. Этот юнец не знал Испании и даже не говорил по-испански. Он настоящий фламандец, от макушки головы с соломенного цвета волосами до кончиков пальцев этих нескладных ног — если верить полученным сведениям. Он не мог держаться с достоинством, как испанец.

«Если б я мог поставить на его место его брата Фердинанда, как бы охотно я это сделал». Фердинанд с нежностью подумал о своем внуке, носящем то же имя, что и он. Он был ему как сын. Он распорядился, чтобы мальчика воспитывали как испанского гранда, и сам следил за его образованием. Он любил юного Фердинанда.

Глаза у него вспыхнули. Почему бы ему не передать свои владения Фердинанду?

Он рассмеялся, представив неодобрительное лицо Хименеса, который станет напоминать ему о его долге и о том, что наследником является старший из сыновей Хуаны — Карл. Хименес будет непреклонно следовать своему долгу. Но будет ли? Ведь он тоже очень привязан к юному Фердинанду.

Но он проживет еще много лет, уверял он себя, отказываясь думать о смерти. Да, ему уже почти шестьдесят четыре года — преклонный возраст, но его отец прожил намного больше, и если бы не водянка и это проклятое удушье, то он бы не чувствовал своего возраста. У него молодая жена, и он до сих пор старался доказать ей, что молод, хотя начал опасаться, что постоянное применение возбуждающих средств усугубляет его состояние.

Пока он сидел так, погруженный в размышления, к нему присоединился герцог Альба, который бросил на него проницательный взгляд и сказал:

— Ваше Величество жаждет подышать свежим воздухом за городом. Приезжайте ко мне в Пласенсию. Там много оленей и хорошая охота.

При мысли об охоте Фердинанд опять почувствовал себя молодым.

— Давайте поедем сегодня же,— сказал он.

Когда они выехали за город, он начал глубоко вдыхать декабрьский воздух. «Ах,— подумал он,— как мне здесь нравится. Здесь я вновь молодой человек». Он посмотрел на ехавшую рядом Гермэну. Она была так свежа и юна, что ему доставляло удовольствие смотреть на нее, однако, мысли его на мгновение обратились к его жене Изабелле, что была старше него на год, и у него внезапно возникло желание вернуться в те дни, когда они с Изабеллой боролись за королевство, а иногда и за главенство друг над другом.

Как обычно, свежий воздух оказал благотворное действие, и он решил, что, если дневная охота не будет продолжаться слишком долго, он сможет ей насладиться. Заботясь о его здоровье, Альба распорядился, чтобы охота закончилась, как только король начнет уставать, и Фердинанд почувствовал себя лучше.

Он решил, что в январе совершит поездку в Андалузию, ибо он был не из тех, кто пренебрегает государственными делами ради удовольствий.

Возможно, охота шла слишком напряженно или, возможно, поездка была слишком утомительной, но Фердинанду стало так трудно дышать, что, когда они подъехали к деревушке Мадригалехо недалеко от Трухильо, он не смог ехать дальше.

Его спутники были в ужасе, потому что здесь не оказалось подходящего помещения для короля. И все же они должны были остановиться; пришедшие из деревни монахи сообщили, что у них есть скромное жилище, которое они предоставят в распоряжение короля.

Домишко был на самом деле маленький; за всю свою полную приключений жизнь Фердинанд вряд ли останавливался в таком месте, но он знал, что дальше ехать не может, поэтому с трудом выдавил слова благодарности монахам и позволил уложить себя на грубую кровать.

Когда он оглядел небольшую комнату, его лицо исказила гримаса. Так вот где самый честолюбивый человек в Европе проведет свои последние дни на земле?

И тут же посмеялся над собой. Его последние дни! Его всегда было нелегко победить, да и теперь он этого не допустит. Немного отдохнув, он будет готов продолжить свою поездку; достаточно одного урока — он будет больше отдыхать, откажется от своих омолаживающих эликсиров и будет вести такой образ жизни, который больше пристал человеку его возраста. Снизив физическую нагрузку, он сможет направлять государственные дела, лежа на кушетке. Благодарение Богу, он полностью владеет своими умственными способностями.