— Он умер, — ответила Анна.

Виктория неожиданно растеряла весь свой запас бодрости. «Как же ей рассказать о том, зачем я приехала?» — задумалась Анна.

— О! — Виктория смущенно взглянула на подругу. — Мне очень жаль, — тихо добавила она.

— Он заболел. Чахотка, понимаешь… — Анна старалась не думать о Калебе. Она прикладывала максимум усилий, чтобы запомнить его крепким, здоровым человеком, от которого она позже родила дочь, но всегда видела перед собой лишь слабеющего, кашляющего кровью Калеба. — Смерть стала для него настоящим избавлением, — добавила она и потупила взор.

Прошло много времени, с тех пор как девушки расстались на корабле. Они не виделись три года, но Анне казалось, что прошли десятилетия. Нельзя было просто взять и высказать свою просьбу.

— А как у тебя дела, Виктория? — спросила она в ответ.

Виктория рассмеялась.

— Ах, да что там! Дела у меня хорошо. Все так, как я и хотела. Здесь у меня есть все, что я пожелаю. У нас часто собираются гости. Мы устраиваем приемы и все такое, иногда выбираемся в Сальту на карнавал, на большую процессию, например пятнадцатого сентября. Жаль, что ты немного опоздала, я бы с удовольствием тебе все показала. Это впечатляющее зрелище. — Она одарила Анну сияющей улыбкой. — Ты немного осмотрелась в Сальте? Это такой красивый город. Сальту так и называют — «Красавица». — Она тут же протянула руки: — Ты же видишь, тут все так, как я тебе описывала на «Космосе», вот только… — Виктория на мгновенье замолчала и нахмурилась. — Вот только тут больше нет молодых женщин моего возраста, и иногда я скучаю. Поэтому я очень рада, что ты внесешь в мою жизнь немного разнообразия.

— Как поживает Умберто?

— Хорошо. Много работает.

— Он, наверное, очень обрадовался, когда увидел тебя вновь?

— О да, очень. — Виктория энергичными движениями разгладила юбку, а потом улыбнулась Анне. — У нас уже двое детей: двухлетняя Эстелла и крошка Пако. Ему всего три месяца.

— Как здорово! А у меня тоже есть дочь — Марлена. В конце года ей исполнится два года. — Анна взглянула в окно. Со двора снова донеслись голоса. — Я так по ней скучаю, — печально произнесла она.

Спустя мгновение на нее нахлынули воспоминания о Марлене. Потом она опять посмотрела на Викторию. Та внимательно разглядывала Анну и, очевидно, не слушала, что она говорит. Но, наверное, это и к лучшему. Это были ее заботы, а не Виктории.

— Сейчас нам нужно что-нибудь подобрать тебе из одежды, — сказала Виктория, — а потом мы сочиним какую-нибудь историю. Помнишь, как тогда на корабле. Вот было весело!

«Ты сочинила историю, — подумала Анна, и по ее спине пробежал холодок, — а мне потом было совсем не весело». Но она решила промолчать. В один миг Анна осознала, что все будет непросто.


Эстансия семьи Сантос оказалась огромной. От Виктории Анна узнала, что тут они производят все необходимое, а излишки продают. Здесь жили овцы, крупный рогатый скот, дойные коровы, куры, несколько свиней. На большей части полей выращивали маис, на некоторых — табак. В огромном саду собирали фрукты и овощи. Здесь делали даже собственное вино, очень неплохое на вкус.

Анна не могла не заметить роскошной обстановки дома, той своеобразной смеси европейского, местного и даже индейского стилей, которые превращали Санта-Селию в уникальный ансамбль. Путь к первому патио лежал через холл, из внутреннего дворика можно было попасть в кабинеты и гостиные. На втором этаже находились комнаты с небольшими балкончиками. Виктория рассказала, что в этой части дома обычно живут замужние дочери и женатые сыновья, но сейчас комнаты пустовали. Иногда там ночевали гости. Во второй внутренний дворик, на нижнем этаже, выходили комнаты Умберто и Виктории.

Второй, гораздо больший патио соединялся коридором с первым. Здесь в основном и кипела жизнь семьи Сантос. Войдя сюда, Анна с удивлением обнаружила, что рядом с заросшей, дикой частью, напоминавшей маленькие джунгли, был разбит сад с колодцем. Лимонные, апельсиновые деревья, а также коралловое дерево затеняли двор. В дальнем конце располагалась кухня, а кроме того, кладовые и комнаты для прислуги. За ними находилось отхожее место. Перед входом туда росла катальпа, аромат цветов которой заглушал неприятные запахи.

В тот день Виктория показала Анне главный зал, где висели портреты членов их семьи. Гостью удивил статный патриарх дон Рикардо и его красавица жена — донья Офелия. Гордая и неприступная, она строго смотрела на гостей сверху вниз, как генерал, который инспектирует свои войска.

— Она же де Гарай, — неожиданно бросила Виктория.

— Что? — Анна озадаченно взглянула на подругу.

— Родственница основателя Буэнос-Айреса. По крайней мере, так она говорит. Позже их семья обнищала, не по своей вине, конечно. — Виктория скорчила гримасу, когда Анна внимательно посмотрела на нее. — Я как-то видела дом ее семьи в Сальте.

«Не показалось ли мне это? Лицо Виктории вновь стало напряженным. Наверное, я ошиблась», — подумала Анна. Она перевела взгляд на портрет мужа Виктории.

Умберто и впрямь оказался очень красивым, таким же, как о нем рассказывала Виктория. Впрочем, когда Анна сравнила изображение с оригиналом, она поняла, что, очевидно, за последние годы он располнел.

Дети Виктории были милыми и выглядели очень счастливыми. У маленькой Эстеллы были черные, как у отца, волосы, но в остальном она была копией матери. У нее были такие же сияющие голубые глаза. Уже сейчас в чертах и поведении девочки сквозило некоторое упрямство, из-за которого, как полагала Анна, девочка могла быть склонной к спорам. Малышка казалась избалованной, но можно ли ее в этом винить? Мать и дед исполняли любые ее желания.

У маленького Пако цвет кожи был чуть темнее, чем у сестры, черные волосы и любопытные глаза напоминали отцовские. Он, конечно, был еще слишком мал, чтобы принимать участие в семейной жизни, и в основном спал на руках своей воспитательницы Розалии — маленькой индианки. Нос с горбинкой и темная матовая кожа ребенка заворожили Анну. «Вот где настоящее семейное счастье», — подумала она в первый вечер, когда сидела с семьей Виктории на веранде и слушала, как суматоху дня сменяют ночные шорохи и стрекот цикад.

От одной мысли о том, что придется вторгнуться в этот мир со своими проблемами, у Анны начинались спазмы в желудке. Люди на Санта-Селии были так добры к ней. Дон Рикардо и его сын старательно пытались вовлечь гостью в разговор. Донья Офелия даже предложила съездить вместе с ней в Сальту на исповедь, которую сама регулярно посещала в монастыре монахов-кармелитов, построенном в честь святого Бернарда — покровителя Сальты.

Виктория по-хозяйски взяла Анну за правую руку.

— Дайте же ей прийти в себя. Она только что прибыла из Сальты. Может, Анне совершенно не хочется сразу же туда возвращаться после того, что с ней там случилось.

Конечно, Анна рассказала Сантосам о своих злоключениях, и дон Рикардо предложил задействовать свои связи, чтобы привлечь вора к ответственности. С неприятным чувством в желудке Анна отказалась. Она старательно подыскивала слова, но испанский ей давался с трудом.

— Вся Сальта — сплошное болото, — тихо смеясь, сказал Умберто. — Можно, конечно, подумать, что здесь рай: много солнца, сухой климат. Но снизу постоянно подступает влага. Остряки называют наш прекрасный город большим приютом для больных. Каждый год люди мрут от холеры, оспы, дифтерии, малярии…

Взмахом руки дон Рикардо заставил сына замолчать.

— Не слушайте его, сеньора…

— Вайнбреннер.

— Ах да, Вайнбреннер. — Фамилия Анны прозвучала из уст дона Рикардо как-то странно. Он приветливо улыбнулся девушке: — Могу я называть вас просто Анна?

Он произносил «Ана», не «Анна», коротко, так говорят немцы. Гостья кивнула и тут же почувствовала на себе пронизывающий взгляд доньи Офелии. Анна растерянно склонилась над тарелкой с эспанадос — конвертиками из теста с фруктовой начинкой, которые ей любезно протянула девочка-индианка. Кормили на эстансии хорошо, но у Анны просто язык не поворачивался заговорить о том, ради чего она проделала такой путь. В мыслях она уже сотни раз все сформулировала, но никак не решалась произнести это вслух. Сантосы встретили ее с распростертыми объятиями, как дорогую гостью. Виктория подарила ей свою одежду, ведь та, что была на Анне, после долгой дороги изорвалась и так испачкалась, что отстирать ее не было никакой возможности. Чего же еще Анне желать? Девушка взяла с тарелки пару виноградин. Это будет проявлением неблагодарности. Она знала, что ей даже думать об этом нельзя. Но Анна напомнила себе, что приехала сюда, чтобы ее семье, и прежде всего Марлене, жилось лучше.

— Как хорошо, что ты решила меня навестить! — неожиданно воскликнула Виктория уже не в первый раз и крепко взяла подругу за руку, когда они позже гуляли по саду.

Анна подавила вздох. Почему Виктория никак не может догадаться об истинной причине ее визита? Неужели она действительно верит в то, что Анна проделала долгий путь от Буэнос-Айреса на север только ради того, чтобы повидаться с девушкой, с которой случайно познакомилась на корабле? Почему Виктория не спрашивает, что привело ее в Сальту?

Анна вздохнула и решилась.

— Виктория, — тихо произнесла она. — Виктория, я…

— Чаю с молоком?

Они подошли к столику, на котором стоял графин с манящей карамельно-коричневой жидкостью. После обеда прошел дождь, и с веток падали крупные капли.

— Для этого времени года уже совсем тепло, — заметила Виктория.

И еще до того, как Анна успела что-либо ответить, она уже держала в руке стакан. Виктория налила напиток и себе и сразу же сделала большой глоток.