— Вот поэтому-то его и надо выслать, — продолжила Гудрун. — Кто может сомневаться в том, что на его фоне ты не выдерживаешь никакого сравнения. — Она выразительно повела головой, а Хаакон едва удержался от того, чтобы не влепить ей здоровую пощечину.

— Высокого же ты обо мне мнения, — язвительно заметил он.

— Я гораздо полезнее для тебя, чем ты думаешь. И повторяю — его надо изгнать. Хорошо уже то, что у него нет земли, а теперь благодаря шторму, и корабля. Трудно ему будет найти средства для того, чтобы торговать здесь.

— Думаю, что деньги у него теперь, после того, как он доставил Магнусу его дочь, будут. Теперь он сумеет купить боевые корабли, нанять экипажи, может быть, даже пригласить своих ютландских наемников и обрушиться на Трондберген. И ярлы, что вполне вероятно, поддержат эту дерзкую попытку, стоит ему только начать. А из-за чего возникли все эти напасти? Да из-за этой самой, будь она неладна, награды Магнуса. Это все, наверное, проделки его полусаксонского отродья?

— Хорошо, что хоть ты и бездетная, но не безмозглая.

Стрела попала точно в цель, и Гудрун медленно отошла, плотно сжав челюсти, чтобы не ответить такой же колкостью.

— Я только хотела… — начала она и не успела закончить.

Хаакон резким движением руки указал ей на дверь.

— Уходи! — грубо скомандовал он. — Моя голова и без тебя раскалывается. Я чувствую, что если ты останешься, то она просто развалится на части.

Гудрун хорошо знала, что перечить Хаакону, когда он в таком мрачном настроении, лучше не стоит.

— Буду рада доставить вам удовольствие, мой господин, — спокойно произнесла она. Выдержав небольшую паузу, она вышла из комнаты, сердито задернув за собой шторы.

— Тоже мне удовольствие, — негромко проворчал Хаакон, хотя ему было все равно, слышит его Гудрун или нет. — Что-то не тянет меня валяться с этой мегерой.

Гудрун никогда не блистала красотой, но в первое время после того, как ее откопала Ингрид, казалась вполне сносной. То, чего у ней не хватало по части внешности, с лихвой искупалось денежными мешками ее семейства.

И то сказать, больше всего в Гудрун его привлекало то, что ее отец ярл Хальфдан пользовался большой властью. При своей жизни свекор помогал укреплять весьма шаткое положение Хаакона в качестве короля. Теперь же, каких-нибудь два года после того, как он, скрепя сердце, согласился с матримониальным выбором матери, Хальфдана не стало, и Хаакон начал горько сожалеть о своем поспешном согласии на этот брак, политический смысл которого исчез, а становившаяся все более несносной жена осталась.

Так сколько же серебра получил Торгун? Хаакон знал только одно — много. Точной цифры Торгуй не назвал, однако зная богатство Магнуса, Хаакон опасался того, что это довольно много.

Надо встретиться со стариком и убедить его в том, чтобы под благовидным предлогом он взял награду обратно. В самом крайнем случае, следует определить, на какую власть с такими деньгами может претендовать Торгуй.

Ладно, на сегодня хватит. Завтра еще не поздно посетить дом Магнуса, а пока стоит отдать должное меду. Хаакон наполнил, а затем и опорожнил целый кубок, на дне которого он хотел утопить страх за свое будущее.

С тех пор, как Бретана и Бронвин встретились, они проводили время в бесконечном обсуждении невероятных событий, которые произошли с ними с момента их последней встречи.

Поборов смущение, Бретана рассказала о своих интимных отношениях с бывшим недругом. Она ожидала, что Бронвин устроит ей по этому поводу хорошую головомойку и поэтому была немало удивлена, что Бронвин поняла все как надо.

Бронвин нежно улыбнулась своей питомице и шишковатыми пальцами своей руки (увы, возраст) поправила непослушную прядь ее прекрасных белокурых волос.

— Теперь моя девочка выйдет замуж, а потом… Лицо Бретаны осветилось мягкой ответной улыбкой.

— Если на то будет милость Божья или, скорее, Магнуса. Торгун обещал скоро поговорить с ним. Я, наверное, сильно испортила дело своим несносным поведением. О, Бронвин, я и не знаю, смогу ли когда-нибудь помириться с этим незнакомым человеком, которого должна называть своим отцом.

Бронвин попыталась облегчить тяжелое бремя Бретаны.

— Конечно, он не всегда поступал безупречно, однако, судя по твоему рассказу, сейчас пытается все поправить. Может, в твоем сердце никогда не заговорит любовь к нему, но ты хоть попытайся сдерживать к нему свою неприязнь.

Задача была непомерно трудной, может быть, даже невыполнимой, однако Бретана знала, что Бронвин права. Она ничего не добьется, если по-прежнему будет враждебна к старому викингу и, наоборот, хорошие отношения принесут и хорошие результаты. Пусть это будет трудно, но дочь Магнуса решила постараться все исправить.

— Тебе нравится баранина?

— О да, очень. Вообще-то я люблю перепелок, однако на острове мы ими просто пресытились.

— Когда я был в Англии, я там не ужинал. Бретана понимала, что Магнус старается наладить беседу и очень хотела, чтобы он не делал этого. Ведь на самом деле ему было все равно, что она ела на ужин в Нортумбрии, но ведь она обещала Торгуну сделать шаг к примирению.

— Там тоже часто подают баранину, а также говядину и другое мясо, и такие же, как здесь, фрукты, вот некоторые приправы немного другие. И мы совсем не употребляем кое-какие деликатесы. Вот, например, до прибытия Эйнара я совсем не пробовала то, что вы называете лютефиск.

— Я могу сказать своему повару, чтобы он приготовил для тебя это.

Бретана и сама не понимала, кто ее тянул за язык упоминать эту гнусную рыбу. С Магнусом было трудно наладить беседу даже на самую незамысловатую тему.

— Не стоит. Я бы не хотела никого затруднять. Меня вполне устраивает все то, что вы сами обычно едите.

— Пустяки. А мне это доставит удовольствие. Завтра эта рыба будет на столе.

— Прекрасно.

Бретана чуть было не поперхнулась от одного только воспоминания о пересоленной рыбе. Может, завтра ее желудок как-нибудь справится с ней.

— А постель у тебя удобная?

— Да, никакого сравнения со скамьей, на которой я спала на острове. И, конечно же, лучше чем на корабле.

По лицу Мангуса пробежала тень печали. — Ты так исстрадалась в этом путешествии.

Я опечален тем, что мое желание видеть тебя рядом так дорого стоило тебе. Но теперь моя дочь здесь, со мной, и я едва нахожу слова, чтобы описать свою радость. Тебе трудно называть меня отцом?

Он опустил голову и ждал ответа.

Бретана никак не могла пересилить себя и назвать отцом жестокосердного человека, который купил ее мать. Но ведь завтра придет Торгун и поэтому не стоит гневить человека, который обладал такой властью над ее судьбой.

— Я попытаюсь… отец.

Она с трудом выдавила из себя это слово. И Магнус, и она сама понимали это, поэтому она ухватилась за первый пришедший ей в голову предлог, чтобы покончить с неловким для обоих положением.

— Я так устала от всех этих путешествий. Можно мне уйти?

— Конечно.

Магнус надеялся, что она хорошо выспится и станет более покладистой. Хорошо уже то, что положение не ухудшается.

Условия, которые ей обеспечил Магнус в своем доме по степени удобств, можно было сравнить только с теми, которые она имела в Глендонвике. Теперь Бретана спала на настоящей кровати с пуховым матрацем. Тепло и уютно устроившись между двумя великолепными шкурами, одной медвежьей, которая служила ей одеялом, и другой какого-то неизвестного ей зверя, на которой она лежала и постепенно погружалась в сладкую дрему и спала без всяких сновидений. Она была сыта, а тело согрето ярким пламенем очага, за которым заботливо следил специально приставленный к нему слуга (Магнус называл его хускатлар).

Рядом, на такой же кровати, дремала Бронвин. На ее долю не выпало столько невероятных приключений, как Бретане, однако и ей до этого приходилось спать урывками, и только теперь она наслаждалась спокойным и глубоким сном. Женщина была спокойна, во-первых потому, что с ее питомицей все в порядке, а во-вторых, что она рядом с ней.

Жилище Торгуна было менее роскошным. Его скромный дом, пустующий большую часть года, состоял всего лишь из нескольких комнат. Его небольшая остроконечная крыша ничем не выделялась среди таких же небольших соседних строений, расположившихся вдоль улицы с деревянной мостовой. Место это находилось на некотором удалении от роскошных домов Хаакона и Магнуса, и уже само по себе говорило о положении их хозяев.

В отличие от Бретаны, Торгун не спал. Он лежал с открытыми глазами, а ум его, подобно маленькому суденышку в море, нехотя скользил между полусонными видениями и реалиями жизни — его планами, связанными с завтрашней встречей с Мангусом.

В своем кратком предварительном разговоре с ним Торгуй никак не намекнул на тему намеченной беседы. Пусть Магнус думает, что встреча будет посвящена урегулированию их финансовых отношений, выплате награды за обретение им дочери. Несмотря на утерянную подвеску, Магнус вряд ли сомневался в том, что Бретана — его дочь. Торгун страстно надеялся на то, что столь же легко будет принято и его предложение о женитьбе на Бретане.

Болезненно осознавая, что его скромное материальное положение характеризует его далеко не лучшим образом, Торгун делал ставку на свое королевское происхождение, которое поможет ему как-то поладить с упрямым ярлом. А Бретана? Ведь не может же отец, как считал Торгун, игнорировать желание своей дочери.

Ее несносное поведение в отношении Магнуса в первые часы их встречи сначала обеспокоило его. Но сейчас он начал думать о том, что это обстоятельство не только не осложнит дело, но, наоборот, заставит старика более внимательно относиться к просьбам дочери.

Он боролся с чувством своей возрастающей привязанности к Бретане, убеждая себя в том, что это всего лишь страсть к обладанию ее телом. Но с того самого момента, когда они расстались с идиллией острова, его чувства к ней переросли в нечто большее, чем желания удовлетворять свои инстинкты.