– Я захожу! – предупредил он минуту спустя. И потянулся к ручке двери.

Дверь тут же распахнулась. София стояла на пороге, озаренная сзади золотистым сиянием.

– Кир, ты проявляешь прискорбный недостаток терпения. – С этими словами она развернулась и удалилась обратно в комнату.

Он уставился на ее спину. Она говорит про терпение? Годы, ушедшие на то, чтобы залечить его ожоги, годы, которые он провел, планируя свою месть и воздерживаясь от любых поспешных действий, подавляя любой порыв крушить и убивать. За эти годы он научился ждать и терпеть. И после всего этого она еще обвиняет его в недостатке терпения!

Шумно выдохнув, Кир вошел в комнату.

– И чего же мы ждем? – спросил он, осматриваясь и пытаясь понять, чем могла заниматься София все это время.

Она в ответ только взмахнула рукой и вернулась к маленькому столику, приставленному к стене. Затем чуть приподняла руку и потянула за… за нитку? Да, это была нитка.

– Чем ты занимаешься? – пробурчал Кир. Он шагнул к Софии и взял ее за руку. – Что это такое?

– Тебе еще многое нужно узнать о женщинах, Кир. Это моя рука.

София попыталась высвободить руку, но Кир еще крепче сжал ее запястье.

– И в чем тут дело? – Он присмотрелся повнимательнее. – Ах, да… Рукав неправильно пришит, верно?

– У тебя поразительно острый глаз. Я уже несколько часов пытаюсь это исправить.

Он выпустил ее руку.

– Стало быть, мы ждем из-за какого-то рукава?

– Мы ждем вдову богатого судовладельца, Кир, – пояснила София терпеливо. – И эта женщина должна быть разодета в пух и прах. Уж конечно, я бы ни за что не отправилась в столь дальний путь, не имея в запасе хотя бы несколько богатых нарядов.

София вернулась к своему шитью, а Кир стал внимательно рассматривать ее. На ней было темно-синее, как ночь, сюрко с эффектными прорезями по бокам, открывавшими взору бледно-розовый шемиз[5], в котором она, очевидно, была минувшей ночью. Широкие темно-синие ленты перекрещивались по бокам тонкой верхней туники, облегавшей талию и подчеркивавшей все достоинства ее фигуры – такова была самая последняя мода того времени.

– Откуда это? – спросил Кир, указывая на ее наряд.

София взмахом руки указала на стену за своей спиной; все ее внимание было сосредоточено на рукаве, который следовало пришить.

– Там висел какой-то гобелен хорошей работы и с изящной вышивкой, но, должна заметить, сильно потертый.

Кир перевел взгляд на стену – она была пустой, затем снова посмотрел на Софию. Вышивка на ее платье напоминала гобелен – то было переплетение бледного мерцающего серебра и нитей самых разных оттенков, напоминавшее созвездия на фоне ночного неба. Однако никто не смог бы распознать в этих вырванных из общей картины узорах оленя, зайца и охотника, весело скачущего следом за ними сквозь лесные дебри.

На ней был тот же самый серебряный пояс, что и накануне, но сейчас, на фоне этого одеяния, он выглядел совершенно по-иному – украшал ее талию буквой “V”, а затем ниспадал длинным серебристым хвостом к коленям. Волосы же Софии, забранные в серебряную сетку, отливали темным золотом в сиянии закатного солнца, светившего в окно. Она сейчас напоминала ожившее и охваченное пламенем ночное небо – сияющее и подмигивающее…

Тут София подняла глаза и обнаружила, что Кир смотрел на нее весьма выразительно. Она приподняла брови столь же выразительно. А он вдруг сказал:

– Дай-ка мне.

София взглянула на него с удивлением.

– Дать тебе? Что именно?

– Иголку. Дай мне иголку.

Она чуть отстранилась от него, но не промолвила ни слова – как будто лишилась дара речи.

Кир же указал на иголку и заявил:

– У тебя нет горничной, зато есть рукав, который нужно пришить. Я сделаю это за тебя.

Губы Софии дрогнули в улыбке.

– Ты умеешь шить?

– Во всяком случае с этим рукавом я справляюсь.

– Как забавно… – пробормотала София. – И полезно. Для тебя.

Кир протянул руку.

– Дай иголку.

Она передала ему иголку, блестевшую в солнечном свете; из ушка иглы уже свисала длинная синяя нитка.

Усевшись на скамейку, Кир принялся за дело. Некоторое время он возился с иголкой – та оказалась слишком тонкой и скользкой, и его мозолистым пальцам не так легко было с ней управиться. Наконец, надежно зажав иголку между большим и указательным пальцами, он покосился на Софию и произнес:

– Итак…

Она улыбнулась и сказала:

– Просто шей – и все.

– Но сейчас твои рукава свисают почти…

– Это ты говоришь о шемизе, о нижней тунике, – проговорила София со вздохом. – А длинные рукава, прошнурованные у плеч, – это совсем другое. – Она взглянула прямо ему в глаза и спросила: – Кир, неужели тебе никогда не приходилось раздевать женщину?

– Такую болтливую, как ты, никогда, – проворчал он.

София снова вздохнула.

– Но сейчас ты не раздеваешь болтливую женщину, а наоборот, помогаешь ей одеться. Это совсем другое дело.

– Никакой разницы, – проворчал Кир и склонился над рукавом. – Но как же, ради всего святого…

– Подогни рукав вот так, – распорядилась София и наклонилась, чтобы наблюдать за его действиями. Чуть поправив рукав пальцами, добавила: – Вот здесь, видишь?

– Кровь Господня! Так я могу тебя поранить, – проворчал Кир, вонзая иголку в пышные складки ткани.

– Ради такой достойной цели, как мода, можно потерпеть.

– И тогда я выставлю кровавый обрубок твоей руки на городской стене, – пробормотал Кир, протягивая сквозь ткань нитку, показавшуюся ему непривычно длинной.

– Выставишь как предостережение всем женщинам, – подхватила София с самым серьезным видом. – Чтобы те никогда не подпускали мужчину к своему платью.

Кир рассмеялся, не отводя глаз от рукава.

– Можешь считать, что рукав моего платья получил тяжелое ранение в бою, – продолжала София.

– Я не солдат, – буркнул Кир.

– Тогда смотри на это как на последствие ночной драки в таверне.

– Что тебе известно о таких вещах, София? – Она пошевелилась, и он прошипел: – Сиди спокойно… Я тут… зашиваю рану. Но ты не ответила на мой вопрос.

– Я кое-что об этом знаю, потому что мой муж был замешан в нескольких.

– В нескольких – в чем?

– В драках. Однако ему не слишком в них везло.

– Тогда ему не следовало в них ввязываться.

– То же самое говорила ему и я. Но Ричард… Он был рыжеволосым левшой. К тому же с горячим темпераментом.

– Человеку с горячим темпераментом следовало бы уметь драться.

– Какая интересная мысль, Кир.

Он поднял на нее глаза, и она кивнула.

– Да, действительно, очень интересная.

Кир снова склонился над рукавом, а София, вздохнув, проговорила:

– Конечно, это не было его сильной стороной. В глубине души он всегда оставался счетоводом и лучше владел стилем, чем мечом. Но, как выяснилось, купеческой хватки он был лишен. И наши дела пошатнулись. По правде говоря, меня удивляло то, что у него вообще хватало духу отправляться в дальние поездки за шелками. А однажды он добрался даже до Трабзона, чтобы лично принять грузы.

Кир испытывал некоторое удовлетворение от мысли, что муж Софии долго находился в отлучках – что было глупо и нелепо, так как, во-первых, этот человек уже умер, а во-вторых, какое ему, Киру, до этого дело?

– Ты тоскуешь по нему? – спросил он неожиданно.

Голова Софии чуть приподнялась, и луч солнца, проникавший в открытое окно, осветил ее подбородок.

– Бо́льшую часть нашей совместной жизни его не было дома, – сказала она очень тихо. – Случалось, что он отсутствовал целый год или даже дольше – отправлялся в южные страны в поисках шелка. Я не могу сказать, что тоскую по Ричарду, поскольку он слишком редко бывал рядом со мной.

«Что ж, хорошо», – подумал Кир и снова склонился над рукавом. Проклятье! Но почему же он так радовался тому, что у Софии было не все благополучно с мужем?

Ее обтянутая шелком грудь едва заметно приподнималась с каждым вздохом. И чувствовался запах каких-то цветов – его источник, конечно же, находился снаружи, за окном, но почему-то казалось, что аромат этот исходил от Софии…

Какое-то время они хранили молчание, и только пение птиц, доносившееся со склона холма, да человеческие голоса, проникавшие в открытое окно, нарушали тишину. Все вокруг казалось необычайно умиротворяющим; сама же комната словно озарялась янтарным сиянием под лучами заходящего солнца, все ниже склонявшегося к западу и заставлявшего вспыхивать золотые нити на гобеленах и серебряную посуду в шкафу.

– Я думаю, ты совершаешь ошибку, не позволяя мне взглянуть на бухгалтерские книги леди Мистраль, – неожиданно проговорила София.

Кир что-то проворчал себе под нос; все его внимание по-прежнему было сосредоточено на рукаве.

– Что если кто-нибудь начнет меня расспрашивать? – продолжала София.

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

– А если речь зайдет о чем-то, связанном с коммерцией?

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

– Ну, а если вопрос прямо коснется того, о чем я, как владелица компании, обязана знать?

Кир поднял на нее глаза.

– Предложи им обратиться к твоему посреднику.

София поджала губы и грациозно повела плечами.

– Хорошо, пусть так. Но я все же думаю, что ты совершаешь ошибку.

– Я действительно совершил в жизни множество ошибок, – согласился Кир, потянув за нитку. – Так что тебе просто придется потерпеть. – Он мельком взглянул на Софию и добавил: – Желательно, молча. Сумеешь?

Она беззаботно улыбнулась.

– Не знаю. Тебе придется обратиться с этим вопросом к моему посреднику.

Кир ухмыльнулся в ответ и вернулся к своей работе, довольный тем, что этот разговор хоть ненадолго отвлек его от шитья – занятия ужасно утомительного… и почему-то заставлявшего его нервничать. Возможно, нервничать его заставляли пальчики Софии, то и дело исчезавшие в складках ткани, а также ее ладонь, покоившаяся на его руке…