— Мне и так несладко, ещё ты прикалываешься, — я разрыдалась.

Леонора пристроилась рядышком, и теперь мы причитали обе на разные голоса. Мы так увлеклись, что не сразу заметили маму, которая была близка к потере не только сознания, но и голоса. Минут пять она пребывала в шоке от услышанного, а потом безуспешно пыталась активизировать свои голосовые связки. Когда ей это наконец-то удалось, на нас с Леной от испуга икота напала. Со стороны сценка была ещё та. На полу две зареванные девицы, икающие на разные тональности, нависшая над ними разгневанная тётка с квадратными глазами и орущая, как будто обнаружила мышь у себя в кармане. В довершение картины в комнату с топором в руке ввалился мой старший брат Толик. Бедолага спросонья подумал, что забрались грабители, решившие не оставлять свидетелей живыми. Это он нам потом рассказал, когда вся эта заварушка закончилась. Размахивая во все стороны топором, он, как индеец, вышедший на тропу войны, издал боевой клич:

— Убью!!!

Маму чуть удар не хватил, а мы с подругой, как по команде, перестали икать, пережив вторичный испуг. «Клин клином вышибают», — говорят в народе. Помогло. Мама, милая моя мамуля, которая только что готова была стереть меня в порошок, а потом развеять по ветру, приобрела второе дыхание (откуда силы-то взялись?), выхватила у сына топор и зашвырнула под кровать. Раскрыв руки, как будто собиралась взлететь, она накинулась на Толяна, выталкивая его из комнаты.

— Ишь, ирод, чего удумал! Я тебе помахаю топорищем-то. Ты вначале своих нарожай, а я погляжу, как ты их со свету сживать станешь. Ну, нагуляла девка, не досмотрела я, так что её — горемычную теперь совсем прихлопнуть. Так ведь она, чай, не муха, а родная сестра тебе. Ты бы, чем топором махать, нашёл этого паршивца да жениться заставил. А то ведь после такого позора сестра в девках останется, кому она с дитем нужна?

После всего пережитого мы с Ленкой не только плакать, даже говорить не могли. Наш годами накопленный словарный запас улетучился, зато небывало активизировался у мамы. Было уже не понятно, то ли она все ещё брата разносит, то ли мою горькую судьбу брошенки оплакивает. Оторопевший Толик тихонько вошёл в мою комнату и пристроился рядом снами на полу.

— Мариша, растолкуй мне недоспавшему, что это было? Я не въеду, кто на ком должен жениться и когда я успел забеременеть? Да и вообще кого это я нарожать должен? Из нас кто-то явно спятил.

Лена первая обрела дар речи, ей-то бояться нечего. Если кто из нас двоих сегодня останется в живых, то точно не я. А кандидату в покойники слова никто не давал. Вот я и помалкивала.

— Ты, Толечка, только не волнуйся, а то неровен час, родишь на свет нездоровенького, — у подруги проснулось чувство юмора, значит, оправилась после пережитого.

— Полегче на поворотах, а то ведь не посмотрю, что девица, так врежу по шее, мало не покажется, — одернул он.

Братец мой не робкого десятка, рост 184 сантиметра, под девяносто килограммов. Натуральный блондин с васильковыми глазами. Длинные ресницы и красивые, изогнутые дугой брови. Ему бы не водителем баранку крутить, а на подиум манекенщиком. Сверху бицепсы, накачанный торс, а ниже бёдер упругие ноги, состоящие из одних мышц. Он у нас каждое утро бегает по десять километров, а зимой ледяной водой обливается. Не курит. Представили, какой экземплярчик получается. И вот с этой грудой мышц мне предстояло иметь откровенный разговор. Благо, мозгами природа его тоже не обделила.

— Рассказывай да поподробнее, — велел мне старший брат, а Леоноре предложил помалкивать — без адвокатов разберётся. Мама все-таки несколько раз заглядывала в комнату, но войны не на жизнь, а на смерть не наблюдалось. Мы так и сидели втроём на полу. Я прижималась к Лене, возле неё было не так опасно находиться, а брат напротив меня, как раз перегородив пути к отступлению, вернее к бегству, если потребуется. Я оглянулась по сторонам: хорошо, что окно не успела закрыть, можно в него сигануть при случае, первый этаж — не расшибусь. Если только коленки об розы расцарапаю. Но это сущие пустяки.

Не задав ни одного лишнего вопроса, Толик внимательно выслушал всё, что я, глотая слёзы, рассказала. Но когда моя исповедь подошла к концу, мой братец поднялся на ноги, потянулся так, что кости захрустели, и вынес приговор.

Меня, малолетнюю искательницу приключений на свою задницу, пока оставляет в живых, но только по одной-единственной причине: в моём пока ещё маленьком животике находится его любименький, розовенький, голосистенький племянничек, которого он, представьте себе, уже полюбил и ждёт — не дождется, когда тот появится. Я не осмелилась, пока буря не утихнет совсем, сказать Толику, что вполне даже может появиться вместо мальчика очаровательная девочка, которая, когда вырастет, может также влюбиться, как её мама. Но жить-то хочется, вот и промолчала. Хотя уже прекрасно поняла: родственники от шока отошли и новость переварили. Возмутительницу спокойствия примерно наказали словесно, страху за содеянное нагнали, чтоб не повадно было. А ежели чего, мамуля самолично обещала достать из чулана широкий отцовский ремень, да так отходить по мягкому месту, что буду до конца своей никчёмной жизни, по стойке смирно стоять, сесть больно будет. А совратителя любимой доченьки надобно наказать серьезно. Я чуть со стула не свалилась. Италия здесь что ли, вендетту устраивать. А решили мои родственнички так: к ребенку на пушечный выстрел не подпустят, если окаянный на пороге объявится. С протянутой рукой не ходим, живём не хуже других, одного дитятку как-нибудь прокормим. Так мама сказала. А Толик пробасил, что ребенка надо не как-нибудь кормить, а самым лучшим образом, и чтоб слов таких в адрес его любимого племянника он не слышал. Потом в один голос заявили, что ребёнку (вы не думайте, что это обо мне говорилось) необходим свежий воздух, витамины и сказки на ночь.

— Единственная, кому необходима психушка, это я. Если я не выползу на свежий воздух, то прямиком туда и загремлю. От твоих родственников можно спятить, даже предположить трудно, что они выкинут в следующую минуту. Теперь за тебя можно не беспокоиться, — покачала головой Ленка.

— Да ладно тебе, — миролюбиво ответила я и добавила, — после этого случая с Серёгой я считала себя белой вороной в семье. Оказывается, это наследственное. Семейка-то у нас с прибабахом. Все без исключения.

Глава 5

— Лена, быстро просыпайся. С Маришей что-то произошло! Полина прибежала ни свет, ни заря. Галина Николаевна, мама Лены, пыталась разбудить дочь. Девушка только пришла со свидания, спать хотелось до одурения, но она пулей выскочила из-под тёплого одеяла. Халат на одну руку успела одеть, тапочка, единственная, которая нашлась, слетела по пути к двери.

— Что случилось? Мариша жива? — перепуганная словами матери Лена забыла даже поздороваться.

— А что ей сделается? Слава Богу, у нас в семье после родов никто не помирал. Внучок у меня родился, четыре двести. И где только поместился, живота-то ведь практически не было. Несу Маришечке молочка свеженького, прямо из-под коровки, дочка пить захотела. Радость-то какая, вот я прибежала тебе рассказать!

— Во сколько, тётя Полина?

— В шесть часов утра. Побежала я, а то некогда.

Кормить Сашу принесли только на второй день, не стану описывать появление на свет моего сынишки, только скажу, что дело это совсем не из легких. Тот, кто однажды это испытал на себе, поймет меня. Счастье приходит позже, когда все мучения остаются позади, а сопящее розовое личико смешно кривит маленькие губки, надеясь отыскать сосок для кормежки. И поверьте, посещает такое блаженство, когда крохотный живой комочек начинает поглощение молока. С появлением сына пришло осознание того, что я не одинока, появился смысл жизни, который было потерялся с отъездом любимого человека. Уже к концу первого года жизни нашего ненаглядного дитяти мы всем семейством пришли к выводу, что спокойной жизни нам не видать, как собственных ушей. Этот проказник получал, видимо, большое удовольствие, когда поливал сонного дядьку из кружки холодной водой. Перепуганный Толик всегда кричал одно и тоже: что тонет, кубарем скатывался с кровати, а маленький чертёнок лихо забирался на него и вопил от восторга громче сигнальной сирены. На кухне он умудрялся высыпать на пол содержимое всех бабушкиных припасов, перемешивая горох с рисом и гречкой, при этом пыхтел, как будто выполнял тяжёлую работу. Доставалось всем, в том числе и мне, маленький сорванец решил, видимо, что для меня он исключения делать не станет. Если вовремя не проснулась, считай, что раскраска клоуна на заспанной физиономии обеспечена. И не всегда только я раскрашена, обои на стенах пестрели всеми цветами радуги. Пикассо бы умер от зависти, глядя на такую гамму красок.

Когда в декабре мы «пропивали» Лену, на улице дождь лил, как из ведра. Такая погода для Средней Азии не редкость. Если в России идёт снег, а сугробы выше крыши, то это и есть зима по-русски. А в Узбекистане — не зима, а природное недоразумение, то солнышко припекает, то вода с неба капает. Ливень свадьбу не испортил, было весело, под гармошку мы лихо отплясывали барыню и пели частушки. Муж Лены, Олег, вначале был серьезным (это ему как будущему главе семьи полагалось так вести себя), но потом не выдержал, стал всех просить, чтобы «горько» чаще кричали. Он, видите ли, ещё не нацеловался когда холостым бегал.

Время идет так быстро, что мы иногда за ним не поспеваем. Только отгремели свадебные праздники, как уже и год пролетел. Только успели забрать Лену из роддома, где она произвела на свет двух очаровательных мальчиков-близнецов, как смотришь, они уже бегать начали. Вот так за домашними заботами и проходит жизнь.

Работа телефонисток нам нравилась, но всегда хочется чего-то большего, тем более что профессии мы так и не приобрели. Слишком рано обзавелись семьёй и детьми. Но дети имеют свойство подрастать, немного развязывая руки матерям. Мы с Ленкой поступили в Ташкентский политехникум связи, нас перевели станционными техниками. А когда заканчивали второй курс, в моей жизни, и жизни подруги произошли колоссальные изменения. Но прежде, хочу немного окунуться в прошлое.