– Ну, так объясните мне… – она замолчала.

– Сделайте так, Молли!

Из этого ничего не выйдет. Бестолку!

– Но ведь от ваших прежних усилий, как я заметил, толку, к сожалению, не было.

Рубел видел, как она сжала губы, как напряглись ее плечи. Кисти сложенных на груди рук Молли стиснула в кулаки с такой силой, что побелели суставы пальцев. Рубел стоял, молча наблюдая за ней и так страстно желая притянуть ее к себе, что его мускулы заныли под рукавами рубашки.

Наконец, Молли повернулась, голубые глаза были полны печали, мольбы и отчаяния.

– Я не могу, Руб… ой, простите, Джубел, – щеки Молли густо покраснели, она вновь отвернулась, огорченная оговоркой.

Отдавая себе отчет, что Шугар стоит позади них, Рубел все же обнял Молли за плечи и, вопреки ее воли, повернул к себе лицом.

– Молли!

Она отказывалась встретиться с ним глазами.

– Молли, посмотрите на меня!

Она замотала головой.

– Позвольте помочь вам!

Его руки скользнули по ее плечам. Он едва сдержался, чтобы не прижать ее к своей груди.

– Вы пытаетесь слишком многое вынести на своих плечах. Вам нужен кто-нибудь, чтобы разделить ношу. Пожалуйста, позвольте мне помочь.

Молли снова отрицательно покачала головой, не стараясь, однако, высвободиться из его рук, опущенных ей на плечи, но зато стараясь не встречаться с ним взглядом.

Рубел желал ее всем сердцем. Ей было девятнадцать в ту пору, как он танцевал с ней, любил ее… и бросил. Теперь, год спустя, она выглядела изможденной. Но он помнил, какой она была той ночью.

– Прежде вы были другой, Молли. Но вы сильная девушка. Вы будете бороться, и победа останется за вами.

Она вскинула голову. Рубел видел, что Молли пытливо вглядывается ему в лицо, исследуя черточку за черточкой, избегая только при этом глаз. Ее взгляд остановился на виске. Он испугался: неужели она вспомнит его шрам на левом виске? Она посчитает слишком странным, чтобы два брата имели на левых висках совершенно одинаковые шрамы. Что сказать, если она сейчас спросит о шраме?

Она не спросила, но Рубел видел сомнение в ее глазах. Ему хотелось сказать, она не ошибается, он Рубел, да, тот самый человек, год назад бросивший ее, но он вернулся и теперь поможет ей справиться с самим дьяволом, чтобы хоть немного искупить ту боль, что причинил ей. Но Рубел знал, Молли сейчас не сможет его понять.

– Вы действительно думаете, что-либо выйдет из вашей затеи? – спросила она.

Не выпуская ее из объятия, он пожал плечами:

– Мы это не узнаем, пока не попробуем.

По-прежнему не глядя ему в глаза, она спросила:

– Почему вы хотите мне помочь?

У Рубела заходил кадык. Он не знал, что ответить. Молли взглянула на его шею. Она была так близко от него и так внимательна, что непременно догадалась бы, если бы он соврал. Рубел решил, что лучше сказать правду. Вообще-то всегда лучше говорить правду, особенно если ничего другого не остается.

– Мне не нравится, что распадается ваша семья, Молли. Меня воспитал мой брат Вениамин. Он воспитал и моих братьев и сестер. Всего нас было семеро. Конечно, приходилось терпеть нужду. Вениамин все лучшее отдавал нам, детям. У нас не было достатка, но мы никогда не были лишены любви – той любви, которую может дать детям только семья. Спросите любого из нас, и мы все скажем одно и то же: нам не хотелось бы другой судьбы. Ни одной минуты своей жизни, будь такая возможность, я бы все равно не изменил.

«Кроме той ночи год назад», – подумал Рубел, разумеется, про себя. Молли смягчилась. Она посмотрела ему в глаза, но вскоре отвела взгляд.

– Так значит, вы думаете, у нас получится?

– Нельзя утверждать наверняка, но мы можем попытаться.

Следующие два часа в доме царила суматоха. Детей будили, наставляли, одевали для церкви. Молли дважды заставляла Линди переодеться, пока, наконец, Рубел не отвел девочку в сторону:

– Ты весьма симпатичная молодая леди, Линди. Однажды какой-нибудь парень потеряет голову и безумно влюбится в тебя, – он смотрел ей прямо в глаза, – но если ты придешь в церковь и начнешь флиртовать с каким-нибудь мужчиной, и неважно, будет ли это Клитус, я или кто другой, почтенные леди города будут крайне возмущены, и ваша семья распадется. Ты понимаешь?

Она не отвечала, но, по крайней мере, и не обвиняла, что он пытается воспитывать ее, не будучи отцом. Большего Рубел и не мечтал добиться.

– И поверь мне, коли тебе доведется жить с той леди, которая приходила вчера, тебе не будет позволено строить глазки ни одному парню на свете, и не только в церкви. Подумай об этом!

Линди пожала плечами.

– И прошу тебя, будь поскромней за обедом, чтобы произвести на всех хорошее впечатление. Играй роль послушной маленькой девочки, хорошо? Судьба семьи зависит от тебя, не подводи. А теперь иди на кухню, Шугар приготовила отменный завтрак.

Рубел поднялся в свою комнату, около дверей которой столкнулся с Тревисом, направлявшимся к лестнице. Вместо обычных штанов Тревис надел бриджи из мешковины и грубую, некогда белую рубашку. Волосы его были гладко причесаны, в руках он держал коричневую кепку.

– Спешишь на пожар, Тревис?

– Я иду в церковь с мистером Тейлором, – бросил в ответ мальчик.

– Только не сегодня!

Тревис пропустил замечание мимо ушей и отвернулся, не собираясь позволять Рубелу долго себя воспитывать, но тот вовремя ухватил его за плечо, Тревис не успел смотаться.

– Подожди минутку, нужно поговорить.

Со вздохом нетерпения Тревис остановился.

– Хочешь ты или нет жить в этом доме, но другие дети хотят, и все, получается, зависит от тебя. Ты можешь помочь им. Как старший мужчина в семье, ты должен сопровождать Молли и Линди в церковь.

Глаза Тревиса сузились:

– Вы будете их сопровождать. Меня ждет мистер Тейлор.

– Я не член вашей семьи, и это не мой дом, Тревис.

– Тогда не вмешивайтесь!

Рубел поежился – обоснованное обвинение! – но не отступил.

– Ты нужен Молли, Тревис, и не только ей.

– Я собираюсь вскоре переехать к мистеру Тейлору. Я хочу поступить в школу святого Августина.

– Я надеюсь, ты поступишь в школу в любом случае, и где тебе жить, решать тебе самому и Молли, но это не имеет никакого отношения к тому, о чем прошу тебя сейчас я. Сопровождай сегодня Молли и Линди в церковь!

Послышались звуки потасовки. Рубел посмотрел в конец коридора на дверь комнаты, которую делили два младших брата.

– Спускайся и поешь, как следует, чтобы живот не урчал в церкви, а я посмотрю, что там происходит.

Наконец Рубел оделся и сам, завязал галстук, надел кожаный жилет поверх своей последней чистой рубашки и провел рукой по волосам. Он начал спускаться, затаив дыхание. Ему подумалось, что то же самое, наверное, много раз доводилось чувствовать по утрам и Вениамину. Воспоминания о старшем брате и своей семье ожили в нем с необычайной силой. Рассказывая Молли этим утром о своем прошлом, Рубел понял, что просто обязан во что бы то ни стало помочь Молли сохранить семью – в память о бескорыстном самопожертвовании Вениамина он и сам должен что-то отдать людям, по крайней мере, хотя бы одной семье.

Рубел сказал Молли правду: его семья была дружной, но теперь судьба разбросала их по разным городкам, и они редко собирались вместе. Последний раз все они виделись в Самма-Вэлей на похоронах Вениамина. С тех пор двое из его братьев успели жениться, а сестра Дельта вышла замуж, и ему даже не довелось побывать на свадьбе.

Когда мальчики позавтракали, умылись и собрались в гостиной, столпившись вокруг Рубела, церковный колокол уже начал звонить. Рубел испугался было, что Молли передумала, как сестры появились наконец наверху лестницы. Линди была одета, как подобало юной леди, и только хмурый вид выдавал, что это не самой ей пришло в голову нацепить полосатый передник и закрепить в волосах розовый бант. Отметив мрачность ее лица и то, что кое-где платье трещало по швам, Рубел представил, какие усилия пришлось приложить Молли, чтобы упросить Линди подчиниться ее воле.

А сама Молли? Рубел стоял, руки на поясе, наблюдая, как она спускается по лестнице. Ситцевое платье было поношенным, но свежевыстиранным. Черные волосы не были распущены, как ему хотелось бы, но она и не заплела их в косы – просто убрала под соломенную шляпку, украшенную шелковыми веточками кизила. Несколько локонов выглядывали из-под полей, смягчая тревожные морщинки вокруг глаз и темные круги под ними.

– Вы самые красивые леди в Эппл-Спринз! – сказал Рубел.

Линди еще больше нахмурилась:

– Откуда вы знаете? Вы кого-нибудь видели, кроме нас?

Рубел пожал плечами, небрежно протягивая руку Молли, чтобы помочь ей сойти с лестницы. Она удивилась, но опустила свои пальцы на его ладонь. Даже сквозь вязаные крючком перчатки он почувствовал их дрожь. Рубел сжал ее пальцы, желая успокоить Молли, и попытался ответить Линди:

– Я видел одну старую леди, она вчера приходила к вам в дом.

– Йола Юнг? Она не считается, – буркнула Молли.

Он прочитал страх в ее глазах и окаменелом выражении лица.

– Я думаю, считается, и даже больше других. Не из-за нее ли мы сегодня собираемся следить за каждым своим словом?

Методистская церковь Эппл-Спринз находилась в двух кварталах вниз по улице, за углом. Они отправились в путь. Вдали звонил колокол, над головой пели птицы.

Рубел отослал Молли и Линди с Тревисом вперед, а сам следовал за ними с Вилли Джо и Малышом-Сэмом, держа их за руки. Наблюдая, как зеленая, с узором в виде веточек, юбка Молли покачивается в такт движения бедер, Рубел захотел на минутку стать этой юбкой.

Он догадывался, что Молли не слышит пения птиц, потому что так испугана, что едва ли обращает на птичьи голоса внимание, и ему было жаль, что она не слышит птиц. Рубел хотел бы сейчас держать ее руку в своей.