Такова на вкус погибель. Как пепел или мусор с верстака плотника. Менее чем за полчаса от выигранных им двухсот фунтов осталось двадцать.

— Не везет, Блэкшир, — пробормотал виконт, проигравший всего пятьдесят.

Уилл не удосужился ответить.

Мисс Слотер смотрела на него. Без какого-то особого выражения. Она собрала выигрыш Роанока, отделила от него несколько банкнот и снова подняла глаза. А он и без счета знал — знал наверняка, — что она «раздела» его ровно на сто восемьдесят фунтов.

Оставшиеся деньги она придвинула к выигрышу Роанока. Не спуская с него глаз, сложила его потери один раз, потом еще раз и с бесстрастным видом спрятала их за корсаж платья, а затем занялась более интересным делом: стала изучать сданные карты.

Глава 2

Эдвард был настроен поговорить. Чтоб ему провалиться! Почему он не может повернуться на другой бок и заснуть, как делают все мужчины? Хотя да, он выспался за карточным столом. Можно было забрать из его выигрыша еще столько же, он бы и не заметил.

— Что ты скажешь насчет того, чтобы пригласить гостей на несколько дней в Чизуэлл? — Он лежал на спине и держал одну руку над лицом, в свете свечи изучая свои ногти.

— В этом месяце? — От кровати пахло плотскими утехами.

Каждый вдох приносил напоминание о ее неуемном желании удовлетворить потребность, об отсутствии у нее сдержанности. Пять минут назад она дико хотела его, едва не сходила с ума от желания. Сейчас же она чувствовала себя объевшейся, как будто сожрала фунт или два сладкого бланманже и пожалела об этом. Надо бы запомнить эти неприятные ощущения и в следующий раз вести себя разумно.

Нет, ничего не получится. Она уже полгода говорит себе об этом, и все тщетно.

— В следующем, я думаю. На Пасху. В парламенте будут каникулы, и людям захочется развлечений. Да и погода в апреле более подходящая, во всяком случае, я надеюсь, что она улучшится. Уж больно холодной была зима. И долгой.

Хоть бы он замолчал! Глядя на его ясные карие глаза, на элегантную линию высоких скул, на волевой подбородок, легко было представить его человеком обширных знаний. Вдумчивым, любознательным, остроумным собеседником — тем, кого отличает бурная мыслительная деятельность.

Но когда он открывает рот, он тут же ассоциируется у нее с противными остатками сладкого десерта, при виде которых начинаешь сожалеть о своем обжорстве и только и ждешь, когда придет слуга и уберет это свидетельство позора.

— Уверена, прием будет замечательным. — Лидия подавила зевок. А вдруг ее зевота перейдет на него и ему захочется спать?

— Я тоже на это надеюсь. — Ногтями одной руки он оказался доволен и занялся осмотром другой руки. — Только, наверное, придется придумывать какие-то развлечения для помещения, если погода будет стоять такая же.

— Возможно. Потушить свечу?

— Не надо. Я сам, попозже. — Он не понял намек.

Ей не суждено заснуть, пока он не уйдет из ее кровати, а это может случиться и через несколько часов, и через несколько минут. У нее нет никакой надежды на отдых, пока он не закроет глаза и не впадет в забытье.

— Как ты думаешь, что мне приготовить для дам? Что сейчас модно?

«Откуда мне знать, черт побери! В последний раз я устраивала такой прием сто лет назад!»

Сглотнув, она заговорила:

— Думаю, спектакли всегда популярны. Стрельба из лука, если погода позволит. Может, какие-нибудь игры с завязанными глазами, поцелуями и всем прочим. — Какими романтичными, какими захватывающими ей когда-то казались такие игры! Тогда она впервые позволила Артуру прикоснуться к ней. Они были в апельсиновом саду его отца, их ноги утопали во влажной земле, в воздухе витал аромат спелых плодов. Они молчали, чтобы не выдать свое местонахождение, а за них говорили их руки и губы.

Наверное, тот день можно назвать отправной точкой ее падения — если, конечно, у нее есть желание тратить время на размышления об этом падении и забивать себе голову мыслями об Артуре.

— Все зависит от компании. Игры с поцелуями могут показаться пресными тем дамам, которые, например, сегодня были в «Бошане». Но может, ты хочешь пригласить побольше респектабельных дам?

— Господи, нет, — рассмеялся он, как будто она сказала нечто смешное. — Мне двадцать шесть, Лидия. Я уже давно перестал думать о респектабельных дамах.

Пять лет, наверное. Но он скоро устанет от нее. И если бы она не отложила достаточную сумму, чтобы обеспечить себе будущее, ей сейчас пришлось бы отправиться на поиски нового покровителя. Или, возможно, вернуться в бордель.

Она вынесет все тяготы, если понадобится. Разве она не продержалась полтора года, прежде чем Эдвард взял ее на содержание? И ведь она пошла туда по доброй воле, желая полностью переделать себя.

Сейчас у нее другие планы.

— Я сегодня немного поиграла за тебя, пока ты спал.

— Вот как? Умница. Удачно?

Удача. Господи. У кого хватает ума оставлять такие вещи на милость удачи?

— Думаю, да. И даже кое-что выиграла для тебя. — В общей сложности четыреста восемьдесят фунтов. Из них три сотни лежали у него в кармане.

— Отлично. — Он сложил пальцы и вытянул перед собой руку. — Господа могут говорить что угодно. Я знаю твои достоинства.

«А теперь это знают и они. Ты сам об этом позаботился». Удивительно, что после выпавших на ее долю надменных замечаний ее корсет до сих пор зашнурован. Отпор в ответ на едкое замечание: «А почему ты обращаешься ко мне? Что я могу сказать человеку, который сплитует пару пятерок? Успокойся. Спи. Уходи. Возвращайся, когда у тебя снова будет эрекция».

Сон все же одолел его. Лидия четыре минуты слушала его ровное дыхание, а потом выскользнула из кровати. Она взяла со стула халат, надела его и тихо — так же бесшумно, как тот тип в библиотеке, — на цыпочках пошла к свече, которую Эдвард так и не потушил. Она взяла ее и, прикрывая пламя свободной рукой, прошла в гардеробную и закрыла за собой дверь.

У окна стоял стул и стол. На спинке стула висела шаль, которая не раз согревала ее в такие же, как эта, холодные ночи. В одном из ящиков, куда она уже успела переложить из корсета сто восемьдесят фунтов, лежало четыре колоды игральных карт без джокеров. Она достала две и поставила на стол свечу.

От него могут быть проблемы — от того типа. Зря, наверное, она обчистила его. Судя по манерам, он не из тех, кто проигрывает легко, и вполне может оказаться умнее, чем выглядит. Хотя с мужчинами редко так бывает.

Карты, безукоризненно красивые, мелькали одна за другой и складывались в различные комбинации. Король. Тройка. Пятерка. Семерка. Туз, он самый красивый. Она разложила их в линию, от мелкой к крупной, слева направо.

К черту! К черту его отвагу при Ватерлоо. Человек оказался в нужном месте — и с тех пор он шествует по жизни под залпы салюта и освещенный иллюминацией, независимо от того, что на самом деле совершил. Человек оказался в ненужном месте — и вот он лежит в могиле, сраженный малярией, и никто не вспоминает, что он жил на свете, кроме одинокой сестры милосердия.

Она поплотнее запахнула шаль. За никогда не исчезающим туманом мерцали звезды, и небо окрашивали первые бледные всполохи рассвета. Скоро проснется Джейн и затопит камин. Потом сварит кофе, который поможет ей согреться и прогнать сонливость.

Итак. За столом двенадцать игроков, в игре две колоды, карты только что перетасованы. По две карты каждому игроку, картинкой вниз. Игрок номер пять открывает карты и видит, что у него двадцать одно. Для него это хорошо, но плохо для состава оставшейся колоды. Первый игрок прикупает еще две карты, что означает, что у него на руках как минимум три мелких. Второй игрок остается банкротом. Скажем, на шестерке, шестерке и даме. И тогда получается, что соотношение крупных и мелких карт в колоде становится примерно двадцать три к двадцати одному, или одна целая и девяносто пять тысячных.

Лидия методично выкладывала карты, анализируя получающиеся комбинации. Эдвард еще долго не проснется. У нее есть масса времени, чтобы просчитать свои действия на обеих колодах, а потом сыграть несколько хендов и выявить те моменты, когда можно будет делать высокую ставку.

Из ночи в ночь, честными или иными способами, с помощью пижона-лейтенанта и других мужчин, которые совершили ошибку, не восприняв ее всерьез, она будет засовывать банкноты за корсет, а дома прятать их и приближаться к тому дню, когда она купит себе независимость.


Нереспектабельная жизнь имела свои преимущества. Роскошь, естественно. Почтение, когда имелся опытный и покладистый покровитель. Entree[1] в различные места, экзотичные и интересные, куда никогда не попасть респектабельным дамам. И знакомства с людьми, которые совсем не появляются на степенных званых ужинах в Ланкашире.

— Я только хотела сказать, что ты зря разрешаешь ему так говорить о тебе. — Мария с шуршанием перевернула страницу «Аккерманз рипозитри». — Скажи ему, что у него есть выбор: либо пользоваться твоей благосклонностью, либо обсуждать ее на публике. Что делать и то и другое у него не получится.

Мария вполне могла предъявить такой ультиматум джентльмену и ожидать, что он будет выполнен. Олицетворение женственности: гибкое, как ива, тело, матовая кожа, глаза цвета неба в солнечный летний день. В этом мире все это растрачивалось впустую. Ее место было на вершине стеклянного холма, где она грустно улыбалась бы принцам, которые оступились на пути вверх. Или, возможно, на омываемой морскими водами скале, где она расчесывала бы свои золотистые волосы. Но отнюдь не на Бонд-стрит, в ателье модной портнихи, где она решала, как лучше потратить выделенные ей деньги.

Они были вовсе не теми, кем их сочла бы деревенская девица, живущая без тревог и забот, — любовницами лондонских мужчин. Когда Эдвард ввел ее в свой круг, она ожидала встретить более богато одетых женщин, с которыми она познакомилась у миссис Пэрриш — необразованных, грубых, с тупой покорностью принимающих те карты, что сдает им жизнь.