Она разговаривала с банкометом, причем в той же манере, которую он видел раньше. Однако на этот раз она наклонилась вперед, положив руки на стол и сцепив пальцы.

Сигнал. Его пульс забился со скоростью града, стучащего по крыше. Наконец подвернулась нужная колода, и настало время ему вступить в игру.

Он с беспечным видом прошел к столу с двадцать одно и отодвинул стул слева от нее. Она повернулась и подняла голову. Ее взгляд скользнул по его наряду, и ее губы медленно растянулись в сладкой, как мед, улыбке, многообещающей, чувственной и одобрительной. Ее взгляд стал томным, как будто на нее подействовал один только его вид.

— Здравствуйте, — сказала она.

Да, он уже знает, что она умеет играть такую роль. Если по сценарию предполагается, что она должна видеть потенциального покровителя в каждом мужчине, тогда безразличие к новому соседу могло бы вызвать подозрения. Он поклонился — не излишне дружелюбно, не излишне сдержанно — и сел.

Справа от Лидии сидело трое понтеров: коринфянин, которому она что-то сказала, явно намереваясь держать его на поводу, и двое пожилых джентльменов, которые оказались невосприимчивы к ее чарам. Такое размещение игроков было, естественно, не случайным. То, что он оказался в конце, последним в каждой сдаче, позволит ей учесть открытые карты других понтеров, когда она будет производить свои таинственные вычисления для определения его ставки.

Уилл достал фишки из кармана и высыпал их перед собой на стол. Началась сдача карт. Шестерка, восьмерка, тройка, Лидия получила четверку, ему достался туз. Банкомет открыл свою девятку.

Когда первый понтер объявил свою ставку, она повернулась к нему с чарующей улыбкой.

— Попробую отгадать. — Она окинула быстрым взглядом его самого и горку фишек, затем в задумчивости потерла ключицу. — Вы только что демобилизовались, нашли себе приятную синекуру, и теперь призовым деньгам[10] вместе с жалованьем стало тесно в ваших карманах.

«Синекура» было кодовым словом. Оно было созвучно французскому cinq. Пять фишек.

Она хотела, чтобы он на первой карте поставил сто фунтов. Прямо так, с наскоку.

— Мадам, прошу вас. — Судя по тону, банкомет уже не раз пытался призвать ее к тому, чтобы она отвлеклась от мужчин и вернулась к игре. — Делайте ставку.

Свободной рукой она взяла фишку в один фунт и положила ее ближе к центру стола, другой же продолжала нежно поглаживать ключицу.

Он понимал логику ее стратегии в отношении его ставки. С десяткой у него будет двадцать одно очко, а в колоде предположительно осталось достаточное количество десяток, чтобы помешать кому-то сыграть на пяти картах.

— Такая робкая ставка у столь догадливой дамы. — Он одарил ее полуулыбкой и выдвинул вперед пять фишек. — Раз уж вы решились поставить, то я буду играть смело.

Перед каждым понтером упало по карте. Уилл приподнял уголок. Десятка пик. Господи, как же просто.

Он перевернул свою карту картинкой вверх и, откинувшись, положил руку на спинку своего стула. Его сердце колотилось, как колеса сорвавшейся с тормоза и несущейся вниз по склону повозки. Конечно, банкомет еще может переиграть его, но он хотя бы останется при своих. Двадцать одно очко означает, что банкомет продолжит сдавать себе карты в надежде на ничью, а это, в свою очередь, означает, что велика вероятность его проигрыша.

Первые два джентльмена остановились после второй карты. Лидия и коринфянин остановились после третьей. Банкомет добавил шестерку и даму к своей девятке и был вынужден заплатить каждому понтеру.

— И правда, играйте смело. — До чего же нелепо она выглядит, одной из маленьких лопаточек подгребая к себе жалкие два фунта. — Подозреваю, что в других аспектах вы так же смелы. — Ни голосом, ни жестом она не выдавала никаких эмоций, кроме желания вовлечь его в легкий флирт. Однако он отлично знал, что под этой болтовней скрывается одобрение и поддержка. Она довольна тем, как он сыграл свою роль.

Итак, спектакль начался. А почему бы нет? В конце концов, разве он не отдал бы все, чтобы стать другим — человеком, довольным тем, с какой готовностью мир оказывает ему услугу? Возможно, он и стал бы таким, если бы давным-давно кое-что — а таких «кое-что» множество — сложилось по-другому. Но сегодня и все последующие ночи, пока они будут действовать по своей схеме, он может хотя бы попытаться примерить на себя ту жизнь, как примеряют парадный фрак с бархатной отделкой, который не очень хорошо сидит и вообще не по карману.

Так что он играл свою роль с удовольствием и каждый раз, когда надо было делать ставку, принимал задумчивую позу: подпирал кулаком щеку, выпячивал нижнюю губу и устремлял взгляд на фишки.

При очередной сдаче он вслушивался в болтовню Лидии и тщательно перебирал ее, просеивая каждое слово, так же как вор, который перебирает драгоценности, оценивая результаты последней кражи.

Она обратилась к коринфянину:

— Мои проигрыши вошли в систему. Клянусь, мне придется уйти, если я проиграю еще пять фунтов. Вы должны удержать меня от этого. — «Система» означало «sis», а это означало сто двадцать фунтов.

Затем к банкомету:

— Вы хотите погубить меня, да? Но вы же видите, что я держусь, и буду держаться крепко, как катран. — «Катран». Quatre. Четыре фишки.

К нему:

— Вы, наверное, отобрали у меня мою долю удачи. — «Удача»! Тайный выпад в его сторону! Числа заполонили ее ум, как чертополох — неухоженный сад, а она все еще может шутить, причем так, что эту шутку могут оценить только они двое! — Надеюсь, вы вспомните об этом завтра, когда увидите меня на улице просящей милостыню. Права была моя тетушка Уитни, когда говорила, что в картах мне не везет. — «Уитни». Huit. Господи, восемь фишек! Сто шестьдесят фунтов.

Но он сделал так, как она велела. Он держал свои карты так, чтобы она могла видеть их и рассчитывать дальнейшие действия. Он слушал подсказки, говорившие ему, что делать: прикупать или останавливаться, и оценивал их в соответствии с собственным разумением. Пятнадцать против девяти у банкомета — ему даже не надо смотреть, как она потирает указательный палец о большой, чтобы понять: надо покупать. Пара десяток против семерки — он остановится, как бы яростно она ни крутила свой браслет.

Он выигрывал не на каждом хенде. Даже при благоприятном раскладе ему иногда доставалась неудачная карта, а банкомету — удачная. В этих случаях ему казалось, что он чувствует, как она мысленно успокаивает его, вселяет в него уверенность, настолько твердую, что ее буквально можно было потрогать. Не то чтобы он нуждался в этом. Несмотря на случайные проигрыши, он явно был в выигрыше. При каждом поражении он лишь пожимал плечами, убеждал себя, что умение проигрывать — это достоинство, и ждал следующего закодированного указания.

Он не знал, сколько прошло времени, прежде чем она подняла обе руки и поправила прическу. Сигнал, что пора уходить. Он только что проиграл подряд две сдачи — к счастью, по скромным ставкам, — и она, очевидно, решила, что расклад колоды не отвечает ее требованиям.

Одной части его натуры хотелось врасти в стул, никуда не уходить и сохранить это приятное ощущение радости от сегодняшней совместной работы с женщиной, от их тайного сговора, о котором не подозревал никто из сидящих за столом, от их удивительной слаженности, которую тайный характер их взаимодействия только усиливал.

Другая же его часть горела желанием уйти. Чем быстрее они встанут из-за стола, тем скорее встретятся и вместе отпразднуют свой сегодняшний успех. Он горстями посгребал фишки в карманы — по его прикидкам, там было около тысячи фунтов — и направился в кассу.


Тысяча сто шестьдесят два фунта. Даже если вычесть их проигрыши — ее тридцать восемь фунтов и его сорок, — это было великолепное начало.

Лидия вышла из игорного зала и пошла по главному коридору. После его ухода она задержалась в клубе еще на полчаса, пофлиртовала с мистером Келлером, сидевшим справа — просто пофлиртовала с этим милым и безвредным джентльменом, которому очень польстило ее внимание, без каких-либо видов на будущее, — и убедилась, что никто не связал с ней появление за столом мистера Блэкшира.

О, он был великолепен, этот мистер Блэкшир. После их последнего разговора она боялась, что у него не хватит духу доиграть спектакль до конца. Однако он не проявил ни малейшей слабости. Был тверд, как скала. Он отнесся к потере ста и двухсот фунтов с полнейшим равнодушием и отмахнулся от них, как жеребец хвостом отмахивается от мух. До чего же величественно это у него получилось! Она скажет ему об этом, правда, в более пристойной манере. Она похвалит его за решимость и пошутит над его внешним видом. Скажет, что ему нужно почаще надевать редингот и, возможно, немножко отрастить волосы, чтобы выглядеть более романтично.

Она повернула за угол. В этой части коридора освещения не было. В полумраке она ничего не могла разглядеть, но почувствовала его, ощутила его присутствие где-то впереди. А в следующее мгновение она убедилась в своей правоте, когда его руки схватили ее и утащили в кромешный мрак.

Он обхватил ее за талию, приподнял и радостно закружился с ней. Она оперлась на его плечи, такие сильные, мускулистые под одеждой, и стиснула зубы, чтобы не расхохотаться в полный голос. Монеты весело позвякивали в ридикюле, висевшем на запястье, и в карманах его сюртука, и этот звон был подходящей музыкой для их праздничного танца. Здесь, в темноте, она наслаждалась новыми отношениями с мужчиной — целомудренным слиянием тел, духа и ума. Раньше она не поверила бы, что такие отношения могут существовать, но сейчас, познав их, поняла, насколько они ценны.

Летящий по воздуху шелк холодил ей ноги, и когда он поставил ее на пол, юбка по инерции обвилась вокруг нее. Она запуталась в ткани и едва не упала, но он придержал ее за талию.