— Не забывай, я ничего не сказала о его мотивах. Не удивлюсь, если выяснится, что эти карточные игры — первый шаг в хорошо продуманной кампании.

— Тогда он слишком долго переходит ко второму шагу, тебе не кажется? — Хватит об этом. Она оттолкнулась от стены. — Я больше не стану уходить с ним наверх. Я сказала об этом Марии, а теперь скажу и джентльмену.

Она так и сделала, когда увидела его за раскидистыми пальмами, которые послужили для них отличным укрытием. Он кивнул, на его лице отразилось беспокойство.

Было совершенно очевидно, что он обвинил себя в недосмотре, однако вслух ничего не сказал, чтобы не затягивать их разговор.

— Мы почти готовы для походов в игорные дома, — сказала она, пока он не предложил вообще отказаться от затеи. — Нам осталось только договориться о мелочах после того, как вы подберете заведение.

— Постараюсь найти место для встречи. — Сдвинув брови, он устремил взгляд на ближайшую пальму. — У меня есть друг, который… — Он на мгновение задумался, потом посмотрел на нее. — Я могу написать вам? — Его расторопность вселила в нее надежду. Так быстро приспособиться к новым условиям и сразу же взять на себя организационные вопросы. Наверняка научился этому за долгие годы в армии. — Я напишу точные указания. И передам вам в руки.

В другой ситуации она обязательно захотела бы выяснить, какого рода места для встреч он имел в виду. Однако в игорных домах ей придется зависеть от него. Поэтому она начнет учиться этому прямо сейчас.


Когда он переступил порог одного из игорных домов, где играли по высоким ставкам, его первым впечатлением было, что люди, поведавшие ему о подобных заведениях, почему-то забыли упомянуть о декоре. Стало совершенно ясно, что «Бошан» тоже стремится к такой же роскоши, а еще стало ясно, почему он проигрывает в этой гонке.

— Не глазей по сторонам, — пробормотал Каткарт. — В тебе тут же распознают простака.

Уилл тут же запомнил: глазеть. Когда он придет в какой-нибудь игорный дом, чтобы играть по-крупному, ему нужно будет изображать из себя человека, который не знает, с какой стороны подступиться к карточной колоде.

Хотя вряд ли ему будет так уж сложно изобразить изумление. Пока они поднимались по темной лестнице, за ними закрылось три двери, словно обозначавшие этапы их вхождения в sanctum sanctorum[6]. Он приготовился увидеть грязное и примитивное: помещение с пожелтевшими от дыма стенами и парой-тройкой картинок с непристойными сюжетами.

Но вместо этого его встретила феерическая роскошь. Огромная люстра действительно вся переливалась, ее свет отражали огромные зеркала в позолоченных рамах — они, вероятно, предназначались для того, чтобы облегчить жизнь мошенникам, но от этого не становились менее красивыми. Многоярусный потолок состоял из белых квадратов, обрамленных золотом. Этот рисунок сочетался с квадратами натертого паркета.

Хотя этот зал и был предназначен для порока, он, как ни странно, радовал глаз. Возможно, и хорошо, что радовал, — ведь в помещении не было окон, через которые открывалась перспектива на внешний мир.

К тому же вряд ли здешние завсегдатаи обращают внимание на эту красоту — их внимание сосредоточено на восьми футах зеленого сукна; или на колесе, по которому с цокотом скачет шарик; или на брошенных костях, или на карте, которая появляется из шуза на столе для игры в фараон.

— Ну все, ты посмотрел. Теперь мы можем идти. Ник, шедший справа от него, отряхнул манжет с таким видом, будто за семь секунд после их появления воздух заведения уже успел испачкать белоснежную ткань. Ник наверняка заранее поставил перед собой цель оставаться бесстрастным.

«Я начинаю уставать от «Бошана», — сказал он Каткарту. — Как ты смотришь на то, чтобы посетить несколько домов?» И Каткарт, естественно, ухватился за такую возможность, приготовился к долгой ночи разгула и предложил захватить с собой серьезного и трудолюбивого Ника. Они сразу почувствовали себя так, как когда учились в университете. В каких только передрягах ни оказывались они благодаря неугомонной натуре виконта! А его брат то и дело заявлял, что не допустит, чтобы его еще раз втянули в столь сомнительное предприятие.

— Выше нос, Блэкшир. — Каткарт развернулся и повел свой маленький отряд к столам. — Теперь ты хотя бы сможешь на одном из своих политических салонов подробно описать пороки этих заведений.

— И тогда этим воспользуются против меня. — Ник отряхнул другой манжет на тот случай, если товарищи не заметили его неодобрения. — Противная сторона в суде обязательно станет подвергать сомнению мою пригодность, а потом притащит с собой какого-нибудь прожигателя жизни, который покажет, что видел меня в игорном доме. И не в одном. Сколько, ты сказал, заведений мы должны посетить?

— Сколько понадобится, чтобы я насытил свое любопытство. — Уилл хлопнул брата по спине. — Пошли. Чем раньше начнем, тем быстрее закончим.

— И с чего мы начнем, а, Блэкшир? С хазарда[7]? — спросил виконт, поворачиваясь то к одному столу, то к другому. — Со chemin de fer[8]? С рулетки? Какую дорогу к вечному проклятию ты предпочитаешь?

— Такую, где разрешается делать маленькие ставки. Мне не хотелось бы обанкротиться в первом же заведении. — Женщин в этом клубе нет, значит, ему нет надобности искать стол для игры в двадцать одно. И в то же время нельзя допустить, чтобы у его друзей возникла мысль, будто он пришел сюда не просто так, а с какой-то определенной целью. Так что придется провести здесь какое-то время, прежде чем идти в другой игорный дом.

— Тогда с рулетки. Это даст твоему братцу величайшую возможность выразить свое осуждение.

Ник и Каткарт принялись добродушно препираться, как в былые годы в Киз-колледже Кембриджа. Уилл вслед за ними протиснулся через толпу, окружавшую стол для игры в рулетку. Ему предстояло провести долгую ночь, и он был готов к этому, не испытывая ни малейшей усталости.


Пять дней спустя и почти через неделю после последней встречи он боролся с желанием предложить руку мисс Слотер, которая шла рядом с ним по восточной стороне Рассел-сквер. Он помнил: на людях они должны делать вид, будто едва знакомы.

— Я не рассказал ему, каким способом добываю деньги — Он сложил руки за спиной. — Я представил всю эту затею с игорными домами как развлечение, как услугу, которую я оказываю вам.

Она кивнула.

— От меня он ничего другого и не услышит. — Она слегка повернулась к нему. — Что он думает о природе наших отношений?

— Я не стал ничего уточнять. Он знает, что мы должны вести себя осмотрительно, поэтому, вероятно, сделал совершенно очевидные выводы. С другой стороны, он понимает, что если бы мы затевали нечто недостойное, мы бы просто пошли ко мне домой. Что бы он там ни подозревал, уверяю вас, он слишком хорошо воспитан, чтобы выдать нас.

— Вот было бы интересно. — Она кокетливо улыбнулась ему, как будто и в самом деле была его любовницей.

Или другом.

А ему всегда везло с друзьями. Джек Фуллер, выслушав его странную просьбу: «У меня деловые отношения с одной женщиной, и мне нужно место, где мы могли бы встречаться, подальше от чужих глаз», — с абсолютно каменным лицом и не моргнув глазом предложил пользоваться его гостиной.

Конечно, на лице Джека Фуллера трудно разглядеть какие-либо эмоции.

— Есть кое-что, о чем я должен вас предупредить, поспешно проговорил он, когда они подошли к парадной двери дома. — Он сильно обгорел под Угумоном, и рубцы сделали его внешность весьма непривычной. Я бы не хотел, чтобы его вид застал вас врасплох.

Она кивнула и приготовилась к встрече. Когда лакей открыл им дверь и проводил в гостиную, Уилл в очередной раз подивился способности ее лица скрывать любые эмоции. При знакомстве с Фуллером она не проявила ни малейшей робости, ни любопытства и не взглянула на его ногу, когда он выбрался из-за стола, чтобы поприветствовать их. Мисс Слотер вела себя так, будто в его внешности не было ничего необычного, будто она каждый день видит людей с обожженными лицами.

Уже через десять минут Уилл понял, что Фуллер ей понравился. Что касается самого Фуллера, то стало ясно, что общение с ней доставляет ему удовольствие. Она объяснила ему свою схему и рассказала, как долгими, одинокими часами играла в двадцать одно, чтобы выяснить, как в этой игре работает теория вероятности. Затем разговор перешел на лесоматериалы и на блестящие перспективы, которые откроет спуск на воду нового судна с водоизмещением в триста пятьдесят тонн.

— А как они определяют тоннаж? — Она устроилась на высоком стуле возле бюро, в котором Фуллер держал гроссбухи. Ноги она поставила на перекладину, а руками оперлась о сиденье и в этой позе стала похожа, несмотря на дамский наряд, на молоденького клерка, который на несколько минут оторвался от дел, чтобы поболтать. — Я знаю, что такое правило Архимеда, когда измеряется объем воды, вытесненной плавающим телом. Но вряд ли для судна где-то найдется подходящий резервуар с водой.

— Вы сейчас будете шокированы, мисс Слотер: то, что мы называем «тоннажем», вовсе не является настоящим тоннажем. — Когда в последний раз у Фуллера были гости? Сейчас он выглядел счастливым, как мальчишка, который приехал домой на каникулы. — Для определения грузоподъемности измеряют длину и ширину судна и производят определенные вычисления.

— Длину и ширину? — Она выпрямилась. — А как же глубина?

— Глубина трюма берется как половина ширины судна в самой широкой точке. Есть еще и другие допуски и поправки, например для кривизны корпуса судна. В общем, главные показатели — это длина и ширина.

— Тогда было бы разумно строить узкие суда с глубоким корпусом, чтобы перевозить больше грузов и при этом платить меньше пошлин. — С каким же воодушевлением и легкостью она погружается в тонкости бизнеса. Достаточно помахать перед нею парочкой цифр — и можно вести ее за собой куда угодно.