— Жуткое место, если судить по твоим рассказам. — Она снова провела бритвой по его шее. — Ты имеешь в виду, что там играют только против заведения? Не против друг друга, как в «Бошане»?

— Наверняка. Тип, который сдает карты или крутит колесо, работает на заведение. Проигрыши ему не прощаются.

Значит, шанса заполучить колоду нет, как и нет шанса разложить карты в нужной последовательности. Лидия прополоскала бритву и посмотрела в зеркало, проверяя результат своих трудов.

— Не понимаю, почему кто-то соглашается играть на таких условиях. Например, в таких играх, как двадцать одно, невозможность банковать ставит тебя в невыгодное положение, потому что при ничьей все отходит банкомету.

— Просто правила другие. — Ага. Они подошли к самому главному. — Думаю, есть заведения, где ничья считается как ничья и деньги никому не отходят. А есть заведения, где для банкомета установлены жесткие требования.

— Требования? — Она повторила это слово рассеянно, но ее внимание было заточено так же остро, как бритва.

— Есть заведения, где понтер может остановиться на пятнадцати, а банкомет должен брать карты, пока не наберет семнадцать. И на этих семнадцати он обязан остановиться. К тому же часто бывает, когда первую карту сдают картинкой вверх.

Пока он говорил, она держала бритву в стороне от его лица. Внезапный яркий отблеск дал ей понять, что ее рука дрожит. Она опустила бритву в миску и подавила поднимающуюся в душе бурю.

— То есть банкомет показывает первую карту, — спросила она просто для того, чтобы не молчать.

— И первую карту понтера. Так что сомневаюсь, что тут есть какое-то преимущество.

Глупец, тут есть огромное преимущество. Разве этого мало — увидеть карты! Ведь тогда она будет знать, что осталось в колоде. Даже после перетасовки первая карта банкомета может сказать ей о многом. Например, если это будет туз, она поймет, что у него хорошие перспективы, и сделает соответствующую ставку. И к этому следует добавить чрезвычайно элегантное обязательство банкомета добирать до семнадцати…

Что-то над головой привлекло ее внимание, десятки световых бликов, двигавшихся в том же ритме, что и бритва, которую она ополаскивала в миске. Она замерла, блики остановились и исчезли, как решенные уравнения. Надо бы провести кое-какие расчеты. Уж больно много переменных, чтобы она могла точно определить, как играть каждый хенд, но если взять карандаш и бумагу да еще посвятить этому несколько часов усердной работы, можно…

— Лидия. — Слово ворвалось в ее размышления, как скрежет ненастроенной скрипки. Оно странно прозвучало. Ей никогда не приходило в голову, что существуют правильное и неправильное произнесение ее имени. — Ты впала в транс? — Он открыл глаза, чтобы выяснить, чем вызван перерыв в процедуре.

— Прости меня. Меня отвлек свет. — Она насухо вытерла бритву и, посмотрев в зеркало, обнаружила, что он снова закрыл глаза.

Существуют мужчины, которые знают, как посмотреть на даму и заставить ее почувствовать, что на нее смотрят. Хотя, вероятно, тут вопрос не в знании. Они просто так смотрят на женщин.

Это к делу не относится. Вот сидит мужчина, к которому она «прилипла», и вот задача, которую ей нужно срочно решить. Она приставила лезвие бритвы к его щеке и повела его вверх, вместе с щетиной собирая мыльную пену. Есть мужчины, которые сидели бы с открытыми глазами. «Скажи, что тебя так захватило, — спросил бы такой мужчина. Мне интересно, о чем ты думаешь». И он наверняка попытался бы отгадать: «Это как-то связано с картами, да?»

Лидия положила бритву на бортик миски, и клочья пены со слабым плеском шлепнулись в воду. У некоторых мужчин нет камердинера и даже любовницы, и им приходится бриться самостоятельно. Стоя перед зеркалом, голым, возможно, с полотенцем, небрежно переброшенным через одно широкое, мускулистое плечо.

Нет, у Эдварда с плечами все в порядке. По стройности он мог бы соперничать с любым мужчиной. И все же, когда она закончила бритье, смыла остатки мыла с его лица и, посмотрев в зеркало, увидела, что его взгляд четко говорит о пробудившихся в нем намерениях, она поспешно отошла от кресла, туда, где лежала его жилетка.

— Как раз вовремя. — Она встряхнула жилет. — Мне кажется, я слышала, как подъехал твой фаэтон. — Действительно вовремя. Обычно за бритьем следовало несколько минут вполне определенных действий, если не полноценное возвращение в кровать.

Он оглянулся на окно, хотя, естественно, не мог видеть что происходит внизу, на улице. Один уголок его рта опустился, что свидетельствовало о колебаниях. Он провел рукой по правому бедру, обтянутому брюками из нанки. Было совершенно очевидно, что он что-то просчитывает, в том числе пытается найти ответы на вопросы насколько быстро она сможет его ублажить; насколько можно задержаться, чтобы соблюсти приличия; насколько сильно разыгрался его аппетит, чтобы заняться тем, о чем спрашивается в первом вопросе, и решиться на то, о чем говорится во втором.

Она выставила перед собой жилет и притворилась, будто внимательно разглядывает его, чтобы скрыть свое замешательство. Что ей делать, если он подзовет ее и заставит встать перед ним на колени? Раньше она ему никогда не отказывала.

«Нет. Не хочу». Эти слова были для нее новыми, она даже ощутила их вкус и представила изумление Эдварда. Однако ее сознание сразу же выдало картину того, что может произойти дальше, в ответ на отказ.

Ладно. Умная женщина не должна открыто бросать вызов.

— До чего же красивый жилет. — Она на шаг приблизилась к нему. — Ты выбрал его только потому, что собираешься к матери на обед? — Она упоминала его мать всегда, когда нужно было охладить его пыл.

— Оставь его, Лидия. — Он с неохотой поднялся на ноги. — Почему ты так долго проваландалась с бритьем, отвлекалась на болтовню о картах? Я и не знал, что сейчас так поздно. В следующий раз тебе придется поторопиться.

— Обязательно, — ответила она, помогая ему надеть жилет — Это моя вина. Твоей матери повезло, что у нее такой послушный сын. — Она успела произнести еще с десяток таких же льстивых замечаний, прежде чем за ним закрылась дверь.

Несколько секунд она стояла, привалившись спиной к створке. Она напряженно прислушивалась, как будто Эдвард мог вернуться, постучать в дверь и потребовать от нее исполнения обязанностей — естественно, он не вернется и как будто она собиралась изо всех сил удерживать дверь, чтобы не впустить его в комнату.

Только она не станет этого делать. Однако она продолжала стоять в той же позе и балансировать над своим отвращением, как канатоходец, идущий надо рвом с зубастыми муренами. Наконец она услышала цокот копыт и поняла, что его фаэтон тронулся с места. Она скомкала новые эмоции и отбросила их в сторону, а потом принялась за работу.


— Клянусь, я не отличу один от другого. А ты? — Ник говорил тихо, так что вряд ли их могли услышать.

— Тот крохотный, с красным личиком, который даже головку не держит, — это новорожденный сын Эндрю. Мастер Фредерик. Сейчас он на руках у Китти. — Уилл кивком указал на угол комнаты, где женщины тетешкали младенца.

— Господи, надеюсь, уж это-то я запомню. — Они все были приглашены на празднование пополнения в семействе, однако событие каким-то необъяснимым образом переросло в настоящее воспевание плодородия Блэкширов. В следующем поколении уже было десять детей, и все десять в настоящий момент находились в малой гостиной его старшего брата. Некоторые из них уже осознавали честь принадлежать к клану и старались ей соответствовать; некоторые же вели себя с детской непосредственностью и с полным пренебрежением к хорошим манерам.

— Пока они маленькие, различать их легко. А вот когда они подрастают, тогда появляются сложности: они будто перемешиваются друг с другом. — Ник указал на диван у эркерного окна. — Кажется, один из тех двоих, что забрались на Мирквуда, мой крестник, только, хоть убей, я не определю который.

— Не смотри на меня так, я тебе ничем не помогу.

— Я бы голову дал на отсечение, что это девочки. — Он пожалел о своих словах — он наверняка обидел какого-то родителя, если тот услышал его, — однако веселый смех брата убедил его, что ничего плохого не случилось, и он присоединился к нему. Он давно не смеялся так легко и беззаботно, от души, тем более вместе с Ником. И вместе с другим братом и сестрами.

Его старшая сестра подняла взгляд от малыша, который спокойно лежал у нее на руках, и улыбнулась. Ведь Китти — полная противоположность мисс Слотер, не так ли? Ее лицо озарила радость, когда она увидела, что два ее младших брата от души веселятся. Она знала, что они были лишены этого многие годы.

Он перевел взгляд с сестры на диван, где беседовали мистер Мирквуд, муж Марты, и мистер Бриджмен, муж Китти. Он обязательно скоро почувствует себя здесь своим человеком. Как-никак они его родственники, родная кровь, единственные люди на всем свете, кто де лит с ним воспоминания о хрупкой и нежной матери и строгом отце — о родителях, которые слишком рано покинули этот мир.

Однако долгие месяцы после возвращения он то и дело ловил себя на желании уклониться от общения с ними. С Ником он общался больше, чем с остальными, но к этому его принуждал бизнес. Вот и сейчас он не знает, о чем с ним говорить, хотя мог бы и дальше шутить насчет своих племянников и племянниц. В замешательстве он смахнул несуществующую пылинку со своего манжета.

— Помнишь того парня, Хокинса, с которым ты меня познакомил? Того, который основал трастовый фонд?

— Только вчера столкнулся с ним у Линкольнс-Инна. Ник с нескрываемым любопытством взглянул на него. — А что, тебе опять понадобились его услуги? Нашел еще одну сироту, которая нуждается в анонимном благодетеле?

Уилл покачал головой.

— Скорее, я хочу оказать услугу одной даме.

— Надеюсь, не маме мальчика. Судя по тому, что рассказывал мне Хокинс, ты для той семьи сделал больше, чем можно было ожидать.