Коннор поймал ее, когда она подпрыгнула в воздух, и прижал к себе, держа на высоте нескольких дюймов от земли, Мэгги пришлось обхватить руками его шею, его руки надежно держали ее у поясницы.

— Мэгги, — хрипло прошептал он.

Она зарылась в него лицом, прижавшись к ложбинке у шеи. Его теплое дыхание щекотало ей ухо, а губы касались виска.

— Мэгги, — повторил он. — Не убегай от меня. Никогда не убегай от меня.

Она попыталась покачать головой, но вместо этого у нее вырвалось рыдание. Почувствовала, как ее опустили на землю, но руки вокруг шеи Кондора не разжала. Его ладонь нежно переместилась со спины к затылку, затем глубоко погрузилась в пряди волос. Он гладил ее, прижимал к себе. Горячие слезы Мэгги все текли и текли, и он со слезами впитывал в себя ее страх, ее боль, понимая, что и са!м повинен во многом.

— Я не могла… не смогла принять эти пилюли, — прерывающимся голосом сказала она. — Не смогла избавиться от ре… ребенка. Я не могла этого сделать.

Коннор просто держал ее в. объятиях.

— Но…но ты был прав… Я — эгоистичная су… сучка. Я не…

— Нет, — мягко перебил он. — Я был не прав. Прости меня за то, что я так сказал, Мэгги. Я был не прав.

Она шмыгнула носом и улыбнулась, по-прежнему уткнувшись в его грудь.

— Мы никогда ни в чем не согласны.

Он отстранил ее от себя. Лунный свет упал на тонкие черты ее лица. Коннор вытер следы слез подушечкой большого пальца.

— Пошли в хижину, — сказал он.

Мэгги кивнула, снова шмыгнула носом и улыбнулась Коннору смущенной, заплаканной улыбкой. Позволила ему взять себя под руку и отвести в дом. На этот раз он выдвинул стул для нее. И усадил на него.

— Когда ты ела в последний раз? — спросил Коннор.

— В полдень я что-то съела. Хотела приготовить обед, но Фредо мне не позволил. Он не хотел суеты. — Мэгги нашла в рукаве своей бледно-розовой блузки носовой платок и вытерла нос. — Тяжелый был денек.

Одна из черных бровей Коннора взлетела вверх.

— Только ты, — сказал он, кривя рот усмешкой. Отвернулся и начал шарить в чулане в поисках еды для Мэгги.

— Что это значит?

— Это значит, — терпеливо объяснил он, разбивая яйца в миску, — что у тебя талант преуменьшать, Почти целый день ты смотрела смерти в лицо, а называешь это «тяжелым деньком». Не совсем то, что я ожидал от принцессы нью-йоркского общества.

— А я и не была принцессой. — Она взяла его кружку и сделала из нее глоток. — И ни одна из моих сестер тоже. Мы — дочери Джона Маккензи Уорта… внебрачные дочери. Я никогда ни в чем не нуждалась, но за пределами дома меня нигде не хотели принимать. — Мэгги увидела, как рука Коннора на мгновение прервала взбивание яиц. Эта короткая заминка дала ей понять, что он ее внимательно слушает. — Наверное, моя жизнь была не совсем такой, как ты себе представлял.

Коннор прекратил взбивать яйца. Поставил черную железную сковородку на плиту и добавил немного сала.

— И как же я, по-твоему, ее себе представлял?

— Полной светских развлечений. Частные школы. Приглашения в театр и на катания на коньках, на костюмированные балы.

— Обо всем этом болтала Скай. Мэгги вздохнула.

— За обедом в тот вечер, — сказала она. — Знаю. Скай рассказывала мне, она трещала без умолку обо всем, что только приходило в голову, чтобы ты убедился, что она пустоголовая идиотка.

— Это было убедительно.

— Скай такая. — Мэгги грустно улыбнулась, вспомнив честный рассказ сестры о своем поведении в тот вечер, — Правда в том, что Скай бросается вперед совершенно бесстрашно. Заставляет людей либо принимать ее такой, либо прямо говорить, что ее не хотят. У нее было больше приглашений, чем у всех нас, вместе взятых, но она делала это только для того, чтобы доказать остальным, не потому, что ей это действительно важно, или потому, что верит, будто ее в самом деле приняли в свой круг. Мы посещали церковно-приходскую школу, а не закрытые академии, и никого из нас особенно не приглашали в определенные дома на Пятой авеню, даже если надо было позвать кого-то для ровного счета на обед.

— И что же ты делала? — Коннор вылил взбитые яйца на сковороду и стал помешивать деревянной ложкой.

— Читала.

— И все?

— Почти. — Мэгги сделала еще один глоток из кружки Коннора. — Мэри Фрэнсис ушла из дома, когда мне было двенадцать, поэтому она никогда не составляла мне компании. Майкл и Ренни дружили между собой, Майкл много писала, а Ренни все время говорила о поездах. Скай таскала меня за собой, когда могла, но большую часть времени я просто читала.

— Где?

Большинство людей спросили бы, что она читала, а не где читала.

— В библиотеке, в своей комнате. Иногда, когда пыталась сбежать от домашней работы, забиралась на чердак или на крышу заднего крыльца. Мама посылала сестер согнать меня оттуда. — Она с любопытством посмотрела на него. — Почему ты спрашиваешь?

— Мне интересно, был ли у тебя дом на дереве, — сказал он. — С веревочной лестницей, которую можно втянуть наверх, чтобы больше никто не влез.

Ее глаза раскрылись пошире.

— Я всегда просила такой у Джея Мака. Он говорил, что тогда меня уже никто никогда больше не увидит.

Коннор поднял сковородку и выложил яичницу на тарелку.

— Вероятно, он был прав. — И поставил тарелку с вилкой перед Мэгги. — Ешь. Хочешь хлеба? Она покачала головой и взяла вилку.

— Спасибо.

Коннор присел к столу.

— А почему медицина?

— Мне не приходило в голову заняться чем-то другим. Я уже говорила тебе, что никогда не думала о замужестве.

— А о детях?

Мэгги с трудом глотнула.

— Нет, — тихо ответила она. — Я никогда не думала о детях.

— Значит, — тяжело сказал он, — ты поддалась один-единственный раз импульсу, присоединилась к сестре в игре, в которую неохотно стала играть, а к тебе пристали, превратили в проститутку и сделали…

— Беременной, — закончила она вместо него.

— И ты ничего этого не помнишь.

— Совсем немного, — поправила она.

Коннор пододвинул к ней тарелку, заставляя есть.

— Немного? — переспросил он.

— Кое-что я помню, — тихо сказала Мэгги, избегая его взгляда. — Матроса… Харлана Портера… — Как Коннор прикасался к ней. Жадный обмен поцелуями, как его рот скользил по ее подбородку, оставляя влажную полоску вдоль горла. Его руки на ее коже. Ладонь, обхватившую снизу грудь. Жар, который он разжег в ней… — Там была девушка со шваброй. Она прогнала Харлана.

— Это все?

— Это все. — Мэгги сосредоточила внимание на яичнице. — Я ничего не знаю о твоих деньгах.

— Я думал не о деньгах.

Мэгги откусила кусок, чтобы не отвечать. Она надеялась, что горящие щеки ее не выдали.

— Дансер должен был вернуться быстро. Ты не думаешь, что с ним что-то случилось?

— Дансер может о себе позаботиться. — Коннор мельком взглянул в окно. — Кто знает о ребенке, Мэгги?

Ей следовало знать, что сбить его с этой темы не удастся. Мэгги отодвинула тарелку и положила вилку, у нее пропал аппетит.

— Дансер.

— Дансер? — Коннор нахмурился. — Ты хочешь сказать, что никому другому не говорила? Даже матери? Даже Майкл?

— Никому. Я не хотела, чтобы кто-нибудь знал. Ты думаешь, я сделала для тебя исключение, потому что ты отец.

— Мне приходило это в голову.

— Ну, это не так, — запальчиво ответила она.

— Когда ты планируешь известить родных?

— Не знаю, Вероятно, когда скажу им о нашем разводе. Коннор язвительно посмотрел на нее:

— А когда ты собиралась рассказать мне? Мэгги пожала плечами.

— Мэгги? — настаивал Коннор.

— Я не собиралась тебе рассказывать, — призналась она с нетерпением в голосе. И с вызовом посмотрела на него. — Ты удовлетворен? Ты ведь это подозревал, правда?

— Подозревал, — ответил он устало, — но не это мне хотелось услышать.

— Тогда зачем ты меня об этом спрашиваешь? — с отчаянием сказала она. — Почему ты… — Она осеклась. Младенец сильно ударил ее под ребра и заставил выпрямиться. Ее лицо смягчилось, и она положила ладонь на то место, где ощутила толчок.

Коннор с беспокойством наблюдал за Мэгги.

— Он делает тебе больно?

Она улыбнулась и покачала головой. На ее лице появилось застенчивое выражение, пушистые ресницы опустились, затенив глаза.

— Ты не хочешь… — Он уже наклонился вперед на стуле, протягивая руку. Она взяла ее и положила на живот. — Подожди, — прошептала Мэгги, благоговейно понижая голос. — Толчок сейчас повторится. Вот. Ты почувствовал?

Коннор кивнул, но не убрал руку.

— Ты уверена, что тебе не больно?

— Это совершенно удивительно.

Младенец толкнул еще два раза, и только после этого Коннор отнял руку.

— Ты хорошо выглядишь, Мэгги. — В действительности она выглядела красавицей. Кожа сияла, волосы блестели, тонкое лицо было оживленным. Ладонь Мэгги, когда она брала его за руку, оказалась огрубевшей, подушечки пальцев мозолистые, но это было единственным внешним признаком тех лишений, которые она терпела. Ему хотелось приложить ладонь к ее щеке, ощутить ее нежность. Хотелось провести большим пальцем по губам, почувствовать влагу дыхания сквозь приоткрытые губы. — Похоже, все в твоей жизни на пользу тебе.

— Ты имеешь в виду беременность.

— Я имею в виду все вместе. — Он обвел рукой хижину. — Это. То, чем ты здесь занимаешься… работа с Дансером. И беременность, конечно, тоже.

— Я не чувствую себя несчастной, — тихо произнесла она.

Коннор подумал, что это странный способ выразить удовлетворение.

— Ребенок должен появиться в декабре.

— Как раз накануне Рождества.

— Разве тебе не хочется побыть у своей сестры в Денвере?

— Нет. Я там, где мне хочется быть. Дансер поможет мне во время родов.

— Он знал о ребенке с самого начала? И поэтому ты была так уверена, что он тебя примет.

Она кивнула:

— Он не понимал, почему мне хотелось быть здесь. Не уверена даже сейчас, что он согласен, но он не собирался меня выгонять. — Мэгги надеялась, что появление Коннора не изменит положение. Она снова бросила взгляд в окно, ожидая появления Дансера. Лунный свет по-прежнему заливал стоящие вокруг деревья. А старателя не было видно.