Но корабль не взлетел, а наоборот чуть погрузился в песок. Марйеб молча сделал мне знак спуститься и оставить сундук на темной земле, которая все еще зияла, окруженная песчаными выпуклостями. Я так и поступил, затем снова поднялся на корабль. И снова корабль не взлетел, но погрузился в песок еще на локоть, примерно. Тогда спустился с корабля Марйеб, положил на песок мертвую Ахуру и рядом с ней — железный сундук. Но когда Марйеб поднялся на корабль, корабль вновь не взлетел и погрузился в песок еще глубже.

Тогда Марйеб сделал мне знак спуститься. Вдвоем, молча, мы вырыли деревянными веслами, взятыми из рук деревянных гребцов могилу в песке и погребли Ахуру в пустом продолговатом деревянном ящике, который нашли на нашем корабле. Тотчас же песчаные волны сомкнулись и скрыли от нас погребение. И стало так, словно бы никогда и не было на свете прекрасной Ахуры.

И снова мы взошли на палубу нашего корабля, я по-прежнему нес железный сундук. Наш корабль легко поднялся в воздух. Снова окружила нас приятная голубоватая прохлада. Не знаю, сколько времени миновало. Я ощутил тяжесть в груди и пустоту в душе. Раздавшийся внезапно голос Марйеба поразил меня, за время нашего общего молчания я отвык от звуков человеческих голосов. Но Марйеб еще не успел заговорить, когда я заметил, что корабль стремительно снижается. Голубоватая лента, вьющаяся среди зелени, обернулась нашей полноводной рекой. Мы приближались к острову, к нашему острову, к Дому Чародея.

— Бата, — сказал Марйеб. — Я виноват перед тобой.

Но после всего случившегося я не мог ни в чем его винить.

— Нет, нет! — поспешно и искренне возразил я.

Корабль опустился на воду. Тотчас же ожили гребцы и заработали веслами.

— Бата, — сказал Ми, — не отговаривай меня. Я и вправду не могу поступить иначе. Теперь не говори, не говори ничего. Свиток я оставлю тебе. Я знаю, ты не развернешь его. Если меня не будет, скажи отцу, чтобы он похоронил свиток вместе со мной.

И я ничего не сказал, не стал отговаривать, хотя уже понял, на что решается мой друг.

Он не стал раздеваться, встал на корме, поднял руки и чуть закинул их за голову. Я увидел, как мелькнуло тело, всплеснулась вода. И снова странно — я не заплакал. Только подумал, как же Неферкептах похоронит сына, как отыщет его тело. Я считал, что Марйеба и Ахуру погубили злые духи, что ни тот, ни другая ни в чем не повинны.

Но едва корабль вошел в гавань, как я услышал погребальный плач, увидел на берегу людей в траурных одеждах. Тело Марйеба нашли на берегу. Я сошел с корабля и увидел моего друга лежащим на берегу. Он был все в той же бело-голубой полосатой набедренной повязке, на шее золотая цепочка. Глаза его были закрыты. Лицо его уже стало лицом мертвеца с этим странным мертвым выражением. Отец и мать плакали над ним.

Корабль начал стремительно уменьшаться и вскоре превратился в деревянную игрушку. Я взял его в руки. Нес я и железный сундук.

Неферкептах поднял голову.

— Несчастье у тебя в руках, — хриплым от слез голосом обратился он ко мне. — Ты прижимаешь несчастье к своей груди.

Что-то он уже знал и сам, благодаря своему магическому искусству, остальное я ему рассказал.

Он долго отказывался похоронить свиток вместе с сыном. С трудом я разжалобил его.

Силой магии он воздвиг заколдованную гробницу, где и было погребено тело Марйеба.

После погребения я, измученный, с опустошенной душой, заснул в родительском доме. А когда проснулся, увидел себя лежащим у ворот какого-то незнакомого города. Одет я был в грязные лохмотья. Я понимал язык, на котором говорили люди в этом городе. Ни отца, ни матери, никого из близких и друзей я не мог найти. Я помнил, что многому учился и многое умею. И вдруг с ужасом обнаружил, что разучился читать и знания мои покинули меня. Нашел я рыночную площадь и сделался носильщиком, после нанялся в пекарню. И долго жил в бедности, терпел унижения, пока наконец не женился на дочери одного ткача. Отец моей жены обучил меня своему ремеслу. Я прожил на земле более сорока лет, у меня было трое детей. Своим близким я не рассказывал правды о себе, сказал только, что отец мой был садовником и состоятельным человеком, но разорился, когда ураган разрушил город, где жили мои родители и я.

Ежедневно я молился и просил богов о том, чтобы после моей смерти они позволили бы мне снова быть другом и слугой Марйеба. Однажды я тяжело заболел и понял, что болезнь моя смертельна. Жена моя к тому времени уже скончалась. Я не был особенно искусен в своем ремесле и жили мы в бедности. Перед смертью я попросил моего старшего сына не тратить много денег на мое погребение, похоронить меня скромно. Я почувствовал, что меня клонит в сон и закрыл глаза.

А когда пробудился, увидел, что лежу в комнате на чистой постели. Было какое-то странное ощущение. Я поднялся и оглядел себя, насколько это было возможно. Я чувствовал себя легким и сильным. Я понял, что дух мой обрел юность. На столике у постели я увидел бронзовое полированное зеркало и поспешил поглядеться в него. Полузабытое лицо девятнадцатилетнего Баты, мое лицо, совсем юное, глянуло на меня. Я знал теперь, что боги исполнили мое желание — я в гробнице Марйеба. Я пошел к двери, отворил ее и начал обходить все помещения гробницы, а их, как вы уже знаете, много. Войдя в широкий и длинный, с мраморными стенами переход, я вскоре услышал шаги. Шаги двигались мне навстречу. Я узнал шаги Марйеба. Вскоре мы встретились и крепко обнялись. Он сказал мне, что его познания в магии помогли ему переселить сюда и дух Ахуры. Но я не в силах был видеть ее. Почему? Лучше не надо спрашивать об этом.

— Но если я правильно понял тебя, Бата, — заговорил Сет Хамвес после недолгого молчания, — ни ты, ни Марйеб так и не прочли таинственных слов Познания?

— Ты правильно понял меня, Сет, ни я, ни Марйеб не читали этих слов.

— А старый жрец Нуна, отец Марйеба, знает об этом? Мне показалось, что нет.

— Ничего не могу сказать, — Бата пожал плечами. — Я никогда не мог понять, что знает и чего не знает Неферкептах.

— Марйеб и ты, Бата, — благородные люди, — тихо произнес Йенхаров.

— Марйеб сказал: «Завтра», — задумчиво проговорил Сет Хамвес. — Имел ли он в виду, что завтра решит, отдать ли нам свиток или оставить его здесь?

— Скорее всего, он именно это и имел в виду, — Бата улыбнулся. — Но, думаю теперь он будет иначе относиться к вам, да и вы к нему.

— Да, — чуть ли не в один голос сказали братья и засмеялись тому, что произнесли это «да» почти одновременно.

Глава тридцать четвертая

Ахура

Ночью братья спали спокойно. А наутро, после завтрака, явился Бата и провел их в ту комнату с надписью на стене, где Марйеб принимал их в первый раз. Здесь стояли все те же красивые стулья, но шкатулка с белыми и черными фигурками для игры была уже убрана.

Марйеб вышел к ним. Бата скромно остановился в стороне. Сейчас Марйеб уже не казался тем ребячливым мальчиком, который так странно говорил с ними тогда.

— Я не хочу вас мучить, — спокойно начал он, жестом пригласив их присесть и садясь сам, — вы обратились с просьбой ко мне, я же обращаюсь с просьбой к вам. Здесь, в моей гробнице обитают духи моей жены и моего друга. Но тела их погребены не здесь и потому духи могут обитать здесь лишь до тех пор, пока здесь находится свиток Познания. Вы хотите передать этот свиток моему отцу. Я соглашусь, но лишь с одним условием. Вы найдете и доставите сюда тела моей жены и моего друга. Если их тела будут погребены в этой гробнице, и духи их смогут обитать здесь беспрепятственно.

Марйеб замолчал.

Сет Хамвес вспомнил все тяготы путешествия. Он чувствовал, что колеблется. Найти два погребения тысячелетней давности!

— Надо согласиться, — Сет Хамвес скорее почувствовал, нежели услышал, как Йенхаров шепнул ему это.

— Мы согласны, — ответил Марйебу Сет Хамвес. — Но можешь ты указать нам хотя бы приблизительно, где нам искать погребения твоей жены и твоего друга?

— Я это сделаю, — серьезно сказал Марйеб. — Но не желаете ли вы прежде взглянуть на ту, из-за которой, в сущности, вы и очутились здесь?

Сет Хамвес с изумлением отметил, что не испытывает ни малейшего желания взглянуть на эту юную прекрасную женщину, о которой с таким трепетом повествовал Бата. Почему-то вдруг сразу невольно вспомнилась Ренси, как она стоит среди зелени, в нарядном голубом платье, и чуть вьющиеся каштановые волосы, стянутые на затылке красной лентой, спадают на плечи. Он почему-то уверен, что Ренси никогда не потребует от него никаких свитков Познания. Сет Хамвес усмехнулся. Неужели в его жизнь вошла влюбленность? Но не успел он насладиться этой мыслью, как Хари в ответ на вопрос Марйеба, хотят ли они увидеть Ахуру, восторженно воскликнул:

— Да!

Марйеб поднялся и подошел к стене, на которой была надпись.

— А как же твои чувства к нашей Ренси? — шепнул Сет Хамвес брату.

— Это совсем другое! — успел прошептать в ответ Хари, — а если уж говорить о чувствах к Ренси, то, кажется, теперь лучше говорить о твоих чувствах.

Сет Хамвес шутливо погрозил брату кулаком.

В этот миг расступилась стена и Марйеб сделал братьям знак следовать за ним. Бата остался в комнате.

Они прошли короткий коридор и очутились прямо перед глухой стеной с небольшим оконцем. В оконце могли заглянуть двое.

— Смотри же! — повелительным тоном произнес Марйеб.

Братья подошли к маленькому окну. Обоим вдруг сделалось страшно.

Но то, что они увидели, превзошло все их ожидания.

В небольшом зале с беломраморными гладкими стенами и устланным светлыми коврами полом сидело на троне чудовище. Но нет, это было больше, чем просто чудовище. Это была какая-то ужасающая пародия на человека, на очаровательную женщину. Чудовище сохраняло осанку нежной красавицы, но было оно бесполым. Бесформенное туловище, покрытое слизистой чешуей, темное. Крохотные передние лапы с когтями. Огромные слоновьи сморщенные задние лапы. Скользкий змеиный хвост волочился по полу. Втянутое темное брюшко чуть колыхалось в такт мерному дыханию. Из щелистого рта торчали кривые желтые клыки. Уродливо-розовым хоботом свешивался нос. Выпученные темные жабьи глаза смотрели неподвижно. И вдруг эту ужасную физиономию на миг искажала странная ухмылка.