Жанна Бернар - В садах чудес

— Ты ничего не понял, — Марйеб дернул плечом. — Даже он, — Марйеб кивком указал на Йенхарова, — даже мальчик понял, а ты — нет.

На лице Йенхарова выразилась досада, ему было неприятно, что его называют мальчиком.

Сету Хамвесу тоже было неприятно слушать упреки в непонимании. Зачем эта ложная многозначительность? Чего он не понял? Того, что какая-то девушка была влюблена в Марйеба и теперь ее дух находится здесь? Да он прекрасно понял это! Сет Хамвес на мгновение приложил ладони к щекам. Скверно, что у него складываются такие дурные отношения с Марйебом. И почему только сын старого служителя бога Нуна совсем не походит на своего отца? Ни мудрой доброты, ни спокойствия.

— Вернемся к вопросу о свитке Познания, — Сет Хамвес почувствовал, что не может сдержать раздражения, и тем самым раздражает Марйеба, заставляет его упрямиться и капризничать.

— Да, да, — откликнулся Марйеб с нарочитым пренебрежением, и, отвернув голову, позвал: — Бата!

Черноглазый худощавый Бата явился. Сет Хамвес заметил, что Йенхаров попытался проследить, каким же образом в помещении появилось новое лицо. Сам Сет Хамвес уже понял, что проследить за этим невозможно.

— Бата, — сказал Марйеб, не глядя на братьев, — принеси столик, доску и фигуры.

Бата поклонился и исчез.

— Если ты выиграешь, я отдам тебе свиток, — отчужденно и равнодушно обернулся Марйеб к Сету Хамвесу.

Сет Хамвес чувствовал себя униженным, но выбора не было. Он сдержанно кивнул.

Снова явился высокий Бата и принес столик с инкрустированной золотыми пластинками столешницей, позолоченную доску, разделенную на тридцать три поля и золотую шкатулку с белыми и черными деревянными фигурками. Он поставил столик, разложил доску, затем взял из шкатулки белую и черную фигурки, каждую зажал в кулаке и заложил руки за спину, после чего почтительно поднес сжатые кулаки гостю. Сет Хамвес выбрал левую руку, ближе к сердцу. Ему достались белые фигурки и выпало начинать игру.

После первых же ходов Сет Хамвес понял, что играет с настоящим мастером. Сет и сам играл неплохо и даже выигрывал порою у отца или у их соседа Зеземонеха, но Марйеб играл с подлинной виртуозностью. Еще несколько ходов — и партия проиграна. Марйеб с каким-то странным выражением на лице протянул руку.

— Не надо, — прошептал Йенхаров, напряженно следивший за игрой.

Марйеб грациозно развел руками, его чуть приподнявшиеся плечи и подвижные черты лица выразили насмешливую капризность ребенка, уверенного в своем праве защищать любимую игрушку.

Сет Хамвес ощутил странную тяжесть в ногах. Склонив голову, он увидел, что ступни его стали каменными, камень был серый, гладкий. Сделалось страшно, захотелось закричать, молить о пощаде, но внезапно вспыхнувшее чувство гордости не позволяло.

— Сыграем еще? — сдавленно произнес Сет Хамвес.

Марйеб молча расставил фигурки, предоставил гостю выгодную позицию. Снова начали игру. Несмотря на то, что ему угрожала страшная опасность, Сет Хамвес не мог не восхищаться сообразительностью Марйеба, быстротой его реакции. Кажется, и Марйеб это почувствовал и ему это нравилось. Сет Хамвес подумал, что они могли бы примириться. Но как это сделать, не унижая своего достоинства? Снова Сет Хамвес проиграл. Снова Марйеб протянул руку и тяжесть в ногах усилилась. Теперь ноги окаменели до колен. Сет Хамвес всем своим существом чувствовал мучительное напряжение Йенхарова.

Марйеб согласился сыграть еще раз. И снова после проигранной Сетом партии Марйеб протянул руку. Теперь Сет Хамвес стал каменным по пояс. Усилием воли он сдержал слезы отчаяния. Такую страшную несвободу он испытывал впервые в жизни.

И тут Йенхаров бросился к нему. Столик с доской опрокинулся, фигурки раскатились по полу. Йенхаров обнял брата. Сет Хамвес ощутил, как Йенхаров всеми силами души и тела сосредоточился на своем неизбывном неимоверном желании спасти его. Сила этого желания словно бы растапливала серый камень. Спустя несколько мгновений Сет Хамвес уже мог пошевелить пальцами ног.

Сын старого жреца быстро махнул рукой и тело Сета Хамвеса вернуло себе прежнюю гибкость. Марйеб не опускал руку и смотрел широко раскрытыми зеленоватыми глазами на Йенхарова, обессилено сползавшего на пол.

— Завтра! — коротко бросил Марйеб и исчез.

Сет Хамвес помог брату подняться.

— Сколько ты вытерпел из-за меня, Хари, — он прижал милую голову брата к своей груди.

— У тебя сердце сильно бьется, Сети. Ты успокойся. Я думаю, он отдаст свиток.

— Тише, Хари, тише.

За стеной смутно зазвучал юный женский голос, что-то говоривший быстро и горячо.

— Нет, солнце мое, нет, — с какою-то странной легкостью проговорил в ответ Марйеб.

И спустя мгновение:

— Нет, милая, — все с той же летящей какой-то интонацией.

Это был уже не тот Марйеб, с которым Сет Хамвес так странно беседовал, не тот, что одним мановением руки превращал живое тело в серый камень.

Сету Хамвесу пришло в голову, что сын старого жреца действительно умен и образован. «Странно, что я это понял сейчас, когда он о чем-то ласково говорит с женщиной. Интересно, он нарочно устраивает так, чтобы мы слышали его слова и пение, или это от него не зависит?» — подумал Сет. Также он подумал о том, что общение с женщиной, должно быть, и вправду каким-то образом утончает и обогащает человека. Если бы еще при этом ухитряться не попадать в зависимость от низменной женской природы! А, впрочем, в отношениях с женщиной, вероятно, нет возможности многое предусмотреть, предугадать, надо просто бросаться, как в неведомые воды, а там уж выплывешь или утонешь — как повезет. И, может быть, лучше и вовсе устранить женщин из своей жизни…

Размышления Сета Хамвеса были прерваны появлением Баты. Высокий худощавый Бата, быстро склоняясь и распрямляясь, принялся собирать игральные фигурки. Он сложил их в шкатулку, поставил столик, положил доску и на доску поставил шкатулку. Но, кажется, он не собирался уходить, и с добродушной усмешкой поглядывал на братьев.

— Ты отведешь нас в комнаты, где мы живем? — спросил Йенхаров.

— Идемте, — просто ответил Бата.

Они пустились в обратный путь. Снова очутившись в уже обжитых за несколько дней комнатах, братья почувствовали себя защищенными и спокойными. Это было что-то вроде дома. Стол был накрыт и им захотелось утолить внезапно давший знать о себе голод. Не хотелось отпускать Бату. Хотелось, чтобы еще остался здесь, чтобы возникла иллюзия общения, легкого и приятного, общения с чужим, сторонним человеком. Кроме того, братья чувствовали, что Бата может им рассказать что-то для них интересное и даже важное.

— Ты мог бы разделить с нами трапезу? — спросил Сет Хамвес.

Бата поблагодарил и занял место за столом. Все трое, не спеша, принялись за еду.

— А Марйеб, твой господин, знает, что ты сейчас с нами? — полюбопытствовал Йенхаров.

— Ему все равно, — улыбнулся Бата.

— Но если он вдруг захочет, он может узнать, где ты и услышать, о чем ты говоришь? — не отставал Хари.

— Марйеб — не соглядатай! — Бата покачал головой с видом превосходства. — Я не знаю, что наговорил вам старик о нем, но я знаю Марйеба с детства. Вы, конечно, полагаете, будто Марйеб захотел владеть свитком Познания из тщеславия и сейчас не желает отдавать вам свиток из каприза. Но это не так. Если вы хотите, я расскажу вам о Марйебе. Думаю, вы хотите. Я расскажу вам о нем по своей воле, не думайте, что это хитрость, ловушка.

— Вся эта история со свитком произошла из-за той женщины, чей голос мы слышали, для которой Марйеб играл и пел? — Йенхаров положил локти на стол и подпер щеку рукой.

— Мне трудно будет говорить с вами, — начал Бата, помолчав немного. — Там, где положено чувствовать, вы вообразили, будто знаете. Но существуют такие предметы и явления, знание о которых возможно получить лишь посредством чувства.

— Но мы готовы признать, что не имеем знания о любви, мы покорно и внимательно и с благодарностью готовы слушать тебя, — внезапно произнес Йенхаров.

Сет Хамвес посмотрел на брата с некоторым изумлением. Сета Хамвеса всегда приятно изумляло, когда в характере брата приоткрывались новые, казавшиеся странными грани и свойства. В сущности, радовала именно эта возможность окончательно узнать брата, самого близкого человека.

После еды они перешли во вторую комнату и уселись прямо на полу, поджав ноги на чистых циновках. Бата начал свой рассказ.

— Вы, конечно, знаете историю острова, названного Домом чародея. Я не знаю, назвал вам старый жрец свое имя или нет.

— Нет, не назвал, — быстро откликнулся Йенхаров, — а как его зовут?

— Его имя Неферкептах. Он стал правителем острова, населенного ожившими изображениями из древней гробницы. Среди других жителей острова был и мой отец — садовник. Неферкептах узнал о его умении разбивать красивые сады и пригласил его во дворец. И вскоре дворцовый сад изумлял своей обширностью и красотой. Изящные беседки, маленькие пруды, удивительные яркие цветы, аллеи стройных деревьев, жужжание хлопотливых пчел и нежное пение птиц — таким я помню дворцовый сад. Мне было тогда девять лет, а Марйебу — восемь. Когда отца впервые привели к Неферкептаху, тот стоял у пруда вместе со своим сыном и пускал маленькие деревянные кораблики, которые сам же для сына и вырезал. Отец вел за руку меня. Неферкептах улыбнулся, ласково ответил на приветствие моего отца и пристально посмотрел на него, должно быть, пытался вспомнить, каким же он видел моего отца на стене древней гробницы, но, кажется, не вспомнил, мотнул головой, словно отгоняя какие-то смутные мысли, и заговорил с моим отцом о дворцовом саде. Тем временем мы с Марйебом приблизились друг к другу. Мы тогда ходили совсем обнаженными, если не считать коротенькой набедренной повязки, головы нам выбривали и только с маковки свешивалась тонкая косица.