Марин оттолкнула руку Мишеля.

— Не надо успокаивать меня! Мы не смогли уехать! И все мы знаем, что крушение произошло только для того, чтобы помешать нам уехать! И никаких других причин нет и быть не может! Не может! И погибли люди! И никто не знает и не будет знать, что все это из-за нас, из-за нас! И нам самим никого не жалко! Потому что все мы знаем, что мы обречены! И мы умрем!

— Марин, перестань! — воскликнул Поль.

— Нет, не перестану! Мы умрем! Мы все погибнем! Наша смерть будет страшной! Страшнее, чем крушение! Страшнее!

— Тише, голубка, тише, — испуганно бормотала Анна.

— Я не хочу умирать, не хочу! — выкрикнула Марин.

Внезапно девочка замерла с широко раскрытыми глазами, глядя прямо перед собой.

— Нет, — тихо заговорила она, — то, что случится со мной, это будет не смерть! Страшнее смерти! Бессмертие, да? Бессмертие? — Было непонятно, кого спрашивает Марин. — Бессмертие страшнее смерти! Я боюсь! Спасите меня! За что мне все эти муки?! Я не злая! За что?!

Девочка с плачем упала на пол. Анна опустилась рядом, обняла дочь, нежно гладила ее по голове и тоже плакала.

— Нужно быть спокойными, — раздался голос старика. — Мы ничего не можем изменить. Ничему не можем помешать! Мы должны просто жить! Жить и думать о том, что через неделю мы непременно уедем отсюда!

Катрин, до сих пор молчавшая, нервно что-то процедила сквозь зубы и быстрым шагом вышла на лужайку перед домом.

Она увидела, как Мишель ведет велосипед.

— Куда ты? — с беспокойством окликнула сына Катрин.

— Прокачусь в деревню!

— Мишель, будь осторожен!

— Разве ты не слышала, что сказал дед! Надо просто жить! Жить и ждать! И ездить на велосипеде!

Он вскочил в седло и педали завертелись.


Катрин глядела на удаляющегося сына, курила и думала. Что-то происходит с ней. Еще недавно ей казалось, что она нашла в жизни свой путь. Любовь молодой девушки, например, такого существа, как Мадлен, в этом Катрин видела смысл жизни. Она поморщилась. Как все было глупо! Глупо и противно! И эта смерть Мадлен! Ей показалось, будто она видела на берегу Марин. Да, видела! Это не была галлюцинация! Но это не была Марин! Кто же это мог быть?

Но странно! После смерти Мадлен она, Катрин, не может без стыда подумать о женской любви. Как она могла жить этой жизнью?! Глупо! Отвратительно! Пошло!

Кто виновен в смерти бедной Мадо? Она, Катрин, кто же еще! Зачем она соблазнила ее? Зачем внушала, будто женская любовь может заменить все — мужа, детей, дом? Зачем она привезла девушку сюда? Это было самоубийство, то, что произошло с Мадо!

Она, Катрин, она могла привезти сюда эту девушку! Сюда, в семейный дом Поля и Анны! Какой стыд! Какие они терпеливые люди! А Марин? Марин все поняла! Какой пример она подавала Марин! И Анна! Катрин виновата перед Анной. Зачем надо было рассказывать дурное о Марин! Бедная девочка! Это была не Марин! Кто же это был? Боже! А не все ли равно! Что за нелепая страсть расследовать, разбирать, пытаться понять! А нужно одно: попытаться разобраться в себе! Вот что нужно!

И в этот миг Катрин изумилась. Ей показалось, будто она явственно услышала, как тихий чужой голос произнес, словно бы внутри ее сознания: «Поздно».

Катрин невольно оглянулась. Конечно, она была одна на лужайке.

Сын! Как она могла так мало думать о нем? Он — единственное, что у нее есть! Этот худощавый парнишка с чуть вздернутым носом и дыбящимися на макушке светлыми волосами. Быть рядом с ним, помогать ему…

Как она виновата перед сыном! Она не растила его!

Барб! Бедная кормилица! Несчастная мать!

Анна! Они растили Мишеля!

Конечно, он никогда не простит Катрин! Да ей и не нужно. Только бы видеть его, хотя бы иногда. Знать, что он здоров. Помогать ему, если он позволит! Ей больше ничего не нужно!

И снова ей показалось, будто она слышит тихий чужой голос внутри своего сознания: «Поздно».

Она закурила новую сигарету.

Когда все началось?

Может быть, все это — какое-то странное, неизученное влияние. Например, странное взаимодействие местности и нервной системы людей, поселившихся в этой местности. Нет, что за глупости у нее в голове!

Так с чего же все началось?

Она припомнила летний день. Это было давно, сто лет назад, а ведь на самом деле недавно, совсем недавно.

Поляна в лесу. Три маленьких креста, связанных из веток. Три ящерицы корчатся на крестах, распятые… Или они уже были мертвы? Или умерли, когда она их освободила?

И Марин! Как нелепо было подозревать Марин!

Надо попросить прощения у Анны!

Катрин бросила окурок и пошла в дом.


В доме царила тишина. Поль был у себя. Отец Анны дремал в своей комнате.

Анны и Марин нигде не было. Может быть, они в пристройке?

Катрин вышла на веранду. Нет, похоже, и в пристройке никого нет. Она приложила ладонь козырьком к глазам. Ей показалось, в пристройке кто-то есть! Она никого не заметила, но возникло ощущение, что кто-то есть! Но ведь Барб увезла ключ! Ах да, Мишель открывал дверь, искал записи Дени. Не нашел! Бедняга Дени! Откуда она знает о том, что Мишель открывал дверь в пристройку? Кто ей сказал? Где она слышала? Да все равно! Так можно с ума сойти! Скорее бы уехать!

Но если в пристройке кто-то есть! Она вздрогнула. Нет, это правда! Человеческая фигура вихрем пронеслась к лесу. Выскочив из пристройки!

Не раздумывая, Катрин побежала через лужайку. Рванула дверь. Дверь легко отворилась. Никого! И никаких следов того, что здесь недавно кто-то был!

Может быть, Анна и Марин на кухне? Последнее время Марин не отходит от матери! Бедная девочка! Она напугана!


Катрин вернулась в дом.

Тишина.

Прошла по коридору. Дверь в комнату Марин была открыта.

За дверью — голоса.

Слава богу, это Марин и Анна!

— Можно? — Катрин остановилась.

— Да, заходи! — Анна посмотрела на нее приветливо. — Ты очень кстати!

— Почему же?

— Я решила принести сюда из кладовой сундук, тот самый, с платьями и портретом. Но он тяжелый. Может быть, мы с тобой вдвоем справимся?

— Я помогу! — вмешалась Марин.

— Не надо! — откликнулась мать.

— Попросим Мишеля! — предложила Катрин. Ей хотелось о чем-то попросить сына, о каком-нибудь незначительном одолжении.

— Ах нет! — Анна покачала головой. — Я не знаю, но мне почему-то кажется, что ему не нужно слишком много знать обо всем этом!

— Анна! Анна! Ты — настоящая мать! А я такая нечуткая! Я обидела тебя и Марин! Я ведь сейчас пришла, чтобы попросить прощения!

— Забудем, Катрин! Мы ведь близкие люди и никогда не оставим друг друга!

— Забудем, тетя Катрин! — Марин сидела на своей постели, чуть сгорбившись. За последнее время в ней появилось много чисто детских черт. Вероятно, это произошло под влиянием всех ее страхов и мучительных переживаний, от которых она нашла защиту у матери. Отношения матери и дочери теперь сделались нежными и добросердечными.

— Знаешь, мама, — Марин тронула мать за плечо, — давай просто перенесем портрет и платья и ту накидку в комнату. А сундук оставим в кладовой! Он тяжелый!

— Моя умная девочка! — Анна вздохнула. — А ты видела эти платья и портрет?

— Не помню! Но мне кажется, что я никогда их не видела!


Обе женщины и девочка отправились в кладовую и принесли оттуда портрет, платья и накидку.


— А куда мы их спрячем? — спросила Марин.

— В шкаф? — Катрин посмотрела на Анну.

— Да, конечно, в шкаф. Но прежде, Марин, я хочу рассказать тебе кое-что об этих предметах! Ведь это семейные реликвии!

Произнеся это, Анна вдруг смолкла и опустила голову. Семейные реликвии! Но кто отец ее дочери? О боже! Не следует обо всем этом думать!

— Что же за реликвии, мама?

— Эти два платья, серебристое и золотистое, и этот голубой плащ остались твоему отцу после смерти его родителей. А его родители унаследовали это от своих родителей.

— И так далее, в глубь веков! — Марин улыбнулась.

Анна обрадовалась тому, что у дочери выровнялось настроение.

— Да, милая, в глубь веков!

— Но все это сшито по моде восемнадцатого века. Античный стиль. Тогда именно это было в моде, — добавила Катрин.

— Однако сами ткани явно сделаны гораздо раньше! — заметила Анна.

— Да, очень старинные и очень странные ткани! — Катрин погладила серебристую поверхность. — Платье цвета луны!

— А портрет никого тебе не напоминает? — спросила Анна у дочери.

— Ну, мама! Как можно спрашивать с такой неуверенностью? Конечно же, этот мальчик страшно похож на Мишеля!

— А у тебя не возникает ощущения, будто это и есть наш Мишель? — осторожно полюбопытствовала Анна.

— Но ведь этого не может быть! Или нет! Теперь я отвечаю, не подумав, слишком легкомысленно. Вот почему я не могу представить себе, что это Мишель! Потому что и этот мальчик на портрете, и Мишель, они оба слишком простые, славные, обычные; трудно себе представить, чтобы с такими людьми было связано что-то сверхъестественное! Правда, тетя Катрин?

— Да, и у меня такие же ощущения! — ответила Катрин. — А у тебя, Анна?

— Теперь и у меня. Но так было не всегда. Ты это помнишь, Катрин? И с тобой ведь было так?

— Было!

— Наверное, это было очень давно, когда Мишель был совсем маленький и вы редко видели его! — сказала Марин.

— Как ты права! — воскликнула Катрин.

— Ведь когда часто видишь Мишеля, говоришь с ним, такие ощущения просто не могут возникнуть. — Марин говорила свободно и с интересом.