Марина Бессердечная - В ритме свинга

Рядом сидела пара, столь же сильно отличная от этих двоих, как несхожая внутренне.

Молодая женщина лет тридцати, казавшаяся старше из-за неподвижного ли взгляда тёплых карих глаз вкупе со скучающим выражением лица, или же из-за абсолютного небрежения к моде: длинные светлые волосы, собранные в узел на затылке; вечернее платье-футляр, тёмно-синее с вырезом лодочкой — в канонах старого стиля.

И мужчина, в военной форме, неотрывно следящий за женщиной, ласкающий, ловивший взглядом поворот головы, изгиб тонкой фарфоровой шеи.

Алексей Александрович Ахтынцев, полковник Военно-воздушных сил, прошедший войну, сохранивший на память осколок в плече, достигнув сорока лет, был вынужден признать, что он малодушно одержим женщиной. Одной единственной упрямой и беспутной женщиной.

— Владлена, — сжав её руку, достаточно тихо, чтобы слышала только она.

Она обернулась, глядя на него так холодно, что мороз пробирал по коже: да за что же она так ненавидела его?

Влада медленно перевела взгляд на его руку, сжимающую её ладонь. Мужчина, нетерпеливо, вздохнув, отпустил её пальцы.

— Так решительно невозможно!

— Напоминаю, — улыбнувшись ему: «Я вас не держу.»

В тот же миг к их столику подошёл какой-то светловолосый юнец, и склонившись к Владлене, произнёс: «Вы позволите вас пригласить?»

Прежде, чем Алексей успел хоть что-либо ответить, Владлена подала юноше руку.

Оркестр страдал щемящим танго «Говорите мне о любви. говорите мне снова и снова..»

— Вы очень красивы, — глядя на неё своими невозможными васильковыми глазами.

— А вы безумный наглец.

Он искренне улыбнулся: «Это стоит того».

— Вас мечтают сейчас застрелить, говорю без всякого стеснения.

— Вы здесь с ним?

— Вы ещё и дерзки. Я здесь одна.

Фортепьяно и низкий женский голос умирали последними нотами.

— Давайте сбежим.

В ритме Moonlight serenade бессмертного Глена

Выйти из зала, взяв его под руку. Идти босиком по влажному песку у моря, дышать, смеяться, запрокинув голову. Слушать ту несусветную чушь, которую он говорил.

Ей просто хотелось сбежать, смеяться. Подальше. от отца, который всю жизнь трясётся: в тридцать седьмом, в пятьдесят третьем — постоянно. От матери, которая корит себя за то, что дочь её к тридцати годам ещё не устроена.

Из всех она любила только деда, всесильного вояку в чине генерала, которого волею судеб не свергли, не сослали и не расстреляли, хотя добрую сотню раз могли. С ним было уютно, спокойно. С ним из памяти навсегда исчезал тот вой отовсюду, вой тревоги, который сводил её с ума в детстве.

— Как вас зовут? Меня..

Прижав пальчики к его губам: «Я спрашивала ваше имя? Вовсе нет».

Она целует его, обнимает за шею, такой хрупкий мальчик, такая тонкая шея. Сколько ему?

— Вы должно быть замёрзли, — накидывая пиджак ей на плечи.

Ахтынцев курит в холле. Она проходит мимо. Песчинки в светлых истрёпанных ветром волосах, пиджак с чужого плеча:

«Наидобрейшего утра вам, Алексей Александрович».

Мужчина потирает рёбра с левой стороны: боль от осколка иногда отдаёт в груди.

Benny Goodman «Sing Sing Sing»

Середина октября. На Владлене было приталенное светло-серое платье из кашемира, закрытое, с воротником стоечкой. Светлые волосы были собраны в тугой узел. Она засмотрелась на дождь за окном. Даже сбивчивая речь студента, распинавшегося у доски на предмет равновесия в растворах комплексных соединений, не могла отвлечь её. Не поворачиваясь, она поправила Аверьянова, когда тот вновь ошибся. В третий раз.

— Павел Геннадиевич, поверьте, мы с вами зря тратим время.

— Но Владлена Павловна, я учил!

Владлена вздохнула: «Предположим, — по двору, маневрируя среди луж под проливным дождём бежал опоздавший студент. Без зонтика, в светлом костюме». Владлена не сдержала улыбку: «Расскажите нам о кинетической устойчивости комплексных соединений».

Аверьянов был на полпути к получению своей «неудовлетворительно», когда дверь распахнулась и мужской голос, сбившийся от быстрого бега, скороговоркой выдал: «Простите за опоздание, можно войти?»

Аверьянов резко замолчал, аудитория притихла, и в тишине особенно отчётливым было приглушённое «Ой, что будет» в исполнении Светки Корыстылёвой.

Владлена не могла не улыбнуться, сознавая всю комичность сцены за несколько мгновений разыгравшейся у неё за спиной:

«Ба, да неужели нашлась пропажа? Товарищ»… — она обернулась к студенту и замерла на полуслове.

На неё смотрел мальчик из теперь уже казавшейся такой далёкой и размытой годами Феодосии, хотя прошло ведь две недели — не больше. Такие воспоминания не должны возвращаться к нам. Они должны оставаться там, вдали. среди солёных морских брызг и златых песков. Но не являться в столичные аудитории в образе долговязых и насквозь промокших студентов.

Его лицо отражало не меньший шок, хотя он и пытался не выдать себя.

Аудитория, ожидавшая по меньшей мере взрыв водородной бомбы, настороженно замерла.

— Проходите, — выдавила, наконец, из себя Владлена Павловна, бросив быстрый взгляд на журнал: «Арсений Петрович».

Каждая пара у третьего курса превратилась в испытание. Почему-то её обжигал стыд каждый раз, когда она сталкивалась взглядом со светло-голубыми глазами мальчишки, который, казалось, смотрел только на неё — как зачарованный. Владлена пыталась держать себя в руках, вести занятия всё так же ровно, но и игнорировать его вовсе она не могла. Всякий раз, когда он отвечал, а отвечал Тчардынцев, в общем-то, неплохо, учитывая то, сколько он пропустил, она слышала другое — тот же голос, хрипло повторяющий «Какие у вас руки» почти благоговейно.

Владлена не задерживалась в их аудитории ни секунды позже звонка.

Наступил день, когда проверяя контрольные, она прочла после задачи «Я хочу увидеть вас». Листок вернулся к владельцу с размашистой подписью «Хорошо».

Не больше и не меньше, чем оценка.

Тчардынцев вовсе не стремился помочь ей. Перед очередным практическим занятием она нашла на преподавательском столе букет. Астры. Владлена Павловна букет не заметила.

Время шло, наступил ноябрь, а астры теперь появлялись на её столе каждую пару. Всегда белые, свежие, порой с капельками дождя на лепестках.

Пока, наконец, поздним вечером, пара была последней, дождавшись, когда студенты уйдут, Владлена не взяла букет и не прижала к его себе, вдыхая запах. запах осени.

— Я не могу больше, — от его голоса Владлена вздрогнула и резко бросила цветы на стол.

Арсений стремительно подошёл к ней и обнял, приподнимая от пола, вдыхая запах её волос, лаская.

— Тчардынцев! — дрогнувшим голосом.

Он остановился, смотрел в глаза.

— Пойдите прочь, Тчардынцев, — наконец, проговорила она.

— Это неслыханно, — Лидию Петровну буквально распирало: «Она развращает студентов!! Вы посмотрите, что творится! Раньше они за ней просто толпами ходили, а теперь?! Цветы дарят?! Все же шепчутся. Говорят, этот молодой студент. как его? Тчардынцев болен ею!

— Но ведь она его ухаживания не принимает, — резонно заметил Борис Аркадьевич, старый преподаватель органической химии: „А вы, Лидия Петровна,“ — мужчина только головой покачал.

Лидия Петровна хотела вновь броситься в бой, когда её резко оборвала Вера Дмитриевна: „Ах, оставьте её в покое! Вы хоть знаете, кто её дед?“

Вера Дмитриевна шептала едва слышно, но этого было достаточно, чтобы краска отхлынула от лица Лидии Петровны, и вопрос о поведении Владлены Павловны никогда больше не поднимался на кафедре.

— Никогда не думал, что вы такая трусиха, Владлена Павловна, — поджидая её у ворот на выходе из университета.

Окинув взглядом его в лёгкой курточке, спрятавшего руки в карманы: „И сколько вы здесь ловите чахотку?“

— Не уходите от вопроса, Владлена Павловна.

— А вы полагаете, что вы меня так хорошо знаете, чтобы что-то утверждать?!

— Вы мешаете мне, — злясь на неё и тут же сбавив тон: „Узнавать“.

— Ох, уж простите, — не удержавшись от злорадства: „Идите в буфет, Тчардынцев, выпейте чаю. Я вам больше не советую пропускать!“

Упрямо выпятив подбородок, совершенно по-детски.

— Сходите со мной, иначе так и буду мёрзнуть.

Владлена смерила его взглядом, утверждаясь в мысли, что мальчишка умалишённый: „Вы мне, преподавателю? Предлагаете пить с вами чай в буфете?“ — пытаясь донести до него абсурдность его требований.

— В ресторан со мной сходите, — обиженно: „Послезавтра“.

— Вы бредите, Тчардынцев, — повернувшись к нему спиной.

— У меня день рождения. Послезавтра.

Она обернулась и смотрела на него чуть дольше обычного, внимательно.

— Не валяйте дурака, Тчардынцев, идите чай пить».

— Вы согласны? — ликующе.

— Разоритесь ведь, Тчардынцев, — качая головой.

Он широко бесшабашно улыбнулся: «Так у меня же стипендия, Владлена Павловна!» и вприпрыжку побежал к корпусу столовой.

Chick Webb Love marches on

На Владлене было платье тёмно-зелёного бархата, оттенявшее белизну кожи. Она улыбалась ему, как безумцу, и всё же любовалась им.

— Зачем всё, Тчардынцев?

Он легкомысленно пожал плечами в ответ и улыбнулся: слишком счастлив, чтобы говорить. Мальчишка!

Она покачала головой и отпила вина.

На них смотрели: взрослая шикарно одетая дама и молодой парнишка в старательно отглаженной рубашке.

— Это вам, — она протянула ему коробку.