Дороти Иден

В поисках Виллы

1

Под крылом самолета проплывал невеселый пейзаж: глухие хвойные леса, кое-где разбавленные тронутыми золотом осени березами, кучки скал, словно обглоданные серые кости, беспорядочно разбросанные маленькие домики.

Письмо Виллы перечитывать было уже незачем, Грейс и так его знала почти наизусть. Жизнь в Стокгольме, новые знакомства, вечеринки, шведская кухня, погода, — и все на полном серьезе Особа взбалмошная и переменчивая, Вилла всегда оказывалась в самом центре событий, и потому любой незначительный эпизод обретал в её пересказе облик происшествия небывалой важности. Ей частенько случалось совершать легкомысленные поступки, и только Грейс знала, что скрывается под внешней веселостью и бесшабашностью. Вот почему её так потрясли последние строчки самого заурядного, на первый взгляд, письма:

«Хочу сказать тебе, дело принимает такой оборот, что теперь уже все равно… Не говори, что так не бывает, это совсем другое… Я уже решилась, хотя не знаю, верно ли я поступаю. Нет выхода — и выбора тоже… Вильгельмина»

В этом тщательно выписанном имени и заключалась суть дела. Они учились в разных школах, и договорились, что, если Вилла попадет в беду, она просто подпишет письмо полным именем, старомодным и нескладным, которое она терпеть не могла. Это станет условной просьбой о помощи. О том, что в беду может попасть Грейс, и речи не шло.

Грейс давно позабыла про эти девчоночьи выдумки, пока не получила письмо из Стокгольма. Непривычное имя Вильгельмина, выведенное в конце письма, заставило тревожно забиться сердце. Что же там стряслось?

Грейс не удивилась бы, окажись это очередной любовной историей. Увлечениям её легкомысленной кузины, казалось, не будет конца. Страсть Виллы к романтическим приключениям заставляла её порой заигрывать с двумя-тремя мужчинами одновременно, что только раззадоривало её пылкий темперамент.

Грейс сама не раз была втянута в эти опасные авантюры. Она улыбнулась, вспомнив, как однажды почти два часа занимала беседой очередного поклонника Виллы, чтобы прикрыть взбалмошную родственницу, развлекавшуюся в соседней комнате с другим, не менее страстно влюбленным в неё молодым человеком. Возмущенная Грейс дважды заходила к ним, краснея при виде греховных ласк и совершенно обнаженных тел, но так и не решилась потребовать от кузины освободить её от некстати явившегося поклонника.

Она хмуро вспомнила, как те даже не отреагировали на звук открываемой двери, не посчитали нужным отодвинуться друг от друга. Куда там, Вилла ещё крепче прижалась к партнеру, не скрывая наслаждения его близостью, да и парень явно разделял обуревавшее её желание.

Грейс с тоской подумала, что кузина вечно использовала её в своих интересах, и тут же представила умоляющие глаза Виллы и услышала её стонущий голос, к которому Вилла прибегала, когда ей требовалась помощь. «— Ах, такого у меня ещё не было!» И так каждый раз!

Она сокрушенно покачала головой. Что бы ни учудила эта авантюристка, опять ей расхлебывать…

Грейс надеялась получить письмо с объяснениями. Ей хотелось с кем-то поделиться опасениями; несколько человек всегда готовы были дать совет по любому волнующему её вопросу. Издатели, близкие люди, коллеги по работе, отец, её друзья и друзья Виллы — все могли бы помочь разобраться с загадочным письмом. Но у Грейс с Виллой был уговор: призыв о помощи следует держать в тайне, иначе какой в нем смысл? Стало быть, Грейс предстояло все решать самой.

Но почему бы Вилле просто не пригласить её приехать? Ведь она знала, что одну книгу Грейс уже закончила, а другую ещё не начинала. У Виллы неплохая квартира на Страндваген, с чудным видом на залив, королевский дворец, и на старый город. И в посольстве она прилично зарабатывает.

Для начала Грейс решила отправить телеграмму: «Письмо не поняла зпт напиши подробнее». Но через неделю, так и не дождавшись ответа, она все бросила, купила билет, дала телеграмму… И вот она в Стокгольме.

Грейс была натурой весьма уравновешенной, в отличие от сестры умела держать себя в руках и не поддаваться настроениям. Если бы не личные причины, она вряд ли сорвалась бы с места. Но когда сорвалось очередное замужество, Грейс почувствовала себя не слишком уверенно. Игра это или не игра, но именно такого ей сейчас недоставало. В глубине души Грейс надеялась, что в аэропорту Вилла бросится ей на шею с криком: «— Грейс! Как я тебя роскошно разыграла!»

В Стокгольме оказалось неожиданно холодно, дул ледяной ветер. Грейс плотнее запахнула пальто. Бледное небо с тонкой розовей полоской у горизонта заставляло вспомнить о Финляндия, Лапландия, айсбергах и Полярной звезде. Грейс обрадовалась, что прилетела сюда. Занимаясь проблемами Виллы, она заодно продумает и планы на будущее.

У меня тоже есть что рассказать, подумала Грейс, и я тоже рассчитываю на утешение. Она огляделась по сторонам, разыскивая Виллу.

Но среди встречающих Виллы не было!

Среди флегматичных шведов в теплых пальто, в шапках, натянутых по самые носы, не было никого, хотя бы отдаленно похожего на Виллу, даже не зная, какого у неё теперь цвета волосы и как кона теперь одевается.

Никого.

Служащий на паспортном контроле говорил на безупречном английском.

— В отпуск, мисс Эшертон?

— Да.

Резиновый штемпель плюхнул на страницу её паспорта.

Ее никто не встретил. Автобус, набитый незнакомыми людьми, долго ехал по унылой местности. Мимо проносились маленькие «вольво», «мерседесы», «саабы». За окнами проплыло длинное кладбище под высокими темными соснами, золоченые ворота дворца, потянулись жилые дома. От аэровокзала угрюмый таксист довез Грейс до квартиры Виллы на Страндваген.

Дверь высокого темно-красного дома открыла полная женщина с бледно — голубыми, словно выцветшими глазами. Они придавали её лицу холодное и бесстрастное выражение, но голос звучал вежливо и дружелюбно.

— Вы говорите по-английски? — спросила Грейс и, когда та кивнула, продолжила: — Здесь живет мисс Вилла Бедфорд?

— Да, здесь, но сейчас её нет дома.

— А вы не знаете, где она?

— Нет, она не сказала, куда едет. Входите, а то замерзнете.

Грейс ступила ка каменный пол узкого холла. Вилла писала, что живет наверху, на коричневой стене висит табличка с фамилиями жильцов, под ней столик с неразобранной почтой.

— Меня меня зовут фру Линдстрем, — представилась женщина — — А вы подруга фрекен Бэдфорд?

— Грейс Эшертон, я её двоюродная сестра. Несколько дней назад послала ей телеграмму, но не получила ответа.

Женщина взяла со столика бланк.

— Она так тут и лежит, фрекен Бэдфорд ещё не возвращалась.

Грейс нахмурилась.

— Она не сказала, надолго уехала?

— Нет, но ушла она без вещей.

— Когда?

— Дней десять назад.

Примерно тогда Вилла и написала Грейс письмо.

— Она вернется?

— Надеюсь. Квартира за ней и оплачена до конца года. Не думаю, что можно все бросить, никому ничего не сказав.

Грейс это бы не удивило. Вилле всегда было на все и на всех наплевать, особенно когда та в очередной раз очертя голову влюблялась. Разочарованно вздохнув, она как можно спокойнее спросила:

— У вас есть ключи от её квартиры? Можно подняться?

— Пожалуйста, я так очень рада, что вы приехали, а то я уже начала…

— Волноваться? — насторожилась Грейс.

Хозяйка покачала головой.

— ДА нет, скорее удивляться. Знаете, фрекен Бэдфорд была девушкой разговорчивой и энергичной. Мы часто с ней болтали, правда последнее время она почему-то стала меня избегать. И вот как-то спустилась вниз с одной сумкой и объявила, что исчезает. Так что очень хорошо, что она не успела завести птичку.

— Птичку?!

Фру Линдстрем мило улыбнулась.

— Она собиралась завести канарейку. Говорила, что в доме слишком тихо, а она не любит тишину.

Грейс улыбнулась. Вилла не переносила не только тишину, но и темноту. Только в шестнадцать её убедили спать без ночника.

— Проходите, фрекен Эшертон. Лестница крутая, зато всего два пролета.

Поднимаясь по лестнице, Грейс подумала, что уж ни за какой певчей птичкой Вилла отправиться явно не могла.

— Вы точно помните, что она не говорила, на сколько уезжает?

— Кажется, она сказала, что ненадолго. Но что такое ненадолго? Неделя, две?

— Какой она была? Счастливой? Возбужденной? Похоже было, что она едет в отпуск?

— Она очень спешила, словно опаздывала на поезд. Мне очень жаль, но больше ничего сказать не могу, фрекен Эшертон. — Хозяйка остановилась, переводя дух. — Вот дверь фрекен Бедфорд.

Вилла всегда воцарялась в свое жилище основательно. И здесь в современной кухоньке, в комнате со сверкающим паркетом и массивными люстрами чувствовался её дух. Вилла словно незримо присутствовала в этих вещах — в настольной лампе с желтым в оборках абажуром, в темной картине в багетной раме на половину стены, в смешной пузатой и цветастой фарфоровой грелке для ног, в персидском ковре перед удобным диваном с кучей пестрых подушек, в занавесках, подвязанных бархатными бантами, в роскошных цветах на подоконниках, и даже в причудливой птичьей клетке в форме пагоды.

Грейс подумала, что всего шести месяцев Вилле хватило, чтобы обрасти множеством дорогого барахла. Только картина казалась подлинной, да персидские ковры были выцветшими и вытертыми, как настоящие. Но как Вилла умудрилась столько накупить на скромную зарплату секретаря посольства?

Поскольку фру Линдстрем все ещё стояла на пороге и ждала реакции, Грейс заметила:

— Очень мило

— Да, она чудно обставила квартиру, и все время приносила что-то новенькое. Взгляните на кровать в спальне.

Посреди спальни стояла светло-серая кровать с изогнутой спинкой, похожая на колыбель, рядом ей в тон туалетный столик и гардероб. Будь кровать старинной, она стоила бы уйму денег. Вероятно, это была копия, но не из дешевых.