Анастасия Соловьева - В поисках утраченной близости

Внезапно, ни слова не говоря, Светка щелкнула кнопкой выключателя. Я так замечталась, что даже не разглядела прикида, в котором моя подруга отправилась на ночное рандеву.

– Спокойной ночи, – пожелала она мне с порога.

– Спокойной ночи, – отозвалась я. И всю ночь потом не сомкнула глаз.

…Слишком волнительными представлялись мне Светкины отношения с Кириллом…

Слишком рискованно они вели себя…

А чего стоила нахлынувшая среди ночи тоска по Стиву! Простая мысль: я никогда больше не увижу его – разила наповал…

Часов в шесть в комнату, словно окончательно обезумев, ворвалась Светка.

– Алка, подъем! Быстро! Сейчас же идем в бассейн.

Ее явление пришлось как раз на ту минуту, когда мне показалось: я засыпаю.

– Не пойду я ни в какой бассейн!

Тогда Светка подошла к моей кровати и без лишних слов стащила с меня одеяло:

– Пойдешь! А куда ты, интересно знать, денешься?

– Может, ты получила в комнате у Кирилла недельный заряд бодрости! А я тут в своей вдовьей кроватке… – ворчала я почти серьезно.

– Где тут твой купальник? – перебила Светка, энергичным движением распахивая шкаф. – Это, что ль? Все, быстро одевайся! Перед бассейном легкая пробежка, потом – в тренажерный зал. Мне стыдно смотреть на твои окорока. Shame on you![2] Кто так говорил?

– Элина Андреевна, руководитель разговорной практики, – сонно бормотала я, еле успевая за прыгающей по лестнице Светкой.

Она проделывала это каждый день: врывалась в комнату в шесть утра и, смеясь, стаскивала с меня одеяло. В эти минуты я тихо ненавидела ее, но понимала: нам лучше не спорить. Одна неосторожно сказанная фраза, одно слово, брошенное в запальчивости, может стать роковым испытанием, которого наша многолетняя дружба просто-напросто не переживет.

Оставалось безропотно подчиняться Светке и каждое утро бегать в купальнике по мощеному княжескому двору, крутить педали велотренажера, проплывать в бассейне по пятьсот метров.

После бассейна, завернувшись в купальные халаты, мы пили сок на галерее гостевого дома.

– Алка, я счастлива! Я так безумно счастлива! Я в жизни еще так счастлива не была! – повторяла Светка, как в лихорадке.

К этому времени моя сонливость окончательно пропадала. Я чувствовала себя молодой, здоровой и… тоже счастливой. Меня так и подмывало признаться Светке:

– Я тоже счастлива.

Но я молчала, понимая глубокую кощунственность подобного заявления. Мое счастье – это всего лишь приятные телесные ощущения, спровоцированные ранним подъемом и обильным фитнесом. А Светкино… о, вряд ли оно доступно пониманию обычного человека.

И вот мы отправляемся гулять на берег Днепра. Вместе и порознь – каждая наедине со своим счастьем. Я не задаю Светке лишних вопросов, мне и так ясно, что ее счастье слагается из двух компонентов: воспоминаний о ночном рандеву с Кириллом и предвкушений следующей встречи с ним.

В следующий раз они встречаются за завтраком – под любопытным взглядом Катерины Петровны.

– Вы долго спите, Кирилл Евгеньевич, – с театральной улыбкой обращается к нему Светка.

– У меня, Светлана Михайловна, биоритмы иные, чем у вас, – отвечает Кирилл с непроницаемым лицом. – Я – сова. Впереди у меня, как это ни прискорбно, рабочий день, поэтому я просто обязан выспаться как следует.

– Ты только послушай, что он говорит! – Светка моментально впадает в раж. – Обязан выспаться! Ты когда-нибудь слышала такое? А что, по-вашему, обязаны делать мы?

– Вы на отдыхе, – рассуждает Кирилл вполне серьезно, – значит, вы обязаны загорать, купаться, дышать свежим воздухом…

– Поглощать витамины… – полушепотом добавляет Светка.

– Получать положительные эмоции… – эхом заканчиваю я.

После завтрака мы приступаем к реализации наших жизненных программ. Кирилл пишет с натуры Светкин терем, разумея под ним княжеские хоромы десятого века. Незадолго до отъезда в Раздольное он получил выгодный заказ – написать ура-патриотическую картину для оформления офиса какой-то крутой официозной организации. На фоне терема Кирилл намеревается изобразить древнерусского князя, которого ничтоже сумняшеся списывает с себя. И пока он бьется над автопортретом, мы со Светкой купаемся, загораем и поглощаем витамины на собственно-персональном Светкином пляже на берегу Днепра.

После полудня нас приходит проведать Катерина Петровна. Приходит не с пустыми руками – в ее корзине виноград, персики и бутыль со свежевыжатым малиновым соком.

– Вы ж сгорите! – встревая по привычке не в свои дела, замечает Катерина Петровна.

В один прекрасный день ее слова неожиданно стали пророческими.

За обедом Светка ни с того ни с сего плохо себя почувствовала. После обеда мы, как обычно, поднялись в свою комнату, повалялись, немножко вздремнули. Это тоже был ритуал – час-полтора отдыха перед ужином. Дальше желательно было вымыть голову и обязательно навести марафет, потому что ужинать у нас было принято в столовой большого дома при свечах, под легкую музыку и непременно с шампанским. Мы со Светкой выряжались в вечерние платья, а Кирилл появлялся за ужином в строгих черных брюках и отутюженной белой рубашке. Ужин был легким – мы много пили, разговаривали и по очереди танцевали с Кириллом.

Но вдруг в один из таких вечеров Светка сказала, что не может встать с кровати: тошнит, кружится голова.

– Солнечный удар… Сглазила меня Катерина Петровна!

Я думала, что при солнечном ударе нужно приложить к голове лед, опустить шторы и подождать, когда под действием принятых мер мучительное, болезненное состояние исчезнет. Но оказалось – богатые плачут меньше. К расхворавшейся Светке тотчас примчалась Катерина Петровна с упаковкой специальных таблеток, помогающих при солнечном ударе. Таблетки, объяснила сторожиха, страшно дорогие и доставлены ей непосредственно из Швейцарии. Кем уж там доставлены, неизвестно. Только факт остается фактом – Катерина Петровна и в вопросе лекарств находилась на высоте. Вообще, исключительно благодаря ее кипучей деятельности обитатели Раздольного ни в чем не чувствуют недостатка.

– Ну как? Вам уже лучше? – пытала она несчастную Светку.

– Немножко, – отозвалась Светка слабым голосом. – А ты иди, Ал, иди поужинай. Что же ты будешь голодная весь вечер?

– Да не хочу я есть! С тобой посижу, если вдруг чего…

– Иди! – За спиной у Катерины Петровны Светка скроила угрожающую физиономию.

«Иди немедленно, а то она догадается», – без труда читалось на Светкином лице.

– Конечно, Алла Викторовна, я уж и на стол там накрыла! Идите покушайте, а мы тут со Светланой Михайловной…

Убедившись, что сопротивление бессмысленно, я молча поплелась в ванну. Душ, подготовка лица к макияжу, укладка волос – наступит ли то благословенное время, когда я наконец-то смогу отдохнуть от этих процедур? На безымянном пальце левой руки ободрался лак – срочно перекрасить!.. Да, и что бы надеть? Что-то неброское, а то Светка, не ровен час, решит, что я намереваюсь увести ее драгоценнейшего Кирилла. Странное слово «увести» – Кирилл же не лошадь…

Под напряженным Светкиным взглядом я извлекла из шкафа черный трикотажный джемпер, прямую оранжевую юбку и черные босоножки без каблука и в таком неказистом виде отправилась ужинать.

Кирилл дожидался нас в столовой.

– Света не придет, она заболела, – сказала я, усаживаясь напротив.

– Что с ней?

– Ничего страшного. Перегрелась на солнце… Да она скоро поправится, вы не волнуйтесь. – Я чувствовала себя почти Анной Павловной Шерер, императорской фрейлиной, запускающей веретено светской беседы в гостиной. – У Катерины Петровны нашлось лекарство от солнечного удара. Очень хорошее, швейцарское, безо всяких побочных эффектов, и, если Света будет соблюдать все необходимые меры…

– Вам шампанского? – невежливо оборвав робкую ниточку моих слов, предложил Кирилл. – Или муската? Очень неплохое вино.

– Пожалуй, муската… Вы не расстраивайтесь – она поправится уже завтра.

Не замечая моих потуг на светскость, Кирилл равнодушно попивал мускат. Я тоже сделала большой глоток нежно-желтого кисловато-сладкого вина и взяла с блюда кусок копченой осетрины.

– Хотите, потанцуем?

– Нет, благодарю, я немного устала. К тому же мне кажется неудобным устраивать танцы, когда хозяйка дома больна.

– Вы сами сказали: ничего серьезного.

– А все же…

– Послушайте, Алла, – Кирилл подлил в мой фужер еще вина, – послушайте, вам нравится жить в Раздольном?

– Видите ли… – Как это ни парадоксально, я не знала ответа на заданный им вопрос. Светка организовала нашу жизнь таким образом, что совершенно некогда было думать. – Да, мне здесь очень…

– Напряженно! – неожиданно закончил мою мысль Кирилл.

– Почему вы так думаете?

– Это заметно. Вы как будто… не в своей тарелке. Да и не одна вы.

– А кто же еще?

– Я тоже испытываю здесь напряжение. Страшное… Нечеловеческое!

– Отчего же это?

– А вы не догадываетесь?

– Зачем вы говорите со мной об этом, Кирилл? Сказали бы Свете, а лучше бы просто уехали, придумав предлог поблаговиднее.

– Это невозможно – уехать.

– Так уж и невозможно?!

– Светлана… Она для меня…

– Не понимаю! Вы только что мне сказали, что тяготитесь ее обществом.

– Вы не поняли! – Казалось, еще немного – и Кирилл потеряет самообладание. – А скорее всего, поняли, но делаете вид… Не ее общество тяготит меня, а вся эта фальшивая обстановка! Этот фарс!

Я с удовольствием отхлебнула изумительного мускатного вина и, немного поколебавшись, развернула красно-золотистый фантик халвы в шоколаде. Предложила миролюбиво, как можно мягче:

– Давайте сменим тему, Кирилл. Мне неловко обсуждать с вами это.

– А вы только представьте, каково мне! Роман пригласил меня в Раздольное, а я, получается… я наставляю ему рога.

– Так и не наставляйте! Возвращайтесь в город.