– А вот это, миссис Кингстон, напротив, подлинное чудо. Никогда не видел ничего лучше. На вашем месте я не продал бы ни одной. А если вы их и продавали, то, надеюсь, просили за каждую целое состояние: они этого стоят.

– Состояние?.. – Она вспомнила, за сколько уступала жемчужины; назвать это «состоянием» не поворачивался язык. – В каком смысле?

В ответ он назвал такую сумму, что она чуть не разрыдалась от расстройства. Получалось, что она отдавала свой драгоценный жемчуг попросту даром! Видя, как она огорчена, Гриффин пошел на попятную.

– Я вполне могу ошибаться. Но вот вам мой совет: прежде чем продать еще одну, посоветуйтесь с человеком, разбирающимся в драгоценностях и в их стоимости.

– Я уверена, что вы не ошибаетесь, – простонала Эмма, забирая у него нить. – Ну и наделала я ошибок! Жемчуг продавала менее чем за половину его истинной стоимости, зато тряслась над фальшивым рубином, словно от него зависела моя жизнь; пересекла океаны, чтобы предъявить претензию на землю, на которую не имею ни малейших прав! Что скажете о подобной глупости?

– Она вполне простительна, – ответил Гриффин. – Очень сожалею, что так вас огорчил, тем более в день вашей свадьбы. Прошу прощения, но Мэри, наверное, уже заждалась… Она предпочитает, чтобы я оставался с ней рядом всю ночь, особенно на новом месте. Спокойной ночи.

Краснея все сильнее, Гриффин бочком покинул приемную. Эмма боялась глядеть на Сикандера и боролась со слезами. Собственное легкомыслие внушало ей ужас. Как же она рискнула покинуть Англию, никому не показав жемчуг и рубин? Как посмела устремиться в Индию, не поставив под сомнение законную силу документа? Как дурно она обращалась с Сикандером, увлеченная жаждой наследства! Сколько бед она ему причинила, каким опасностям подвергла – и ради чего? В итоге выяснилось, что он всегда говорил ей чистую правду: владельцем земли был он, тогда как она не имела на нее никаких прав.

Она не удержалась и громко зарыдала. Сикандер схватил ее за руку и привлек к себе:

– Почему ты плачешь, Эмма?

– Потому что я такая… такая…

– Ты – замечательная, милая, очаровательная, ты – моя! Моя любимая жена. Не смей рыдать из-за всяких пустяков! Разве у тебя нет дома? Ты обделена любовью? Наоборот! Может быть, ты несчастлива? Надеюсь, что и это не так. Так чего же ты плачешь?

– Я так надеялась получить наследство, и для меня огромное разочарование, что все мои надежды оказались пустыми. Как мало я могу тебе дать, Сикандер! Только жалкие жемчужины…

– К жемчугу я равнодушен, но думаю, что он будет отменно смотреться в мочках твоих ушек или, скажем, в…

– Это не повод для шуток, Сикандер. Я действительно мечтала преподнести тебе Уайлдвуд в качестве свадебного дара, а оказалась почти что нищей. У меня остались лишь считанные жемчужины: и эту ценность я разбазарила. Все получилось не так, как я надеялась.

– Да, не так, а гораздо лучше. Что бы ты предпочла: такого мужа, как я, или неоспоримое право на Уайлдвуд?

– То и другое, – упрямо ответила Эмма.

– Прости, что напоминаю об очевидном, но ты получила то и другое. Единственное, чего ты лишилась, – драгоценного рубина. Если ты действительно желаешь восполнить эту потерю, я готов горы своротить, но выполнить твое желание! Ты получишь рубин размером с куриное яйцо. Этого тебе достаточно для счастья?

– Мне нет дела ни до каких рубинов, и ты это отлично знаешь! Просто мне хотелось сделать тебе подарок, в котором лучше всего отразились бы мои чувства к тебе.

– Эмма Кингстон! – Он тряхнул ее за плечи. – Неужели все происшедшее ничему тебя не научило?

– Что ты хочешь этим сказать?

– Ты так и не можешь поверить, что я люблю тебя за то, что ты такая, какая есть? Не могу же я полюбить рубин! К деревьям я неравнодушен, но ни одно дерево не заставляет меня смеяться и искать его общества. Зачем Мне твой домишко, если я и так живу во дворце? Нет, Эмма, единственное, что имеет значение, – это наша любовь. Это без нее мы стали бы нищими. Ты сама меня этому научила; неужто теперь мне придется учить тебя этому заново?

– Да, – проговорила она и улыбнулась. – Мне действительно нужен урок, который показал бы всю важность любви.

Он прижал ее к себе.

– Хорошо, Эмма. Первое, что тебе придется усвоить, – ничто не может заменить любовь, зато любовь способна заменить все! Согласна?

– Не совсем. Тебе придется приложить усилия, чтобы меня убедить.

– Вот упрямица! – Он приподнял ее голову за подбородок и наградил неторопливым поцелуем. – Теперь ты все поняла? – Его голос стал чуть хриплым.

– Возможно, кое-что проясняется… Но учитель должен проявлять упорство.

Он удрученно покачал головой:

– Боюсь, что на это уйдет вся ночь.

– Именно к этому я и стремлюсь. – Эмма прижалась к нему всем телом. – Уверена, что на обучение уйдет вся ночь без остатка.

– Ты неисправима. – Он обхватил ее обеими руками, зарывшись лицом в ее волосы.

– Ты – чудо! – проворковала она. – Ты действительно не сожалеешь, что я ничего не могу тебе дать?

– Ты даешь мне все! Здесь, в Уайлдвуде, тебе предстоит целая жизнь, на протяжении которой ты станешь дарить мне свою любовь. Я буду отвечать тебе взаимностью.

– Тогда начнем прямо сейчас, – предложила Эмма, запуская пальцы в его шелковистые черные волосы.

Он снова страстно ее поцеловал. Да, пронеслось у нее в голове, любовь – вот то, что люди в действительности дарят друг другу; все остальное – земля, драгоценности, деньги – второстепенно и непостоянно. Одна лишь любовь способна противостоять испытанию временем. Она будет любить Сикандера всегда. Она сделала выбор, приняла решение на всю жизнь. Сделал свой выбор и он. Вместе они выдержат все: и радости, и беды.

– Я люблю тебя, – шептала она, пока он нес ее на руках, вверх по лестнице, к постели, ставшей отныне их супружеским ложем.

– Больше Уайлдвуда? – шутливо спросил он, горячо дыша ей в ухо.

– Ты, любимый, и есть мой Уайлдвуд!

Сказав эти слова, Эмма поняла, что в них и заключена истина. Уайлдвуд был осуществлением ее грез, воплощением красоты, тайны, опасности, любви, счастья, дома. Наконец-то она обрела дом.