Сантамани поправила бледно-голубое сари и вздохнула.

– Дорогой мой Сикандер, я не услышала от тебя ничего такого, чего не знала раньше. Для меня не секрет, что представляет собой Хидерхан. Еще когда он был ребенком, я видела, как он завистлив и мелочен, как строит против тебя козни. Почему, по-твоему, я вызвалась приобрести у мисс Уаитфилд Уайлдвуд, лишь только узнала, что ее претензии могут быть признаны обоснованными?

– Вы предложили ей продать вам Уайлдвуд?

Сантамани кивнула седой головой:

– Мое предложение было сделано через посредника, которого не знаешь ни ты, ни она. Однако мисс Уаитфилд отказалась. Я надеялась, что таким способом не позволю Хидерхану завладеть Уайлдвудом. Если бы претенденткой на владение стала я, он отошел бы в сторону. Насколько я понимаю, он тоже выступал покупателем, но мисс Уаитфилд отказала и ему.

– Эта земля слишком много значит для нее.

– Но не больше, чем ты. Я заметила, как она на тебя смотрит, Сикандер, и как смотришь на нее ты сам. В чем же дело? Пока у тебя есть она, Уайлдвуд остается твоим. Ни Хидерхан, ни кто-либо ещё не сумеют его у тебя отнять. Конечно, еще предстоит найти человека, выстрелившего в слона, вернее, того, кто дал ему поручение сделать это. Клянусь, Сикандер, я позабочусь, чтобы с ним поступили по всей строгости, даже если это окажется мой собственный сын. На сей раз я не выступлю в его защиту. Он должен заплатить за свое безумие, раз зашел так далеко.

Алекс был рад слышать, что она отказывается защищать Хидерхана. Но в отношении его и Эммы она не права. Они еще не решили своих проблем, и он не видел способа преодолеть ее недоверие. Сначала Уайлдвуд свел их, а теперь разводил. Эмма полагала, что он стремится завладеть Уайлдвудом, тогда как в действительности ему была нужна только она.

– Мне бы очень хотелось, чтобы за выстрелом слона не стоял ваш сын, Сантамани. Я желал бы видеть его своим другом, а не врагом.

– Это было невозможно с самого начала, Сикандер. Слишком уж он тебе завидовал.

– Зависть? Как это понять? Ведь у него было все, а у меня – ничего. Я был изгоем, кутча-бутча, а он – первенцем, законным наследником, обладателем чистых кровей, высокой касты, будущим правителем…

– Неужели ты действительно так наивен, Сикандер? Хидерхан низкоросл, толст, совсем не красив. Зато ты высок, лицом и сложением ты красив как бог. Своего первого тигра ты убил гораздо раньше, чем он. Ты радовал своих наставников умом и жаждой к знаниям. Ты всегда был жаден до жизни, активен, тогда как Хидерхан – лентяй, предпочитающий нежиться в постели и обжираться сладостями… Как же он тебе завидовал! Именно потому, что тебе пришлось начинать с нуля, и всем, чего ты добился, ты обязан своей смекалке и трудолюбию. Хидерхану не было необходимости трудиться: он все получил по праву рождения. Твоя звезда поднималась, а его меркла.

Британское владычество лишило его наследственных прав, зато ты научился уживаться с колонизаторами и только богател и наращивал свое могущество. Ничто не могло тебя остановить.

– Британцы меня не выносят, – фыркнул Алекс. – Они всегда будут относиться ко мне подозрительно, если не ненавидеть.

– Тогда почему бы тебе не жениться на твоей англичанке? Благодаря ей твой путь и путь твоих детей станет менее тернистым. Вспомни, что ты имеешь право и на британское наследство. Слишком долго ты жил как индиец, но это ничего тебе не принесло. Теперь настало время пойти другим путем. Британцы примут тебя, когда лучше узнают. Ты слишком их сторонился. Немудрено, что люди боятся того, чего не знают.

То был разумный совет. Она облекла в словесную форму мысли, которые давно не давали покоя ему самому. Однако он не торопился прощаться с индийским образом жизни. Теперь он был к этому готов, зато не была готова Эмма.

– Хотелось бы мне, чтобы все обстояло так просто, Сантамани! Но англичанка не верит мне, когда я признаюсь ей в любви. Она считает, что я стремлюсь завладеть ее землей. Вначале я действительно только этого и хотел. Я лгал ей, обижал ее, даже уничтожил документ, подтверждавший ее право на землю, чтобы она не чинила мне препятствий. Я не говорил ей, что Уайлдвуд представляет собой самую ценную часть моих владений; она сама это выяснила.

– Понимаю… Ты слишком глубоко загнал кинжал ей в сердце. Как же мы немилосердны друг к другу, как много зла причиняем один другому! Не поступай с ней так, как поступил со мной, Сикандер. Не допускай, чтобы прошли годы, прежде чем ты откроешь ей душу. Скажи ей о своих чувствах. Вымоли у нее прощение…

– Этого мало, Сантамани. Так мне до нее не достучаться.

– Тогда думай, племянник, ищи правильный путь. Ты знаешь ее гораздо лучше, чем я. Здесь я не могу выступить для тебя советчицей.

– Я давно ломаю над этим голову, но никак не придумаю, как быть. У меня уже раскалывается голова!

– Голова у тебя раскалывается от ушиба. Если ты не будешь отдыхать, то никогда не выздоровеешь. А теперь я должна тебя покинуть, Сикандер. Я и так отняла у тебя слишком много времени. Завтра ты должен будешь принять махараджу и набобзаду. Они оба испытывают к тебе дружеские чувства – иначе не приехали бы сюда.

– Им тоже подавай Уайлдвуд. Что касается набобзады, он тоже предлагал мисс Уайтфилд продать землю. Если ему не удастся получить землю, он потребует высокий процент от прибыли, которую имеет ее владелец, кем бы он ни был.

– Он еще слишком молод, чтобы быть настолько алчным.

– Зато этого не скажешь о его советниках.

– Значит, тебе придется подумать и о том, как его укротить. Я верю в твой ум.

С этими словами Сантамани оставила племянника наедине с унылыми мыслями. Как же ему убедить Эмму в своей любви, в желании жениться на ней ради нее самой, а не ради ее земли? Способ достичь этого наверняка существовал, но он никак не мог до него додуматься.

Он не мог себе позволить лишиться ее, как лишился много лет назад Сантамани, не найдя пути к ее сердцу и разуму и не захотев быть с ней до конца откровенным. Тогда, много лет назад, он не приложил для достижения цели достаточных усилий, а просто смирился с мыслью, что ничего не сможет объяснить Сантамани. Но лишиться Эммы было бы слишком непростительно. Она стала для него дороже всего в жизни, потеснив в его сердце даже Парадайз-Вью и детей. Майкл и Виктория рано или поздно покинут его, зажив самостоятельно. А с Эммой он надеялся провести всю жизнь до глубокой старости. Без нее его жизнь теряла смысл. Зачем ему богатство, если он будет обречен на муки одиночества? Но как добиться ее доверия?

Было раннее утро. Эмма находилась в детской, где вместе с айей составляла расписание занятий, когда услышала шум. Наказав Майклу и Виктории никуда не отлучаться, она поспешно вышла из комнаты. На лестнице ей встретилась Сантамани; потом появился Сикандер в сопровождении махараджи, набобзады, Сакарама и еще нескольких слуг.

– Это один из моих людей! – крикнул махараджа, устремляясь вниз по ступенькам. – Он доложит о результатах расследования происшествия со слоном.

Полдюжины мужчин, ждавших своего господина у лестницы, склонились в низком поклоне, а один повалился к ногам махараджи. Этот человек был до смерти напуган, окружавшие его люди то и дело злобно пинали его ногами. Эмма поняла, что ей предстоит зрелище еще одной ужасной сцены расправы. Слава Богу, что она приказала детям не выходить из комнаты.

До Эммы доносились возбужденные голоса, но она сама была слишком взволнована, чтобы разобрать смысл.

– Сакарам! – позвала она. – В чем там дело?

– Сейчас я вам все расскажу, мэм-саиб… Тот, что простерся на полу, – шикари, то есть охотник, часто бывающий на охоте вместе с набобзадой Бхопала. Все твердят, что это он выстрелил в слона. Он уже сознался в своем преступлении.

– Значит, настоящий виновник несчастья – сам набобзада? Мальчишка, испорченный ребенок – организатор заговора?

Эмма посмотрела на набобзаду. То же самое сделали все остальные. Однако набобзада был ошеломлен не меньше других.

– Я ничего не знал! Говорю вам, я не знал! Спросите его! Спросите у моего шикари, знал ли я что-нибудь.

– Я сам его спрошу, – вызвался Сикандер и перешел на местное наречие. Между ним и шикари завязался оживленный разговор.

– Сакарам! – взмолилась Эмма.

Сакарам знал, что от него требуется.

– Он говорит, что сделал это, чтобы добиться милости набобзады, который грозил, что возьмет на его место другого шикари, потому что он не находит для него крупных тигров и не дает возможности завоевать репутацию великого охотника. Набобзада не поручал ему стрелять в слона, но один из советников набобзады подсказал, что таким способом он наверняка добьется одобрения молодого господина.

Сверкая синими глазами, Сикандер обернулся к юному владыке:

– Ваше высочество, как вы с ним поступите? Как покараете его?

Набобзада был близок к слезам.

– Я… Я прикажу, чтобы его и моего… моего советника, того, кто подсказал ему совершить этот дурной поступок, казнил слон. Это будет подходящей казнью: ведь они тоже использовали слона, чтобы он, взбесившись, растоптал вас и ваших работников.

– Сакарам! – прошептала Эмма. – Неужели это означает, что слон раздавит им головы?

– Да, мэм-саиб. Они получат по заслугам.

– Сикандер… – заикнулась было Эмма, но Сикандер прервал ее, подняв руку.

– Я все знаю, Эмма. Разреши, я сам разберусь. Ваше высочество, позвольте предложить решение лучше этого. Давайте отдадим виновных британским властям. Пускай они сами их наказывают. Вы проявите себя перед ними просвещенным молодым властителем – зрелым, ответственным, достойным их доверия. Не хотите же вы выглядеть старомодным, если не сказать, первобытным? Значит, лучше отказаться от казней в древнем стиле.

Сантамани неожиданно взяла слово:

– Сикандер прав. Передайте их британцам. Пускай они судят их по своим законам.