Алекс с самого начала знал, в каком состоянии пребывает ее багаж: после крушения он отыскал его в первую очередь, однако решил воспользоваться моментом и выкрасть документ об Уайлдвуде. Где ему было знать, что она хранит свою драгоценную бумагу при себе, вместе с другими ценными для себя предметами?

Шагая в темноте вместе с Сакарамом и несколькими носильщиками, нагруженными постельными принадлежностями и провизией, Алекс сокрушался, что ему не удалось завладеть бумагой, и в то же время мучился угрызениями совести, что чуть было не лишил мисс Уайтфилд ее имущества. Поступить так с женщиной во время долгого путешествия по чужой стране было бы верхом бесстыдства. Она не заслуживала такого обращения; с другой стороны, он тоже не заслужил, чтобы проклятый документ угрожал его благополучию.

Он был обязан обезопасить себя. Теперь оставалось только надеяться, что рано или поздно подвернется еще один шанс завладеть бумагой. Тем более что дорога в Парадайз-Вью не из коротких. Зная теперь, что Эмма носит ее на себе в мешочке, он сумеет придумать, как ее заполучить. Ожидать, что мисс Уайтфилд позволит ему раздеть себя, не приходилось, поэтому оставалось призвать на помощь всю свою фантазию. Возможно, он будет действовать через Тулси. Чем быстрее все это произойдет, тем лучше. А завладев драгоценным документом, он попытается сделать путешествие как можно более приятным для мисс Уайтфилд и скрасить горечь утраты.

Черт возьми, эта женщина ему нравится! Путешествие в ее обществе оказалось увлекательным. Главными ее недостатками были чудовищная чопорность и щепетильность, зато она не имела привычки постоянно жаловаться, свойственной другим женщинам из метрополии. Трудно было не проникнуться к ней симпатией, наблюдая, с каким детским восторгом она открывает для себя Индию. Ну, разумеется, не считая таких эпизодов, как, скажем, поклонение лингаму.

Ему нравилось дразнить ее, просвещать, спорить с ней. Она в отличие от всех остальных женщин служила стимулом для его интеллекта. Ни индианки, ни даже его молодая жена, мать его детей, не могли этим похвастаться. Женщины Индии были слишком необразованны и закомплексованы, чтобы на равных вести спор с мужчиной. Их воспитывали в подчинении мужчинам, у них и в мыслях не было им противоречить. Исключение составляла разве что Сантамани, наперекор традиции научившаяся грамоте. Кругозор остальных индийских женщин был до крайности узок. Их гораздо больше занимали события в зенане, женской половине дома, и мало интересовало то, что происходит за ее пределами.

Что касается англичанок, то до встречи с мисс Уайтфилд Алекс считал всех их скучными и заносчивыми особами, представляющими интерес разве что в постели; впрочем, они быстро надоедали ему и там.

Приходилось сожалеть, что мисс Уайтфилд с ее тягой к приключениям, чувством юмора и развитым интеллектом не родилась мужчиной. Он с удовольствием завел бы такого друга. Но к чему все эти качества женщине, да еще с такой заурядной внешностью! Назвать ее совершенно некрасивой было бы несправедливо: иногда, оживляясь, она становилась невероятно привлекательной. И тем не менее Эмма не относилась к женщинам, которых мужчины мечтают уложить к себе в постель.

Алекс усмехнулся, пытаясь представить мисс Уайтфилд в судорогах страсти. Она никогда не позволила бы себе проявлений чувственности. Скорее всего она замучила бы его вопросами, как этим занимаются верблюды или слоны. Издают ли они в процессе какие-либо звуки, покорна ли самка, каким образом она сигнализирует самцу о своей готовности? Вот как бы вела себя в подобной ситуации мисс Уайтфилд. Он едва не расхохотался, представив себе эту картину.

Чувствуя невероятную усталость после всех событий этого дня, Алекс с трудом переставлял ноги, бредя за Сакарамом по джунглям. К счастью, носильщики усердно уничтожали палками густую растительность по обеим сторонам тропы: у Алекса не было сил даже на то, чтобы следить, не покажется ли поблизости тигр. Конечно, думал он, мисс Уайтфилд не позволит ему заночевать в бунгало, но он может сделать это без ее ведома. Если он появится, когда она уже будет спать, и удалится до рассвета, мисс Уайтфилд ничего не узнает.

К завтрашнему дню Сакарам раздобудет палатки, и у него появится собственная крыша над головой, а пока… Что бы он только ни отдал за тюфяк в тихом безопасном домике, где его не будила бы болтовня слуг и где не пришлось бы бодрствовать, опасаясь хищников! Разве справедливо, что, сделав все возможное, чтобы все пассажиры поезда, как индийцы, так и европейцы, получили убежище в ближайших городках, деревнях и плантациях, сам он будет вынужден ночевать под открытым небом?

Добравшись до второго домика, Алекс решил рискнуть. Это был типичный дом из тех, что европейцы выстроили по всей Индии: квадратный в плане, с толстыми стенами из саманного кирпича, с маленькими узкими окошками со ставнями и черепичной крышей. Пол наверняка был земляной, покрытый соломенными или бамбуковыми циновками; Алекс ожидал увидеть анфиладу комнат, вентиляторы-пунках и полотно, натянутое под потолком, чтобы на обитателей не падали сверху змеи, ящерицы, крысы и насекомые.

Перед домом оказалась широкая веранда, увитая ползучими растениями. Из приоткрытой входной двери наружу проникал свет. Алекс надеялся, что бодрствует Тулси, а не мисс Уайтфилд. Айя не стала бы для него препятствием: он бы просто приказал ей лечь спать, после чего вошел в дом и расположился бы в передней.

Сакарам показал на еще одно сооружение, озаренное светом костра, – навес, окруженный с трех сторон стенами, под который уже забрались несколько паттах-валлах.

– Видите то стойло, Сикандер? Хотите, я устрою вам постель там? У саиба должно быть отдельное помещение для ночлега. Я велю остальным заночевать в другом месте.

– Нет, в такой близости от джунглей они тоже не смогут спать на земле, а стойло мало чем отличается от палатки. Только проследите, чтобы всю ночь не затухал костер.

– А где же заночуете вы, Сикандер? Мэм-саиб заняли оба дома, так что места не осталось.

– Обо мне не беспокойся, Сакарам. Со мной все будет хорошо.

В свете факела, который нес Сакарам, его смуглое лицо выразило огорчение и тревогу.

– Но, Сикандер…

– Я же сказал: не беспокойся! И не задавай вопросов. В любом случае я не потревожу ни одну из мэм-саиб.

– Как вам будет угодно.

– Мне угодно так. Спокойной ночи, Сакарам. Желаю выспаться. Завтра нас ждет еще один долгий трудный день.

Слуга проводил Алекса недовольным взглядом. Кингстон преодолел три ступеньки и оказался на веранде. Поставив на пол холщовую сумку мисс Уайтфилд, он открыл входную дверь и просунул голову внутрь. Как и во всех домах Индии, здесь было тесно от индийских, кашмирских и бирманских столиков, табуретов и ширм; тут же вяли папоротники в кадках и висел неподвижно вентилятор-пунках, только не матерчатый, а из полированного дерева.

Под вентилятором сидела, расчесывая при свете масляной лампы длинные распущенные волосы, мисс Уайтфилд. Алекс затаил дыхание. В отвороте застегнутого не на все пуговицы халата он увидел верхние полукружья небольшой, но прекрасной формы груди, закатанные рукава позволяли любоваться точеными белыми руками; она сняла не только туфли, но и чулки, так что были видны ее изящные узкие ступни.

Но самое большое впечатление на него произвели длинные, достигающие пояса волосы, мерцающие при неярком свете, как тончайший атлас. В шелковистых коричневых волнах проскальзывали золотые, рыжеватые, каштановые пряди. Так ли мягки они на ощупь, как на вид? Алекс знал, как меняют женщину распущенные волосы, однако перемена, происшедшая с мисс Уайтфилд, просто ошеломила его. В один миг она превратилась в воплощение всего женственного, загадочного, хрупкого и беспомощного.

Алекс судорожно сглотнул, не в силах отвести взгляд от этого восхитительного зрелища. Видимо, почувствовав его присутствие, Эмма внезапно подняла глаза и увидела его. Она поспешно запахнула халат, убрала ноги под табурет и покраснела так сильно, словно он застал ее обнаженной.

– Простите, что побеспокоил. – Алекс взял с пола ее сумку, вошел и затворил за собой дверь. – Где лентяйка Тулси?

– Спит в одной из комнат. После крушения она почувствовала себя обессиленной. – Мисс Уайтфилд поднялась, чуть заметно морщась. На ее лице появилось вежливое, но безразличное выражение. – Привести ее?

– Нет-нет! Я, собственно, к вам. Как вы себя чувствуете? Вам что-нибудь нужно? Я принес вашу сумку… – Он поставил перед ней сумку. – Если вы голодны, я мог бы найти для вас фруктов.

– Я в полном порядке, благодарю вас. Какое счастье, что нашлась моя сумка! Хотя какое это имеет значение, когда многие лишились гораздо большего… Словом, не тревожьтесь из-за меня.

– Не могу не тревожиться, мисс Уайтфилд. – Без туфель она казалась гораздо меньше ростом. Рядом с ней, маленькой и хрупкой, он почувствовал себя мощным великаном. – Я несу за вас ответственность. Какая-нибудь из женщин осмотрела ваши ушибы?

– Нет, я… На это не было времени. Утром, если это будет необходимо, меня осмотрит Тулси.

– Неужели так никто и не проверил, нет ли у вас перелома ноги, целы ли ребра?

Она не смогла повторить за ним столь интимные слова. Женщинам ее сословия не полагалось касаться в разговоре с мужчинами своего телесного строения. Прикусив нижнюю губу, она застенчиво отвела взгляд.

– Все слишком устали, чтобы этим заниматься, мистер Кингстон. Тем более что у меня нет ничего серьезного, просто ушибы и ссадины. К утру я окончательно приду в себя.

– Придется мне самому убедиться в этом. Присядьте, мисс Уайтфилд. Сразу видно, что любое движение причиняет вам боль.

Эмма продолжала стоять.

– Утром я могу попросить Тулси меня осмотреть. А вы ступайте, мистер Кингстон. Вам нельзя здесь находиться.

– Это вам нельзя молча страдать! Сядьте! Я не доверяю Тулси: откуда она знает, как облегчить вам страдания? У нее нет соответствующего опыта. Она вообще ничего толком не умеет делать, разве что храпеть по ночам. Это у нее получается мастерски.