Джоконда Белли - В поисках Эдема

Она посмотрела на идущую рядом твердым, неторопливым шагом женщину. Посмотрела на нее с благодарностью за то, что мать не пыталась давать ей каких-то объяснений, за то, что не сделала ни малейшей попытки оправдаться, не сказала: «Дочка, вот искупление моей вины, поэтому ты должна простить меня». Она едва упомянула о близнецах. Только два раза сказала о них, слишком не распространялась. Не говорила о степени их беспомощности, о заботе, в которой они нуждались. Не объяснила, почему не отправилась за дочерью, когда они умерли. Мелисандра сама заполняла какие-то пробелы, она представляла, как мать заботится о стариках, о муже.

Ее мать не искала предлогов, не призывала к любви и уважению, не бросалась громкими словами о том, что дала ей жизнь, считая это достаточным аргументом, чтобы дочь признала ее дар и простила ее. Она вела себя с абсолютным достоинством, безропотно брала на себя ответственность за последствия своих поступков. Мелисандре, увидевшей ее теперь, не требовалось большого воображения, чтобы измерить глубину ее боли, представить, как разрывалось ее сердце, осознать цену, которую пришлось заплатить матери за свой выбор.

Мать оставила за ней свободу выбора — любовь или упрек.

Она уважала ее не как дочь, а как женщину, которая питает уважение к другой женщине и признает ничтожность утешения, признаёт неизбежное одиночество каждого человека. Потому что, в конце концов, только Мелисандра может судить об этом. И это произойдет позднее, когда она в молчаливом одиночестве будет вспоминать образ матери, когда сможет сопоставить его со своей болью и со своей любовью.

— Я верю в тебя, дочка, — сказала мать ей на прощание. — Поручаю Васлалу твоей мудрости, твоему воображению.

Она вверила ей Васлалу восторженно, торжественно, как человек, находящийся на смертном одре, доверяет самому любимому, самому близкому существу кульминацию священного и важнейшего ритуала освобождения от мирской суеты.

— Скажи своему дедушке, что я люблю его и скучаю по нему. Расскажи, что его зять умер с миром.

Мелисандра пересекла солнечную долину. Снова ощутила жаркую влагу. Она не обернулась, пока не отошла на приличное расстояние. Когда, наконец, сделала это, то оказалась перед незнакомым пейзажем. На нее нахлынула тоска, желание вернуться и доказать себе, что сможет найти обратную дорогу, но остановилась. «Я найду ее», — подумала Мелисандра. Внучка поэта не сомневалась в этом. Попугай слетел с ее плеча и начал подпрыгивать, размахивая крыльями. Вдруг, усевшись на ветку какого-то низкорослого дерева, принялся завывать будто волк. «Сколько же я плакала за эти дни», — подумала она, улыбнувшись сквозь слезы.

Голос Рафаэля раздался где-то вдалеке, встревоженный, он выкрикивал ее имя.

Мелисандра бросилась на зов.

Рафаэль снял на камеру и передал на мировые телеканалы репортаж с массового митинга, на котором Мелисандра, поднявшись на импровизированную трибуну посреди двора, где располагалась свалка Энграсии, объявила во всеуслышание, что Васлала существует. В доказательство этого у нее были летописи Васлалы.

Ни он, ни те, кто присутствовал при этом небывалом спектакле, никогда не забудут этой сцены: девушка, освещенная старыми корабельными фарами и лампами со стадиона, страстно вещала о неведомом и счастливом месте, а вокруг нее со всех сторон возвышались беспорядочные горы отходов мегаполисов, всё, что оставлял после себя человек в извечном поиске неуловимого, мимолетного счастья.

Паломники со всего мира начали прибывать в Фагуас и отправлялись на поиски Васлалы. Макловио, как всегда предприимчивый, додумался открыть процветающее дело: забытые и старые предметы, упакованные в коробки, разрисованные мальчишками, бывшими работниками Энграсии, продавались в Нью-Йорке, Лондоне. Сувенир «Воспоминания о Васлале» — мусор в нарядной упаковке возвращался в родные пенаты.

Одна за одной семьи из Тимбу пересекли Коридор ветров.

Мелисандра и Рафаэль остались в Синерии.

Дон Хосе продолжает стареть на реке. Мерседес и Хоакин управляют делами поместья.

Герои этой истории, как и все мы, время от времени находят Васлалу и снова ее теряют.

Сентябрь 1990 г. — декабрь 1997 г.

Корректировки и эпилог: 2005 г.

Первая

Персонажи этого романа представляют собой симбиоз реальности и вымысла. В особенности это касается двух героев: дона Хосе и его супруги, доньи Марии, прототипами которых являются двое необычайных людей, живших в окрестностях реки Сан-Хуан в Никарагуа: Хосе Коронель и Мария Каутц.

Он был не просто одним из великих поэтов, которых породил Никарагуа, но и волшебником слова; чрезвычайно приятный собеседник, но, самое главное, учитель не одного поколения никарагуанских писателей, перед которым мы в неоплатном долгу.

Его жена, Мария, действительно управляла поместьем Лас-Брисас, в то время как ее муж предавался литературным занятиям.

Оба умерли, он несколько лет спустя после нее, и тела их покоятся в простом склепе недалеко от реки.

Я начала этот роман после ее смерти. Дон Хосе, Поэт Коронель, как мы называем его в Никарагуа, успел прочитать первые главы.

Для меня оба они живы и так будет всегда.

В этой книге я хотела вспомнить о них.

Вторая

Эпизод с радиоактивным облучением на свалке Энграсии основан на реальном событии, которое имело место в бразильском городе Гояниа в сентябре 1987 года, когда двое бродяг нашли в мусоре металлический цилиндр. «Они продали его одному торговцу всевозможным хламом, который открыл его при помощи молотка в надежде продать свинцовый контейнер. Внутри оказался невероятный голубой порошок, сверкающий в темноте. Очарованный находкой, он подарил стаканчики, полные порошка, своим друзьям и родственникам. На дне рождения одной из родственниц, шестилетней девочки, этот порошок рассыпали по праздничному столу и погасили свет». (James Вгооке. «Tourism Springs from Toxic Waste», The New York Times. 3 мая 1995 года).

«Кто намазывает себе кожу, блестит в темноте. Весь квартал — сплошная лампа. У бедняков, внезапно разжившихся светом, праздник», — говорит Эдуардо Галеано, описывая это сентябрьское событие 1987 г. в своей книге «Слова, которые хотят забыть о забытом».

Голубой порошок — цезий-137, радиоактивное вещество. Облучились 129 человек; 20 из них были госпитализированы с ожогами, рвотой и другими последствиями радиации. Семь человек умерли. Среди них та самая шестилетняя девочка, Лейде, которая незадолго до смерти излучала столько, что врачи боялись иметь дело с ее кровью и мочой.

Это был самый страшный инцидент с радиацией в Латинской Америке. Случилось это год спустя после Чернобыля, но, как говорит Эдуардо Галеано: «Чернобыль ежедневно на слуху у всего мира. 0 городе Гояниа никогда никто не узнал. Радиация в Латинской Америке — это новость, обреченная на забвение».