— В Васлале существовала практика быть избранным для какой-то миссии, раскрывающей твою индивидуальность, чтобы познать образ жизни, который, будучи принятым остальными, не только изменил бы лик Фагуаса, но и лик всей земли. Однако в действительности ставка на абстрактные понятия, подкрепляемые твердой верой в человеческую доброту, оказалась полной подводных камней. Поэты утверждали, что так и должно было быть вначале, чтобы мы не падали духом. Еще они говорили, что идеальное, приняв конкретные очертания, неизбежно становится несовершенным, потому что воплощают его в жизнь человеческие существа, выросшие на фальшивых ценностях. Нашей задачей было посеять семя, а грядущие поколения смогут исправить наши просчеты. Следуя этой логике, после серии неудачных организаторских попыток было решено признать принцип власти, от которого изначально мы отказались. Именно это послужило причиной того, что группа семей покинула Васлалу, но для тех, кто остался, система функционировала. Это короткое перемирие длилось до тех пор, пока поэты, один за другим, очень загадочным образом не начади умирать. Мы никогда не знали наверняка, что с ними происходило. Они погружались в состояние глубокой хандры и увядали. Можно предположить, что, хоть они и понимали разумом неизбежность начальных ошибок, но подлости и раздоры разбивали им сердце. Некоторые полагали, что их доконала практика власти, которую они презирали. Я считаю, что как бальзам на душу был для них тот факт, что никто не мог размножаться в Васлале.

— Как?.. — недоумевала Мелисандра.

— Загадка, дочка. Размножались животные, но ни одна женщина не беременела. Как, вероятно, объяснял тебе дедушка, Васлала существует между мирами: во временном разрыве, в неопределенном пространстве. Это пространственно-временное искажение является единственным объяснением, которое мы можем найти для этого феномена. Мы частично решили эту проблему, отправляя супружеские пары на время в соседнюю сельскую общину, о которой тебе, должно быть, рассказывал мой папа. Уже беременные, женщины возвращались и здесь рожали своих детей, но этот выход из положения тоже имел свои недочеты. Всегда существовала опасность, что они не найдут обратную дорогу. Несколько супружеских пар не вернулись никогда.

— То есть те, кто населял Васлалу, должны были в некоторой форме отказаться от биологического размножения, самого основополагающего, самого элементарного атрибута жизни?

— Я никогда не размышляла об этом в подобных терминах, — ответила мать, слегка улыбнувшись, — но, думаю, можно сказать, что так оно и было.

— Продолжай… — попросила Мелисандра. Она поднялась. Принялась расхаживать из стороны в сторону.

— Естественно, после того как умер последний поэт, община осталась плыть по течению и, если бы не посетители, она бы непременно себя исчерпала. Попасть в Васлалу не так сложно, как кажется. Время от времени к нам приходили люди, которым удавалось пересечь Коридор ветров. Поначалу эти визиты имели пагубное воздействие. Новости, которые приносили путешественники, жизнь, о которой они рассказывали, какой бы жестокой, тяжелой и абсурдной она ни казалась многим, у некоторых оставляли вкус реальности, более стимулирующий, чем пасторальное однообразие наших дней. Мы заметили, однако, — она скрутила новую сигарку, — следующий парадокс: Васлала не была уже просто шатким экспериментом, на который мы пошли. Это была легенда, ориентир, надежда. Еще не доказав своей эффективности, она превратилась в некий образец. Она выполняла функцию мечты, способной мобилизовать желания и стремления тех, кто жаждал общественной судьбы, согласованной с лучшими человеческими возможностями. И тогда мы поняли, что фантазия приобрела значимость, равноценную реальности.

Не знаю, кто предложил на одном из наших собраний подпитывать фантазию о Васлале. Осуществление этого имело удивительные эффекты, избавившие нас от трудностей и спасшие нас от вырождения, которого никто не желал. Возможно, это была наша миссия, — говорила она, — зародить химеру. Эта идея завладела нами. Мы задались целью создать иллюзию о месте, красота, гармония и совершенство которого навсегда запечатлелись бы в памяти тех, кому сквозь игры времени, его разрывы удалось найти дорогу к Коридору ветров. Было решено оставлять этих людей на ночлег, а затем переносить их в другое место, пока они спят глубоким сном, вызванным отваром из цветов. На воплощение фантазии в жизнь у нас уходили целые дни и всё наше воображение.

Для начала мы так возделали наши сады и украсили нашу местность, чтобы визуальные впечатления были самые яркие. Васлала превратилась, таким образом, в искусственно созданную страну розовых кустов, огненных бугенвиллей, беседок, увитых жасмином, балконов, с которых спадают колокольчики, гелиотропы, тропинок, по бокам которых произрастают ирисы, цветники гвоздик и камелий. Каждый дом представлял собой целое зрелище; из-за обилия цветов ветер пах теплыми воспоминаниями, нежностью, опьянял. Любой путник мог закрыть глаза и вернуться к истокам, в эпоху растительности, когда легкого прикосновения солнца достаточно было, чтобы порадовать кожу. Затем мы покрыли мхом и газонами землю, развели гигантские папоротники, подрезали ветви многолетних деревьев, чтобы они художественно переплетались между собой. При помощи ручья снабдили Васлалу скрытыми каналами и источниками, так чтобы шум воды слышался повсюду и снимал тоску.

Потом построили из кедрового массива домик, просторный и светлый, для размещения гостей, освежили наши жилища, кухни, детские площадки, школы, больницу и с рвением принялись довершать помещения, где обучали искусствам и где создавались при помощи доступных нам материалов многоцветная керамика, скульптуры, роспись по дереву.

Собрав книги всех жителей, мы оборудовали библиотеку. Полки мы разместили на ветвях дерева энтеролобиума, между стволом и кроной которого мы соорудили потолок из сжатых пальмовых листов, не пропускавших воду. Стены мы сделали из раздвижных панелей, которые открывались и закрывались таким образом, что освещение в библиотеке было всегда ярким, но никогда не слепило глаза. Там же мы разместили литературные цеха, где читали свои произведения поэты и велись философские беседы… То, что ты видела сейчас, это лишь жалкая тень от того, чем когда-то была Васлала.

Мать остановилась, чтобы перевести дух. У нее блестели глаза, и эйфория от этих воспоминаний таила в себе глубокий отпечаток ностальгии.

«Как она похожа на бабушку!» — подумала Мелисандра; у нее были те же жесты, та же неколебимая уверенность в движениях и словах.

Слушая ее рассказы, Мелисандра почувствовала к ней глубочайшую нежность.

— Почему они ушли? — мягко прошептала она, прислонившись к стене.

— Созидание мечты сплотило нас настолько, насколько это было необходимо, чтобы устранились все разногласия между нами. Мы смогли наконец прийти к консенсусу и отказаться от лидерства. В спорных вопросах мы прибегали к авторитету старейшин. Не знаю, что произошло снаружи, — сказала она, — но, когда мы стали преуспевать в своей задаче пропагандирования легенды, к нам перестали наведываться гости. Мы остались без возможности превратить в жизнь замысел, к которому мы так стремились. Мы оказались в кризисном положении. Сначала семьи, которые уходили, чтобы зачать ребенка, не возвращались. Исход остальных жителей был медленным и болезненным, пока не остались только твой отец, я и старейшины.

— Но это не объясняет причины их ухода… — мягко настаивала Мелисандра, снова присаживаясь.

— Я не знаю, Мелисандра. Правда в том, что я действительно не знаю этого. — Мать положила голову на спинку дивана и, закрыв глаза, продолжала: — При каждом удобном случае на наших собраниях обсуждалась задача поддержания мечты о Васлале, которую уже никто не искал, которая, казалось, никому уже не была интересна.

— Это Эспада, — пробормотала Мелисандра. — Эспада задались целью сбить с толку каждого, кто будет искать Васлалу.

— Нам стоило иметь более четкое представление о сохранении идеала ради самого идеала. Верить в его возможную пользу. — Мать поднялась на ноги, снова наполнила стаканы водой, пришла в себя. — Те, что ушли отсюда, искали связи с реальностью. Они потеряли веру в то, что наше уединение имело какой-то смысл. Я их не осуждаю. Многих воодушевляли более возвышенные чувства. Они хотели найти цель, которая помогла бы им обрести себя…

— Я и сама об этом думала, — сказала Мелисандра.

— Дело в том, что мы привыкли думать о развитии в терминах противоречий и исключающих истин. Если идеал недостижим, от него отрекаются. Ему приписываются вредные заблуждения. Его осмеивают или, в лучшем случае, относятся к нему скептически. Что происходит, если искажается эта перспектива? Если идеальное и реальное почитаются как необходимые ценности в бесконечной динамике согласий и разногласий? Если считается, что обязательно, чтобы существовало одно для восходящего движения другого? Для чего отказываться от идеала, Мелисандра? Зачем умалять ценность мечты? Ведь именно в поиске мечты человечество построило себя. В извечной дилемме между тем, что может быть, и тем, что есть. Я продолжаю оставаться здесь, потому что полагаю, что Васлала как миф, как надежда оправдывает свое существование. Более того, я считаю, что необходимо, чтобы она существовала, чтобы снова стала тем, чем была прежде, чтобы продолжала порождать легенды. Самое важное в Васлале, это то, что мы оказались способны придумать ее, в конце концов, именно фантазия привела этот механизм в действие. Есть люди, которые, даже если я останусь такая одна, должны продолжать подпитывать воображаемые Васлалы. Придумать иную реальность по-прежнему так же важно, как построить ее.

— Народ никогда не забывал Васлалу, — улыбнулась Мелисандра, потрясенная. — Ты рада будешь узнать, что они не переставали настаивать на том, чтобы я предприняла это путешествие. Они ждут меня. Ждут, что я принесу им новости отсюда. Любопытно, правда, что мы, мужчины и женщины, по-прежнему ностальгируем по этим волшебным, совершенным местам… несмотря ни на что, — добавила она, — несмотря на долгую историю поражений.