Так и быть, бруклинский мальчишка, подкину тебе идейку. Завтра зайди в «Касвелл Масси» — на углу Лексингтон и 46-й улицы — и купи своей жене флакончик их туалетной воды. Потом скажешь, что, покупая ей подарок, протестировал их лосьон после бритья и решил, что ты уже перерос «Меннен». Она одобрит, поверь мне.

Он плеснул лосьон на руку и растер по лицу.

Ну, что скажешь? — спросил он.

Я вплотную приблизила свое лицо к его лицу, потом начала целовать его шею:

Работает.

Ты просто прелесть. А у тебя портативная пишущая машинка?

Да я бы не сказала.

Он подошел к письменному столу и приподнял мой «ремингтон».

Нормально, донесу, — сказал он.

Я даже не сомневалась. Но зачем она тебе?

Есть идея.

Спустя два дня я ехала утренним поездом в Олбани вместе с Джеком. Мы зарегистрировались в отеле «Кэпитал» как мистер и миссис Малоун. Пока он встречался со своими клиентами, я сидела за столиком в нашем номере и печатала на своем «ремингтоне» очерки для колонки «Будней». Джек вернулся около пяти вечера, я раздела его за минуту. Через полтора часа он закурил и сказал:

Несомненно, это самое сексуальное из всего, что когда-либо происходило со мной в Олбани.

Надеюсь, — заметила я.

В Олбани было пятнадцать градусов ниже ноля, так что в тот вечер мы никуда не пошли и заказали еду в номер. На следующее утро Джек отважился выйти на улицу, чтобы встретиться еще с несколькими клиентами. Я пробежалась по центру города — и решила, что для Олбани этого достаточно. Я вернулась в наш номер, напечатала половину колонки про кино, а остаток дня убила на двойном сеансе в ближайшем кинотеатре, где крутили фильмы с красавчиком Виктором Матуре («Самсон и Далила» и «Вабаш Авеню»), В половине шестого я была в отеле. Я уже собиралась открыть дверь номера, когда услышала разговор Джека по телефону.

Хорошо, хорошо… я знаю, что ты злишься, но… что такого, если я задержусь еще на одну ночь?.. Да, да, да… ты права… но послушай, это не значит, что я хочу быть вдали от тебя… Ты же знаешь, что я тебя люблю… Послушай, лишняя ночь в Олбани означает дополнительные командировочные в десять долларов… Ладно, ладно… Я тебя тоже, дорогая… Скажи Чарли, что я люблю его… и да, завтра в пять, без опозданий… Хорошо, пока.

Я выждала мгновение, потом открыла дверь. Джек прикуривай сигарету и наливал бурбон в стакан для умывания. Он попытался выдавить из себя улыбку, но вид у него был напряженный. Я подошла к нему, обняла за шею и сказала:

Рассказывай.

Да ерунда.

И из-за этой ерунды на тебе лица нет?

Он пожал плечами:

Просто неприятный деловой звонок, вот и все.

Я отпустила его, прошла в ванную, взяла второй туалетный стакан, вернулась в комнату и тоже налила себе бурбона.

В чем дело? — спросил он.

Ненавижу, когда мне врут.

С чего ты взяла, что я тебе вру?

Просто неприятный деловой звонок. Я слышала, с кем ты говорил по телефону.

Что значит «слышала»?

Я стояла за дверью…

Подслушивала, что ли?

Просто не хотела заходить, пока ты говоришь с Дороти.

Или захотела послушать, о чем…

Какого черта я стала бы подслушивать, Джек?

Я не знаю. Ты же стояла под дверью…

Только потому, что мне не хотелось ставить тебя в неловкое положение своим внезапным появлением…

Извини, — вдруг произнес он.

Никогда не лги мне, Джек. Никогда.

Он отвернулся, уставился в мутное окно, за которым просту тусклые огни делового Олбани.

Я просто подумал… не знаю… наверное, тебе было бы неприятно узнать, что я поругался с Дороти.

Дурак ты, Малоун. Может, мне и не нравится то, что ты женат, но это твоя территория — и я вынуждена с этим смириться. Только пойми, что, если наши отношения будут продолжаться, тебе придется постоянно врать Дороти. Сможешь — отлично. Ну а если нет, я уеду сегодня же, последним поездом.

Он повернулся и тронул меня за руку:

Не уезжай.

И о чем был спор?

Она хотела, чтобы я вернулся домой сегодня вечером.

Значит, тебе следовало бы вернуться.

Но я хотел остаться здесь, с тобой.

Я, конечно, очень ценю это, но только если бы ты не начал врать мне, чтобы прикрыть ложь, припасенную для Дороти.

Я идиот.

Мне удалось улыбнуться.

Нет… ты женатый идиот. Так она заподозрила что-то?

Да нет. Просто ей одиноко. И я совсем запутался. Иногда мне так хочется, чтобы Дороти не была такой порядочной и понимающей. Если бы только она была сукой…

Тогда все было бы замечательно?

Я бы не чувствовал себя таким дерьмом.

Бедный ты, бедный: жена попалась не сука

А ты, оказывается, можешь быть жесткой, — сказал он.

Приходится. Нелегко любить человека, который разрывается между двумя женщинами.

Здесь другое. Тебя я обожаю.

Но с ней связан обязательствами.

Он пожал плечами. И сказал:

У меня нет выбора.

Итак, перед тобой дилемма. Вопрос в одном: ты собираешься оставить эту дилемму неразрешимой?

Что ты предлагаешь?

Организуй свою жизнь так, чтобы быть и со мной, и с Дороти. Разделяй мышление. Будь французом.

К ты сможешь это выдержать?

Не знаю. Время покажет. На самом деле меня больше волнует, сможешь ли ты это выдержать, Джек?

Я тоже не знаю.

Что ж, я попытаюсь, Джек. Если этот роман превратится в процесс самобичевания, я уйду. Я знаю предел своих возможностей. Так что тебе решать, любовь моя.

На следующее утро мы вернулись на Манхэттен. На Центральном вокзале он крепко прижал меня к себе.

В ближайшие несколько дней мне лучше побыть дома, — сказал он.

Наверное, да.

Могу я тебе позвонить?

Тебе обязательно нужно задавать этот вопрос?

Он коснулся моих губ поцелуем.

Люблю тебя, — сказал он.

Как-то неуверенно это прозвучало.

Тебе показалось.

Его не было слышно весь следующий день. И еще один день. И еще один. Вполне естественно, что его молчание довело меня до сумасшествия. Потому что оно могло означать только одно: все кончено.

Наступил и прошел уик-энд. В понедельник я весь день просиди ла у телефона, на всякий случай. Но он так и не позвонил. А во вторник, в половине седьмого утра, раздался звонок в дверь. На пороге стоял он. За его спиной я увидела такси, ожидавшее у подъезда. Его лицо просияло, когда я открыла дверь, хотя я была в ночной сорочке, да и вообще вид был заспанный.

Ты готова? — спросил он.

Где ты был, черт возьми? — сонно спросила я.

Все расскажу потом. А сейчас я хочу, чтобы ты оделась, собрала вещи…

Я никуда с тобой не поеду.

Все очень просто: нам забронированы билеты на поезд до Вашингтона, который отправляется в восемь сорок семь с Пенсильванского вокзала. Потом мы три дня живем в отеле «Мэйфлауэр» и…

Джек, я бы хотела получить объяснения…

Он поцеловал меня:

Позже, дорогая. Я еще должен забежать в офис до отъезда.

А кто сказал, что я еду? И какого черта ты вдруг решил преподнести мне такой сюрприз?

Потому что эта мысль пришла мне в голову десять минут назад. Поезд отходит с семнадцатого пути, Пенсильванский вокзал. Будь там не позднее половины девятого. В общем, у тебя полтора часа, чтобы собраться и доехать до вокзала.

Я не знаю, Джек.

Все ты знаешь, — сказал он, снова целуя меня. — Пока.

Прежде чем я успела вымолвить еще слово, он развернулся и поспешил к такси. Усевшись, он приоткрыл окно и крикнул:

Жду тебя.

Такси уехало.

Я вернулась в квартиру, Пихнула ногой стул. И приняла быстрое, но твердое решение: я не пойду на поводу у Джека и не брошусь за ним вприпрыжку — только потому, что он вдруг решил, будто я должна его сопровождать. Черт возьми, этот негодяй не звонил мне целых шесть дней. Так что и речи не может быть о том, чтобы я так быстро капитулировала перед ним.

Придя к такому решению, я пошла в спальню и упаковала чемодан. Потом прыгнула в душ, наспех оделась, схватила пишущую машинку и поймала такси, которое двигалось в сторону Вест-Энд-авеню.

Я приехала на вокзал за десять минут до отправления поезда. Как и договаривались, Джек ждал меня на платформе. Передо мной шагал носильщик, который вез на тележке мой чемодан и «ремингтон». Завидев меня, Джек снял шляпу и отвесил мне пышный поклон.

Я, должно быть, дура, что согласилась на эту авантюру, — сказала я.

Поцелуй меня.

Я чмокнула его в губы.

Ну это не поцелуй, — сказал он.

Прежде я хочу получить кое-какие ответы.

Ты их получишь, — сказал он, вручая носильщику чаевые.

Мы заняли свои места. Как только поезд тронулся, Джек предложил пройти в вагон-ресторан позавтракать. Мы заказали кофе. Джек вел легкую беседу — расспрашивал, как я провела последние шесть дней, какие фильмы смотрела, как продвигается работа и что я думаю насчет шансов Стивенсона против Айка[51], если они (как ожидалось) схлестнутся на выборах пятьдесят второго года. В конце концов все это мне надоело, и я прервала поток его красноречия:

Что это ты такой счастливый сегодня?

Да так, — сказал он и все равно не смог скрыть своей радости.

Может, объяснишь, почему пропал на шесть дней?

Конечно.

Принесли кофе. Мы молчали, пока официант расставлял чашки.

Что ж, продолжай, — сказала я.

Неизменная сигарета заняла свое место во рту. Закурив, он огляделся по сторонам, отметив, что в непосредственной близости от нас никто не сидит. Потом подался вперед и заговорщически произнес: