Дорожки в парке еще не расчистили, так что пришлось пробираться по сугробам. Спустившись с холма, я как будто оказалась уже не в Нью-Йорке — скорее в холодном неприветливом уголке Новой Англии. Меня окружал замерзший пейзаж, белое безмолвие.

Я спустилась к самому подножью холма, перешла на тропинку, что бежала вдоль озера. Узкая протоптанная полоска вела к беседке. И я пошла туда. В беседке я села на скамейку. Озеро замерзло. Над ним низко зависло небо большого города: гордое, надменное, непроницаемое. Из всех манхэттенских видов этот был моим любимым — мне казалось, есть особое очарование в пасторальной тиши парка на фоне наглого меркантильного великолепия этого сумасшедшего острова. Неудивительно, что именно сюда я пришла после пятидневного домашнего заточения. Наступило новое десятилетие — а с ним пришли и новые дерзкие надежды. Нужно было как-то осмыслить это, прочувствовать. И разве можно было найти место более подходящее для таких раздумий?

Вскоре я расслышала чье-то бормотание. Женщина моего возраста зашла в беседку. У нее было худое аристократическое лицо, и его суровая привлекательность почему-то навеяла мысль о том, что она уроженка Новой Англии. Она толкала перед собой детскую коляску. Я улыбнулась женщине и заглянула в коляску. Там, пллтно укутанный, лежал маленький мальчик. Я тотчас испытала привычную грусть, которая охватывала меня всякий раз, когда я видела ребенка. И как всегда, я попыталась скрыть свои чувства за натянутой улыбкой и банальностями.

Какой красивый, — сказала я.

Спасибо. — Женщина улыбнулась мне в ответ. — Я с вами согласна.

Как его зовут?

На мой вопрос ответил другой голос. Голос мужчины. И этот голос я слышала прежде.

Его зовут Чарли, — произнес он.

Мужчина — отставший от женщины с ребенком на две-три ступеньки — зашел в беседку. Жестом собственника положил руку на плечо женщины. Потом повернулся ко мне. И вдруг резко побледнел.

Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание. Мне удалось сдержать подступивший вскрик. Каким-то чудом — после пережитого потрясения — я заставила себя произнести:

Здравствуй.

Джеку Малоуну тоже не сразу удалось обрести дар речи. Наконец он вымученно улыбнулся:

Здравствуй, Сара.

2

Здравствуй, Сара.

Я молча смотрела на него. Как давно это было? Канун Дня благодарения, 1945 год. Четыре года тому назад. Боже правый, четыре года. И все это время его призрак преследовал меня. Не проходило и дня, чобы я не думала о нем. Не задавалась вопросом: где он, что с ним? И увижу ли я его кргда-нибудь? И были ли те слова на открытке — Прости… Джек — прощальными?

Четыре года. Разве могли они пролететь так быстро? Не успела глазом моргнуть, как вчерашняя выпускница колледжа стала жительницей Нью-Йорка. А в следующий момент — разведенной женщиной двадцати восьми лет, вдруг столкнувшейся лицом к лицу с человеком, который был любовью одной ночи… но с тех пя незримо присутствовал в ее жизни.

Я вглядывалась в его лицо. Он был все тем же, настоящим ирландцем. Румянец на щеках, квадратная челюсть. Только на этот раз красавчик был без военной бормы. На нем были темно-коричневое пальто, толстые кожаные перчатки, матерчатая кепка. На первый взгляд, Джек Малоун был точной копией того парня, которого я встретила в 1945 году.

Вы знакомы?

Это произнесла женщина. Точнее, его жена. Ее голос был теплым, в нем не было и тени подозрительности или недоверия — несмотря на двусмысленность сцены, разыгравшейся на ее глазах. Я окинула ее взглядом. Да, она определенно была моей ровесницей — и довольно миловидной. На ней было ярко-синее пальто с меховым воротником. И перчатки в тон. Короткие светло-русые волосы были собраны черной бархатной лентой. Она была такой же высокой, как и Джек, — почти пять футов десять дюймов, прикинула я, — и совсем не полная. Даже тяжелое пальто не добавляло объема ее стройной фигуре. Вытянутое лицо, слегка суровое, напомнило мне портреты первых поселенцев Колонии Массачусетского залива. Я легко могла представить себе, как эта женщина мужественно борется с тяготами бостонской жизни тридцатые годы семнадцатого века. Хотя она мило улыбалась мне, я чувствовала, что, если потребуется, она может быть твердой, как скала.

Младенец спал. Собственно, это был уже не младенец — мальчику было года три. Просто он был миниатюрным. И очень красивым, как все маленькие мальчики. В ярко-синем комбинезоне и крохотных варежках, крепившихся к комбинезону металлическими застежками. Цвет его одежды гармонировал с пальто матери. Как трогательно. И как восхитительно — подобрать себе и ребенку одежду в тон. Какая роскошь — хотя вряд ли она считала это роскошью. В самом деле, ведь у нее есть муж, ребенок. У нее есть он, черт возьми. Он… и здоровая матка. Впрочем, я не сомневалась в том, что она воспринимает это как нечто само собой разумеющееся, принадлежащее ей по праву. Священному праву Материнства, принадлежности этому Мужчине. Этому омерзительному, ненавистному, самоуверенному, красивому ирландцу…

О боже, если бы ты меня услышал!..

Да, — прозвучал его голос, — конечно, мы знакомы. Правда, Сара?

Я вернулась к реальности.

Да, мы знакомы, — выдавила я из себя.

Сара Смайт… моя жена Дороти.

Она улыбнулась и кивнула мне. Я ответила тем же.

И конечно, наш сын Чарли, — добавил он, похлопав по коляске.

Сколько ему?

На днях исполнилось три с половиной, — сказала Дороти. Я быстро произвела в уме кое-какие арифметические подсчеты и в упор уставилась на Джека. Он отвел взгляд в сторону.

Три с половиной? — переспросила я. — Какой чудный возраст.

Да, вы правы, — сказала Дороти, — тем более что он теперь начал говорить. Настоящий болтунишка, не так ли, дорогой?

Это точно, — сказал Джек. — А как твой брат, ныне такой знаменитый?

Процветает, — ответила я.

Вот откуда мы с Сарой знакомы, — объяснил он Дороти. — Мы встретились на вечеринке у ее брата… когда же это было?

Канун Дня благодарения, сорок пятый год.

Господи, у тебя память куда лучше, чем у меня. И как звали того парня, с которым ты была в тот вечер?

О, да ты ловкач. Заметаешь следы, как заправский воришка.

Дуайт Эйзенхауэр, — ответила я.

На мгновение воцарилась гробовая тишина, которую вскоре нарушил нервный смех Джека и Дороти.

Ты по-прежнему самая остроумная женщина Западного полушария, — сказал Джек.

Постойте, — вмешалась Дороти, — вы случайно не та Сара Смайт, что пишет для журнала «Суббота/Воскресенье»?

Да, это она, — ответил Джек.

Обожаю вашу колонку, — сказала она. — Считайте, что я ваша преданная поклонница.

Я тоже, — добавил Джек.

Спасибо, — сказала я и опустила глаза.

Она подтолкнула мужа:

Ты никогда не говорил мне, что знаком с самой Сарой Смайт.

Джек лишь пожал плечами.

И верно ли то, что я прочитала у Винчелла, — продолжала Дороти, — будто ваш брат — один из авторов шоу Марти Маннинга?

Он самый главный у Маннинга, — уточнил Джек. — Ведущий автор.

Избегая встречаться взглядом с Джеком, я сказала:

Ты, похоже, следишь за нашим творчеством.

Да нет, просто, как все, читаю газеты. Но это здорово — видеть, что вы оба добились успеха. Пожалуйста, передай Эрику привет от меня.

Я кивнула. Подумав: «Ты не забыл, что он от тебя не в восторге?»

Вы обязательно должны прийти к нам в гости, — сказала Дороти. — Вы живете где-то неподалеку отсюда?

В общем-то, да.

Мы тоже, — сказал Джек. — Твенти-Вест, 84-я улица — как раз с западной стороны Центрального парка.

Что ж, мы с Джеком будем счастливы видеть вас и вашего мужа…—

Я не замужем, — сказала я. И снова Джек отвел взгляд.

Прошу прощения, — сказала Дороти. — Я как-то неудачно выразилась.

Не стоит извиняться, — успокоила я ее. — Я была замужем.

О, в самом деле? — воскликнул Джек. — И долго?

Нет, совсем недолго.

Мне так жаль, — сказала Дороти.

Да бросьте вы. Это была ошибка. Скоропалительная ошибка.

Ошибки случаются, — сказал Джек.

Да. Это правда, — ответила я.

Мне не терпелось закончить эту беседу, поэтому я взглянула на часы.

Боже, сколько времени! — воскликнула я. — Мне надо бежать.

Так вы навестите нас? — спросила Дороти.

Конечно, — заверила я.

И как можно с тобой связаться? — спросил Джек.

Моего телефона нет в справочнике.

Еще бы, — заметила Дороти. — Такая знаменитость…

Никакая я не знаменитость.

Ну а нас можно найти в телефонной книге, — сказал Джек. — Или ты всегда можешь застать меня в моем офисе.

Джек работает в «Стал энд Шервуд», — уточнила Дороти,

Связи с общественностью? — спросила я у него. — Кажется, ты был журналистом?

Был, пока шла война, о которой можно было писать. А сейчас деньги можно заработать только в пиаре. И кстати, имей в виду: если тебе понадобится специалист по имиджу… наша компания как раз этим занимается.

Я все поражалась его самообладанию, тому, как ловко он притворялся, будто мы случайные знакомые. А может, для него я и была лишь случайной знакомой? Дороти снова игриво подтолкну, его.

Послушал бы ты себя, — сказала она. — Все выгоду ищешь.

Я серьезно. Наша компания может здорово помочь молодой колумнистке вроде Сары. Мы могли бы создать тебе совершенно другой имидж.

С анестезией или без? — спросила я. Джек и Дороти дружно рассмеялись.

Господи, ты действительно самая остроумная женщина 3ападного полушария, — повторился он. — Приятно было встретить тебя через столько лет.