Моя мамочка, неисправимая моралистка. Вечно отказывала себе во всем. В покупке новой одежды, новой мебели, даже простейших бытовых приборов. Притом что она — как я теперь знала — могла себе позволить жить в комфорте, и это, наверное, продлило бы ее дни. Но нет, она всегда была стоиком. Истинной пуританкой, которая на мольбы дочери отвечала неизменным: «У меня действительно всё есть, дорогая… мне так мало нужно… Ты лучше позаботься о себе, дорогая».

Конечно, зная свою мать, я понимала логику ее решения. Мег была права: она была прагматична до мозга костей… но с высокими моральными принципами. Да, она чувствовала себя вынужденной принять деньги той женщины, чтобы дать образование своим детям, но не могло быть и речи о том, чтобы она потратила хотя бы цент из этих денег на себя. Это противоречило ее сложному чувству гордости. Возможно (как предполагала Мег), она в конце концов простила Сару Смайт… но как только мы с Чарли встали на ноги, она решила жить так, словно этого фонда и не существует. Она зарыла его, как ценное сокровище, чтобы явить миру после своей смерти. Да, пожалуй, большего потрясения я не могла ожидать в первые же дни после похорон.

Семьсот сорок девять тысяч шестьсот двадцать долларов. Эта цифра в голове не укладывалась. Она казалась нереальной.

Кейт?

Я вернулась к действительности. Мистер Тугас потянулся к своему столу за упаковкой носовых платков. Положил ее на кофейный столик и жестом показал мне. Только тогда до меня дошло, что лицо у меня мокрое от слез. Я достала платок из коробки. Промокнула глаза. Пробормотала:

Простите.

Не стоит, — сказал мистер Тугае. — Я уверен, что все это из-за шока.

Я не заслуживаю этого.

Он позволил себе усмехнуться:

Конечно, заслуживаешь, Кейт. Ты и Этан. Эти деньги намного облегчат вам жизнь.

А Чарли? — спросила я.

А что с Чарли?

Я просто хотела знать, какая его доля?

Его доля? Как я уже говорил, у него вообще нет никакой доли. Твоя мать вычеркнула его из завещания. Разве она не говорила тебе?..

О… она говорила, что Чарли не унаследует ничего. Но тут же добавляла, что и наследовать-то нечего.

Думаю, она просто хотела сделать тебе сюрприз.

Ей это удалось.

Как бы то ни было, твоя мать очень четко высказалась в отношении того, что трастовый фонд должен быть твоим, и только твоим.

Бедный Чарли, — вымолвила я. Мистер Тугае пожал плечами:

Что посеешь — то и пожнешь.

Похоже, так и есть, — сказала я, вставая. — Мы должны еще что-то обсудить сегодня?

Ну, на самом деле есть пара мелких вопросов, касающихся процедуры утверждения завещания. Но если ты готова подождать до следующей недели…

Да, я бы подождала. Мне нужно время, чтобы…

Можешь не объяснять, — сказал он. — Звони мне в любое время.

Я вышла на улицу. Свернула направо и двинулась к северу. Я шла медленно, не замечая спешащих прохожих, автомобилей, городской суеты. Как будто на автопилоте, я машинально свернула направо, на 74-ю улицу. Дома я приступила к исполнению плана временного бегства, который зрел у меня в голове весь обратный путь.

Прежде всего я позвонила в «Авис» и договорилась о прокате машины, начиная с сегодняшнего дня. Потом заказала номер на одну ночь в отеле в Сарасота-Спрингз. Включив компьютер Этана, я отправила электронное письмо Мэтту:


Мы с Этаном уезжаем из города до вечера понедельника. Если что, звони мне на сотовый в любое время.


Я задумалась на мгновение и быстро допечатала:


Еще раз спасибо тебе за поддержку в эту тяжелую неделю. Очень тронута.


Я написала свое имя и кликнула команду «Отправить».

В три пополудни я стояла у школы «Алан-Стивенсон» на Ист, 78-й улице. Когда Этан вышел на улицу, он слегка удивился, увидев меня во дворе… с двумя спортивными сумками у моих ног.

Мы не идем к динозаврам? — разочарованно спросил он.

У меня есть идея получше. Повеселее.

И что за идея?

Хочешь сбежать на уик-энд?

В его глазах вспыхнул огонек радостного возбуждения.

Еще бы!

Я вручила ему конверт, адресованный его классному руководителю, мистеру Митчеллу:

Беги в класс и передай мистеру Митчеллу эту записку, что до вторника мы будем далеко от школы.

Правда далеко?

По-настоящему далеко.

Вау!

Он схватил записку и бросился к дверям школьного здания, вручив ее охраннику на входе. Часом позже мы уже ехали по Ист-Сайд-драйв в сторону Кросс Бронкс, оттуда свернули на автомагистраль 287, пересекли Гудзон к югу от Тарритауна и влились в поток машин на 87-й автостраде, углубляясь в северную часть штата Нью-Йорк.

А где Канада, мамочка? — спросил Этан, когда я назвала ему конечный пункт нашего путешествия.

Канада на севере.

Как Северный полюс, где живет Санта?

Совершенно верно.

Но мы не увидим Санту?

Нет. Мы увидим… мм., канадцев.

О… — озадаченно произнес Этан.

Почему я выбрала Канаду? Пожалуй, никакой особой причины не было — разве что это было первое, что пришло мне в голову, когда я вдруг решила уехать с Этаном. К тому же я впервые пересекала границу аж с 1976 года, когда сбежала на псевдоромантический уик-энд в Квебек с тогдашним бойфрендом по имени Брэд Бингэм (да, он тоже учился в Амхерсте). Если память мне не изменяла, Брэд был заместителем редактора нашего студенческого литературного журнала, к тому же фанатом Томаса Пинчона, и всегда мечтал сбежать в Мексику и написать там большой роман неизвестно о чем. В колледже мы все предавались таким экзотическим фантазиям о будущем без обязательств. Пока не столкнулись с повседневным миром, его проблемами и социальными неурядицами. Последнее, что я слышала о Брэде, это что он стал крупным адвокатом в Чикаго. В «Таймс» даже напечатали его фотографию, когда он представлял интересы какой-то мультинациональной корпорации в антитрестовском деле, которое слушалось в Верховном суде. Он прибавил в весе фунтов тридцать, растерял почти всю шевелюру и выглядел удручающе пожилым. Впрочем, как и все мы, его сокурсники.

Да, но он все-таки успел познакомить меня с Квебеком и повел себя на редкость галантно, когда неделю спустя я решила, что нам следует остаться просто друзьями. Благодаря Брэду я сейчас направлялась в Канаду вместе со своим сыном.

А папа знает, куда мы едем? — спросил Этан.

Я отправила ему сообщение.

Он собирался сводить меня на хоккей в субботу.

О боже, я совсем забыла, а ведь он давно предупреждал меня (тем более что эта суббота попадала на один из двух уик-эндов в месяц, которые Этан проводил с отцом). Я потянулась к приборной доске за мобильником.

Я мог бы привлечь тебя за похищение ребенка, — сказал Мэтт, когда я дозвонилась ему в офис. К счастью, он говорил не всерьез. Мой голос тут же стал елейным.

Это было спонтанное решение, — оправдывалась я. — Мне действительно очень жаль. Мы можем сейчас же развернуться, если…

Все нормально. Думаю, Квебек — отличная идея. Вы успеете вернуться ко вторнику?

Конечно.

А ты предупредила в школе, что он пропустит понедельник?

Разумеется. Не такая уж я безответственная.

Никто не говорит, что ты безответственная, Кейт.

Но подразумевает.

Ты неправа.

Хорошо, хорошо. Послушай, мне так жаль, что я сорвала ваши планы на хоккей.

Не в этом дело…

Тогда в чем, Мэтт?

Ты никак не можешь остановиться.

Я ничего и не начинала.

Ладно, ты победила. Довольна?

Я не рвалась ни к какой победе, Мэтт.

Всё, тема закрыта.

Отлично, — сказала я, раздраженная очевидной глупостью этого обмена колкостями. Неужели я никогда не успокоюсь? После короткой паузы я спросила: — Хочешь поговорить с Этаном?

Да, пожалуйста.

Я передала телефон сыну.

Твой папа, — сказала я.

Я прислушивалась к их разговору. Голос Этана был несколько напряженным, робким — конечно, он был слегка смущен тем спором, который невольно подслушал. Я испытала ужасное чувство вины и вновь задалась вопросом, перестанет ли он когда-нибудь ненавидеть нас за то, что мы внесли сумятицу в его жизнь.

Да, пап… да, хотел бы… цирк — это здорово… да, я буду слушаться маму… да, пока…

Он передал мне телефон. Мы долго молчали. Наконец он сказал:

Я есть хочу.

Мы остановились у «Макдоналдса» на выезде из Нью-Палтц. Этан сидел тихо, жевал свой «Чиккен Макнаггетс» и картошку, поигрывая дешевой пластиковой игрушкой, вложенной в пакетик с детским набором. Я потягивала горький кофе из пластикового стаканчика, с тревогой вглядываясь в сына, отчаянно желая избавить его от переживаний… и зная, что это невозможно.

Я коснулась его липа:

Этан, дорогой…

Он вдруг резко дернул головой и заплакал.

Я хочу, чтобы ты жила с папой, — всхлипнул он.

О боже…

Я потянулась к нему, но он отстранился и зарыдал громче:

Я хочу, чтобы мама и папа жили вместе.

Его голос уже срывался, и слышать это было невыносимо. Пожилая пара за соседним столиком сурово посмотрела на меня, как будто я олицетворяла все зло современной женщины. Этан вдруг бросился мне на грудь. Я крепко обняла его и покачивала, пока он не успокоился.

Когда мы снова двинулись в путь, Этан заснул. Я смотрела прямо перед собой, на ночное шоссе, пытаясь сконцентрироваться за рулем. Мои глаза заволакивало пеленой слез, над дорогой стелился легкий туман, и свет фар пытался пробить его ватную завесу. У меня было такое ощущение, будто я еду в вакуум. В пустоту, такую же, что царила у меня в душе.