Однако Ребекка права: он не мог рисковать, отправляя ее домой одну. Только себе мог он доверить ее охрану.

Но что, если он в этом потерпит поражение?

Это заставило его призадуматься. Впрочем, он отбросил это мрачное тревожное чувство. Он не потерпит поражения! То, что он хоть на миг подумал об этом, говорило о его растерянности.

— Хорошо. Ты можешь оставаться, — наконец произнес он.

Ребекка посмотрела на него с удовлетворенной улыбкой.

— Так что же мы теперь станем делать?

— Мы постараемся хорошенько выспаться.

Она отвела глаза в сторону, с видом храбрым и решительным. Никогда в жизни ей не приходилось попадать в такое место, и Джулиан никак не мог улучшить его.

— А что потом? — настойчиво переспросила она. — Как я понимаю, ты собираешься встретиться со своим дядюшкой лицом к лицу. Далеко отсюда его поместье?

— С нашим безденежьем потребуется много дней, чтоб до него доехать. Но в конце концов мы туда доберемся.

— И тогда ты выяснишь всю правду.

— И добьюсь справедливости, — многозначительно заключил он.

Они приблизились к ночлежке, и Джулиан обнял ее и грозно насупился, показывая окружающим, что связываться с ним не стоит. Какой-то мужчина поспешил уйти с дороги, другой, поколебавшись, сделал то же самое. Уже скоро Джулиан с Ребеккой оказались внутри и занялись поиском обещанного им тюфяка.

Ребекка ничего не сказала при виде кучи постельных принадлежностей и узкого тюфяка, на котором им предлагалось спать.

— Хорошо, что он не лежит на полу, — благодарно посмотрела на него Ребекка.

Джулиан не сомневался, что она вспомнила виденную ранее крупную крысу.

Хотя обычно он спал мало, потому что каждый вечер работал допоздна, сейчас он был в изнеможении… Они улеглись, не раздеваясь, поставив саквояж на тюфяк в ногах, между собой.

Люди вокруг не спали. Ребекка свернулась комочком за спиной Джулиана, и это его согревало, хотя глаза никак не хотели закрываться. В полумраке коптящих свечей, редко расставленных по большой комнате, он мог рассмотреть движения разных людей, тихую беготню детей. В их жалобно пронзительных голосах звучал не столько страх, сколько безнадежность… и это было хуже всего. Это заставляло его злиться на их родителей.

Ребекка почувствовала, как напряжено его тело. Она думала, что он расслабится и крепко заснет от усталости, но, видимо, это у него не получалось.

— Джулиан… — тихо окликнула она его.

Он посмотрел на нее через плечо.

— Что-то не так?

В тусклом свете она разглядела его кривоватую усмешку.

— Что может быть не так?

— Какой сарказм! — Она прижалась к нему плотнее и обняла его, радуясь, что его рубашка не пропахла дымом пожара. Она пахла им, Джулианом, и она даже вздрогнула, осознав, как это ей нравится. — Если все в порядке, ты должен расслабиться и заснуть. Иначе какой будет от тебя толк завтра?

Ей хотелось его рассмешить, но он не рассмеялся.

Какой-то ребенок заплакал, мать попыталась его успокоить, но тут к нему присоединился второй, более старший, ее отпрыск. Они явно были погодками, а кроме них, у этой женщины было еще несколько маленьких детей.

— Я не понимаю, почему они заводят и заводят детей в таких условиях, — тихо произнес он. — Господи, я с четырнадцати лет знал, как предотвратить зачатие. И это стоит совсем не дорого.

Ребекка поднялась на локте и с интересом посмотрела на него.

— Правда? Я понятия об этом не имела.

— Если б только моя мать… — Он оборвал себя на полуслове и пробормотал что-то невнятное. Она подумала, что если бы здесь было посветлее, она наверняка увидела бы, что он покраснел. Разговор пошел очень откровенный. Кажется, он хотел сказать, что его матери стоило иметь поменьше детей?

Она вдруг поняла, что невольно отводит с его лба растрепавшиеся темные волосы, чтобы лучше рассмотреть выражение его лица. Он резко втянул воздух, но мешать ей не стал.

— Я испытываю глубокое сочувствие к этим женщинам, — пробормотала она, продолжая гладить его мягкие волосы. — У них, наверное, не было выбора. Самое тяжелое для меня — это слышать, как люди кашляют.

Он оглянулся на нее и прищурился.

— Ну конечно! А я, дурак, притащил тебя в такое место, зная, как ты подвержена…

— Нет, ты меня не так понял. Я боюсь не за себя. Я давно поняла, что не имею никакой власти над своим здоровьем. Но обо мне заботились мои родители и старались меня вылечить. А эти бедные люди могут только терпеть.

Он ничего не ответил, и она в конце концов опустила голову на их свернутую одежду, которую они использовали вместо подушки.

— Ты хорошая женщина, Ребекка, — тихо пробормотал он.

Она улыбнулась и крепче притянула его к себе.

Ей казалось, что после всех приключений этого дня она заснет легко и быстро, кстати, и шум, создаваемый множеством соседей по комнате, ее не слишком тревожил, пока она не услышала мужской стон, вызванный явно не болью, а удовольствием. Все-таки, наверное, она ошибается, подумала Ребекка, смущенная и потрясенная. Ребенок продолжал плакать, люди продолжали тихо разговаривать, какой-то пьяный громко скандалил во дворе, а рядом раздался ответный женский стон…

Не задумываясь, она прошептала:

— Неужели это… — И оборвала себя, сожалея, что заговорила вслух о таких интимных вещах.

— Именно то. В конце концов, это ведь их дом.

Сгорая от стыда, она уткнулась лицом ему в спину между лопаток и заткнула уши пальцами. Он, должно быть, догадался, что она сделала, потому что все его тело затряслось от смеха. Она ударила его по плечу. Как смеет он развлекаться, когда нечто столь интимное происходит в каких-нибудь десяти футах от них! В ее мире, если мужчину ловили просто за поцелуем, шок и скандал из-за этого сразу становились поводом для немедленной женитьбы.

Между тем звуки соития становились все громче и перешли в ритмичные толчки. Джулиан больше не смеялся, казалось, он так же напряженно вслушивался в происходящее, как и она.

А Ребекка тесно к нему прижималась. Это было как-то неправильно… однако ей было некуда деться.

И когда она уже начала думать, что это будет продолжаться вечно, мужчина издал громкий стон, ритмичные толчки прекратились, и настала тишина.

Она облегченно вздохнула и отняла пальцы от ушей. Впрочем, они мало ей помогли.

«Любопытно, что было причиной этих толчков?» — подумала она и провалилась в сон.


К полудню Ребекка отыскала на рыбном рынке местечко в тени. Она устроилась на скале, нависавшей над каналом. Множество барж доставляло товары на фабрики Манчестера и его жителям. С ее места было хорошо видно Джулиана, который переносил ящики с рыбой с баржи на склад. Она попыталась избавиться от чувства вины, зная, что это его только рассердит. Он разгружал рыбу, чтобы заработать деньги на дорогу. А она чувствовала себя такой бесполезной. Ей хотелось внести свою лепту. Однако когда она высказала свои чувства, он ее отчитал.

Сегодня она многое узнала. Когда они покидали свой ночлег, другие его обитатели только возвращались домой после ночной смены на фабрике и занимали тюфяки, освобожденные теми, кто отправлялся на дневную работу. Увидев это, она содрогнулась. А многочасовое наблюдение за Джулианом, разгружавшим рыбу, заставило ее возблагодарить Бога за благосостояние ее семьи.

Джулиан, казалось, не знал усталости. И во время каждого своего путешествия от баржи к складу и назад он отыскивал глазами ее. Поэтому она быстро научилась не задерживаться у прилавков, разглядывая товары, выставленные на продажу, чтобы не волновать его зря. Он постоянно наблюдал за ее безопасностью. Если бы у нее был выбор, Ребекка проводила бы все время у лотков с апельсинами и лимонами, но цена их выходила далеко за пределы их скудных средств.

Когда Джулиан сделал перерыв на ленч, они съели по сандвичу с ветчиной и запили их сидром. Явно очень голодный, он ел вдумчиво и жадно. Ей хотелось накормить его лучше, потому что он наверняка устал от долгой работы, так что она предложила ему и половинку своего сандвича, но Джулиан отказался.

Поев, он откинулся на валун, на котором она просидела все утро.

— Тебе, наверное, здесь до смерти наскучило, — пробормотал он, закрывая глаза.

— Ты можешь так считать. Но я с этим не согласна. Вокруг можно увидеть столько интересного. И без компаньонки я чувствовала себя такой свободной!..

— Какое замечательное приключение, — с сарказмом заметил Джулиан.

— Поистине, — настаивала Ребекка, — пусть даже ты из-за своей прямолинейности не видишь этого.

— У меня в голове умещается не одна мысль, а много. Но больше всего меня позабавило выражение твоего лица, когда утром зажгли все свечи и ты смогла разглядеть всех обитателей нашей комнаты. Румянец на твоих щеках мог соперничать с самым ярким закатом. Она застонала и закрыла глаза.

— Мне не хочется, чтобы ты напоминал об этом. Мой слух, не говоря уже о моих тонких чувствах, никогда больше не станет прежним.

Он громко хмыкнул:

— Должен признаться: я представить себе не мог, что придется разделить с тобой подобное переживание.

— Как вообще ты мог представить, что придется переживать подобное, с кем бы то ни было? — требовательно поинтересовалась она.

Он посмотрел на нее из-под полуопущенных век.

— Я вполне могу это себе представить. У нее перехватило дыхание.

— Ну вот! Ты снова покраснела.

— Ох, замолчи и лучше поспи. Я разбужу тебя, когда увижу, что другие мужчины возвращаются к работе.

— Я вовсе не собираюсь спать, — сказал он, но снова закрыл глаза.

— Разве ты не устал? Он пожал плечами.

— Ты, наверное, удивишься, узнав, что я так же тяжело работал на полях и со скотом у себя дома.