Дорри робко протянула руку, но, прежде чем Элизабет успела пожать ее, Маршалл поднял сестру и, заключив ее в объятия, звонко поцеловал.

— Отпусти меня, Марш, — весело завизжала Дорри. Она невероятно скучала по нему, пока он изучал право в Филадельфии.

— Ты даже не представляешь, как я соскучился по тебе, малышка, — признался он.

Дорри обхватила его за шею и крепко прижалась к нему.

— Я тоже, Маршалл.

Он бережно поставил ее на землю и отступил на шаг, чтобы как следует разглядеть.

— Когда я уезжал, ты была маленькой девочкой, а теперь ты почти взрослая. Хорошо ли Джим следил за тобой? — поддразнил ее Маршалл.

Дорри густо покраснела и обернулась к матери, а Маршалл повел Элизабет в дом.

— Джордж… Джим, снимите багаж. Куда вы смотрите?

Муж и сын улыбнулись Марте.

— Она просто красавица.

Джордж посмеялся над Джимом, когда тот попытался сбросить сумки.

— Да, это правда, Джимми, и Маршалл счастлив. Все остальное не имеет значения.


Поздно вечером, когда Элизабет легла спать, Маршалл вместе с отцом долго сидел в кабинете возле камина; они пили и беседовали.

— Ты уверен, что твоя жена не против, если ты посидишь немного со мной?

— Конечно, папа. Она устала после дальней дороги. Наверняка она уже крепко спит. Да и мне хочется немного побыть с тобой. У нас так давно не было возможности поговорить.

— Я беспокоился за тебя. Ты только что женился и…

— Уже почти два месяца, папа.

— Значит, ты уже не молодожен? — улыбнулся Джордж.

Оба расхохотались.

— Думаю, ей здесь будет хорошо. Конечно, Сент-Луис далеко не Филадельфия, но как только я начну работать, от приглашений отбоя не будет. Элизабет хочет познакомиться с нашими друзьями.

— Прекрасно. Она очень симпатичная. Надеюсь, вы будете счастливы вместе.

— Спасибо.

— А она не будет возражать, если мы отпразднуем свадьбу в тесном семейном кругу?

— Напротив. Ее родители умерли, когда она была еще ребенком, через несколько лет умер и дедушка. Осталась только бабушка, да и та болеет последнее время.

— Понимаю. Мы были в растерянности, когда получили твое письмо. Мы с Мартой с нетерпением ждали этого события.

— Извини. Мне не казалось это столь важным тогда.

— Ну ладно, главное, что ты доволен.

Уже далеко за полночь Маршалл пробрался в спальню. Ему показалось забавным, что он впервые собирался спать с женщиной в собственной кровати в родительском доме. Мысль эта вызвала у него улыбку. Несомненно, после этого все встанет на свои места.

Он вошел в комнату, без труда разделся в темноте и лег в постель. Элизабет лежала спокойно рядом, и он подумал, что она спит, но когда он вознамерился обнять ее, то понял, что это далеко не так.

— Как ты мог, Маршалл Уэстлейк, как? — промолвила она рассерженно и тотчас отодвинулась от него.

Ошарашенный, он уставился на ее силуэт. Его мозг отказывался понимать — вероятно, из-за бренди, выпитого с отцом.

С нарастающей холодной яростью Элизабет наблюдала за ним из-под опущенных ресниц. Она не будет, не может быть с ним! О родителях у нее остались лишь смутные воспоминания. Роберта Паркера она не помнила вовсе; из бесконечных бабушкиных рассказов в ее сознании вырисовывался некий образ, не более того. О родной матери, прелестной Энн, вообще почти не упоминалось, с тех пор как умерла бабушка по материнской линии. Бабушка Паркер даже ни разу не произнесла ее имени; она говорила: «Та женщина, на которой женился твой отец». Элизабет хорошо помнила только нового отца, Роджера Фонтейна, но, думая о нем, она вновь и вновь убеждала себя, что все мужчины предатели. При первой же возможности они исчезают. Дедушка тоже умер через два года после того, как ее увезли от Роджера. Даже поведение бабушки Паркер подкрепляло это убеждение: после смерти дедушки та постоянно причитала, что ее оставили одну с такой обузой.

Эта мысль так крепко засела в ее мозгу, что уже в восемь лет Элизабет решила: мужчинам нельзя доверять, как бы хорошо они к тебе ни относились. И в столь нежном возрасте она поняла, что никогда не отдаст руку и сердце никакому мужчине. Лишь однажды она отступила от своего принципа, поверив Роджеру, и понесла наказание.

Элизабет росла вместе с мальчиком-слугой по имени Патрик. Он был старше ее на пять лет. Когда ей исполнилось тринадцать, между ними возникло чувство, которое она приняла за любовь. Они вели себя достаточно благоразумно, и это продолжалось до тех пор, пока однажды бабушка не застала их вдвоем. Патрика выгнали. Для него это была просто шалость, а Элизабет получила еще один жестокий урок. Никогда больше она не обратит ни на кого внимания. Она вполне способна обойтись и без глубоких эмоциональных переживаний.

Спустя несколько лет Элизабет впервые появилась в обществе. За ней стали ухаживать мужчины, но она их игнорировала. Когда ей исполнилось семнадцать, из Сент-Луиса в Филадельфию приехал Маршалл Уэстлейк. Он был совсем не похож на знакомых молодых людей. Сильный и красивый, он поначалу был абсолютно безразличен к ней, так же как и она к нему. Но вскоре ей в голову пришла мысль немного поиграть. Для этого он подходил как нельзя лучше. Однажды в выходной день они встретились на вечеринке у ее лучшей подруги. Пустив в ход женские хитрости и коварство, Элизабет вскружила ему голову. Он стал серьезно, ухаживать за ней, а через три месяца сделал предложение. Элизабет дала согласие, хоть и знала, что не будет счастлива ни с одним мужчиной. Но Маршалл оказался самой подходящей кандидатурой. Они решили пожениться до возвращения Маршалла домой. Свадьба была скромная, из приглашенных были только ее бабушка да несколько близких друзей. Когда в первую брачную ночь он обнаружил, что она далеко не девственница, его удивлению не было предела. Будучи настоящим джентльменом, он ни разу впоследствии не напомнил ей об этом. Безумно влюбленный в нее, он считал — все, что было до него, его не касается, хотя не переставал размышлять над тем, кто же все-таки из кавалеров лишил ее невинности. Элизабет втайне было приятно, что он не спрашивает ее об этом. На всякий случай она сочинила правдоподобную историю своего грехопадения, заранее уверенная в том, что никогда не будет с ним откровенна, даже если он без конца будет клясться ей в любви. Разве Роджер и дедушка не говорили ей таких же слов и все-таки покинули ее?..

Поездка домой стала их медовым месяцем. Поэтому они решили добираться из Филадельфии в Новый Орлеан пароходом. Познакомившись с космополитическим городом, они продолжали путь на борту одного из пароходов, принадлежавших семье Маршалла. Эти суда курсировали по маршруту Сент-Луис — Новый Орлеан и считались самыми надежными в пароходстве. Элизабет наслаждалась путешествием, радуясь, что Маршалл не задает никаких вопросов по поводу ее испорченного настроения.

И вот теперь, здесь, ей приходится делить его с остальными. Она надеялась, что этого никогда не произойдет.

Она очнулась от своих непростых дум, когда он спросил:

— Как я мог — что?

— Ты ни разу не подумал обо мне с тех пор, как мы приехали сюда! Тебя интересует только твоя семья!

Он сел на кровати и зажег свечу. Повернувшись, он увидел, что она плачет.

— Дорогая, — сказал он нежно, прижимая ее к себе, — в чем я виноват? Я думал, ты давно спишь. Я не знал, что ты ждала меня.

— Как ты мог бросить меня одну в этом доме, где я никого не знаю, кроме тебя. Ты был так занят, любуясь собой, что даже не вспомнил обо мне, — проворчала она.

Он пошел к отцу, бросив ее одну. Если она когда-нибудь и простит его, то лишь при одном условии: он будет принадлежать только ей, она не позволит его семье вмешиваться. У нее даже созрел план. Она хочет занимать только первое место в его жизни.

— Ты не права. Я думал о тебе весь вечер. Я не мог дождаться, когда увижу тебя, — промямлил он нетрезво, расстегивая верхние пуговицы ее кружевной шелковой сорочки. Затем наклонился и стал целовать нежные розовые груди.

У Элизабет это вызвало раздражение.

— Тебе от меня только этого и надо! — взорвалась она и изо всех сил оттолкнула его.

Глаза его вспыхнули гневом, а ум сразу прояснился.

— Никогда больше не отталкивай меня!

— Буду делать то, что хочу, когда это касается моего тела, — заявила она самодовольно, застегивая маленькие перламутровые пуговки ночной сорочки.

— Я знаю это, — с горечью признался он.

Элизабет никак не ожидала такого поворота событий.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду.

— Дорогая, ты была лишена девственности еще до замужества. Разве это не убедительное доказательство: ты всегда делаешь то, что хочешь.

Элизабет отвернулась, щеки ее пылали от стыда.

— Если бы ты знал…

— Не говори ничего. Не надо. Я люблю тебя, и я хочу тебя. Подойди ко мне.

— Я тоже люблю тебя, Маршалл, — спокойно ответила она.

От него можно было ожидать чего угодно, и постепенно ее чувство ревности переросло в леденящий душу страх.

— Но мы здесь не одни.

— Разве?

— Может быть, все слышно в соседней комнате.

Элизабет решила сменить тактику. Она встала с кровати, и ночная сорочка плавно соскользнула вниз.

— Маршалл, я хочу тебя, но я не желаю думать о том, что нас могут услышать. Ты понимаешь?

Он ничего не ответил, только затаив дыхание смотрел на нее. Она стояла перед ним обнаженная, и ее соблазнительные формы пробудили в нем нестерпимое желание.

— Ты прекрасна, дорогая. Иди сюда.

Она подошла. Он протянул руки, обхватил ее за талию, посадил верхом на колено и стал осыпать поцелуями. Элизабет любила Маршалла по-своему, но не чувствовала наслаждения в его объятиях. Никогда не испытывая удовольствия от физической любви, она едва смогла скрыть отвращение, когда он наклонился к ее соскам. Она ловко сымитировала возбужденность и, не прерывая игру, прижала его к себе и застонала, что, по ее мнению, было первым признаком страсти. И он овладел ею.