– Ничего подобного, – решительно заявил джентльмен. – Вы неправильно меня поняли. Я смирился с мыслью, что мое положение безнадежно. Почему же в таком случае удивляетесь, что я столь изумлен? Мое сердце замерло в груди. «Неужели моя заветная мечта имеет шанс воплотиться в жизнь?» – невольно задал я себе вопрос. За мигом восторга последовало падение в бездну отчаяния, ибо в моем возрасте, как это ни печально, глупо надеяться, что я смогу завоевать ту, которую не смог завоевать в молодости… Тогда я не был настолько… неказист.

– Вы излишне строги к себе. Уже тогда вы весьма модно одевались, а вскоре стали первым лондонским модником.

– Полноте, – сказал сэр Бонами, явно польщенный. – Я всегда стремился к тому, чтобы меня окружало только самое лучшее, но, увы, как вы уже знаете, утонченный вкус вырабатывается с годами… Однако вместе с изысканным вкусом я старел и, боюсь, теперь стал слишком стар для вас…

– Ерунда! – порывисто возразила ее светлость. – Вам пятьдесят три года. Всего лишь на десять лет меня старше. Вполне подходящий возраст.

– Но за прошедшие годы я немного растолстел. Я больше не езжу верхом, как вы знаете, а еще слишком быстро устаю. На сквозняке я уже чувствую себя весьма неуютно. У меня учащенное сердцебиение, и посему в любой момент я могу отдать Богу душу.

– Да, пожалуй, вы излишне плотно питаетесь, – кивнув, согласилась графиня. – Бедный мой Бонами! Наверное, давно пора позаботиться о вашем благополучии. Мне всегда казалось, что у вас железное здоровье, иначе вы ни за что не выдержали бы всех этих чрезмерных излияний. Похоже, я права, так как вы, в отличие от графа Денвилла, не страдаете подагрой, хотя пьете в два, а то и в три раза больше.

– Нет… нет… – слабо запротестовал сэр Бонами. – В три раза – это уж преувеличение, Амабель. Признаю́, что ем я больше графа, но не забывайте, он был худощавым. Сейчас у меня крупное телосложение, и посему я должен поддерживать силы организма.

– Как скажете, – молвила ее светлость, взирая на него с ангельской улыбкой. – Однако не переусердствуйте, чтобы не случился апоплексический удар.

С затаенным страхом глядя ей в глаза, сэр Бонами использовал своего последнего туза:

– А как же Эвелин? Вы забыли о сыне, моя прелесть… А еще есть Кит, хотя, признáюсь, он, судя по всему, не испытывает ко мне антипатии, в отличие от брата. Но вы должны понимать, что Эвелин не стерпит подобного поворота событий. Каждый раз при виде меня его лицо желтеет. Я знаю, что вы души не чаете в своем сыне, и не посмею послужить причиной вашего разлада с ним.

Однако столь явная самоотрешенность и жертвенность со стороны сэра Бонами не произвела должного впечатления на леди Денвилл.

– Не стоит беспокоиться, – возразила она. – К тому же вскоре он собирается жениться.

– Что? – потеряв самообладание, удивился джентльмен. – Но ведь ясно как божий день, что девчонка по уши влюбилась в Кита!

– Да. Разве можно желать чего-нибудь лучшего? Милая Кресси! Она просто создана Господом для Кита! Эвелин влюблен в другую девушку. Он уверен, что на сей раз дело вполне серьезное. Кит тоже так считает. Увы, мне кажется, девчонка из квакеров. Она дочь простого провинциального джентльмена, весьма достойная особа, однако могу представить, что скажет лорд Брамби, когда узнает о выборе Эвелина. Она из тех бесцветных девиц, почти святош, воспитанных в самых строгих правилах.

– Вы, наверное, шутите? – с трудом выдавил из себя сэр Бонами, потрясенный до глубины души.

– Нет, слово чести, – твердо заявила графиня. На ее загнутых ресницах блеснули слезы. Женщина поспешно смахнула их. – Эвелин думает, что я полюблю ее, однако меня терзают печальные сомнения. Я убеждена в обратном, Бонами. И более того, подозреваю, она тоже не воспылает любовью ко мне.

– Пожалуй, что нет, если она из квакеров, – искренне ответил джентльмен. – Вы не сможете подружиться.

– Совершенно верно! Я предвидела, что вы меня поймете. Эвелин просит, чтобы я после свадьбы продолжала жить на Хилл-стрит, словно ничего не случилось, но я еще раньше, когда он собирался взять себе в жены Кресси, твердо решила не делать этого. Я уже все обдумала. Мне придется перебраться в другой дом и вести жизнь простой вдовы… А потом вы, мой дорогой друг, приехали сюда, вняв моей просьбе, хотя я прекрасно понимаю, как вам не хотелось покидать Брайтон… И вот меня как молнией поразило: вы всегда были преданы мне и ни разу не получили, даже не пытались получить, хоть какое-то вознаграждение за все ваши старания, за всю вашу доброту и великодушие.

– Я понял, в чем дело! – воскликнул он. – Кит все же разболтал вам, что я не заказывал ювелиру сделать копию вашей броши! Весьма глупо с его стороны! Лучше забудьте об этом, моя дорогая. Вы вообразили, будто обязаны принести себя в жертву, но я не позволю вам наделать глупостей.

Изумленно уставившись на спутника округлившимися глазами, ее светлость перебила его:

– Вы, значит, меня обманули? Я проиграла лорду Сильвердейлу настоящую брошь? А вы, значит, дали мне пятьсот фунтов стерлингов, сказав, что продали ее… Бонами! Вы хоть что-либо из моих драгоценностей продали? Кит мне вообще ничего не говорил. Бонами!

– Нет, конечно же, я ничего не продавал, – взволнованно произнес он. – А теперь, пожалуй, я позволю вам продавать ваши драгоценности и заменять их фальшивками. Амабель! Для меня это ровным счетом сущие пустяки. Если Кит вам ничего не говорил, то, прошу вас, забудьте. Этим вы меня весьма обяжете.

– О, Бонами! – воскликнула графиня, порывисто протягивая к нему руки. – Какой же вы великодушный! Какой добрый!

Мужчина действовал инстинктивно, подчиняясь внезапному душевному порыву. Секунду спустя он уже прижимал к своей широкой груди благоухающую леди Денвилл. Миледи пришлось проявить известную сообразительность, чтобы поудобнее прильнуть к нему. Она приглашающе приподняла личико. Чувства сэра Бонами пребывали в смятении. Он крепче сжал объятия и поцеловал ее в губы. В глубине души он подумал, что со временем пожалеет о своей слабости. А еще сэр Бонами опасался, что утонченные развлечения его жизни, достойные истинного сибарита,[62] находятся под смертельной угрозой, однако никогда прежде он не отваживался на большее чем поцелуй ее ручки, изредка щечки, и теперь чувствовал себя словно пьяный.

С небес на грешную землю сэра Бонами спустил голос леди Денвилл, которая, нежно высвободившись из его объятий, промолвила:

– Как приятно осознавать, что никому из нас не доведется проводить нашу старость в одиночестве. Лично меня подобные мысли всегда угнетали.

По выражению лица джентльмена нельзя было сказать, чтобы слова графини уж очень его порадовали, однако, взяв себя в руки, он мужественно изрек:

– Вы сделали меня счастливейшим человеком на земле, моя красавица.

Миледи рассмеялась тем необузданным смехом, который унаследовали от нее сыновья.

– Нет. Скорее уж я вижу, что вы вновь впали в уныние. Ничего страшного. Я сделаю вашу жизнь вполне счастливой. Только подумайте, насколько у нас похожие вкусы и как хорошо мы знаем друг друга! Безусловно, вначале это покажется несколько непривычным, ибо вы уж слишком привыкли к образу жизни холостяка… По правде говоря, прежде и я не думала, что снова выйду замуж, поскольку мне нравится быть вдовой. Но теперь убеждаюсь, что брак пойдет нам на пользу… всем нам, в особенности Эвелину.

– Надеюсь, он разделяет ваше мнение, – мрачно изрек сэр Бонами.

– Его мнение не имеет решительно никакого значения, потому что так на самом деле будет лучше для всех нас. Впрочем, теперь, когда его помыслы целиком и полностью поглощены этим ангелочком Пейшенс, полагаю, сын и слова против не скажет. В любом случае он сейчас находится в затруднительном положении вследствие моих больших долгов. Эвелин собирается их оплатить, однако, если он возьмет себе в жены ту девчонку, лорду Брамби наверняка это не придется по вкусу и попечительство над имуществом останется в силе до тридцатилетия Эвелина. Но, если сын не будет связан по рукам и ногам моими долгами, он может не особо считаться с мнением дяди. Эвелин взял с меня обещание, что я впредь не буду брать у вас в долг, однако, коль мы поженимся, у него не останется ни малейшей причины не позволить вам платить за меня. Я права?

– Ну, даже если захочет, ничего у него не выйдет, – ответил сэр Бонами, без особого негодования принимая столь меркантильную подоплеку предстоящего между ним и леди Денвилл брака. Впрочем, он не удержался от несколько циничной реплики: – Мне следовало раньше догадаться, что в этом деле без ваших молодых шалопаев не обошлось.

– Да, но какое счастье, Бонами, что мои дела оказались в столь плачевном положении, поэтому мне и пришлось подумать о пользе, которую принесет наш брак. Если бы не обстоятельства, я бы ни за что об этом не задумалась. Теперь-то понимаю, насколько удобной станет моя жизнь, если я выйду за вас замуж. Сейчас быть вдовой прекрасно, однако я подумала о том, что же случится, когда я состарюсь. Мне придется прикрывать шею, ведь она, чего доброго, станет к тому времени похожа на шею ощипанной курицы. Флиртовать уж точно не выйдет. Какая жалость! А затем, разумеется, я подумала о вас, мой бедный Бонами, и мое сердце сжалось в груди. У меня, по крайней мере, есть два моих любимых сына и наверняка будут еще внуки, хотя, признáюсь, при мысли о том, что я стану бабушкой, мне становится дурно… Но вы, друг мой, что останется у вас, когда исчезнут ваши друзья?

– А-а-а… – только и смог выдавить из себя удивленный сэр Бонами.

– Или они умрут, – неумолимо продолжала гнуть свою линию ее светлость. – Тогда вы останетесь один, совсем один. Никому до вас не будет дела, за исключением ваших несносных кузенов, которые, весьма вероятно, начнут всеми силами толкать вас в могилу. И вся ваша жизнь будет прожита понапрасну! Дорогой Бонами! Мысль об этом просто нестерпима!