– Я вас понимаю, – ответила Кресси. – Я бы и сама не согласилась, чтобы вам пришлось выглядеть хоть немного менее элегантно, чем сейчас. Уверена, Эвелин и Кит думают так же. Крестная! Вам не следует никуда переезжать. Даже если у вас будет достаточно денег для того, чтобы позволить себе это, на новом месте, уверяю вас, вам не понравится. Подумайте, как сильно вам будет недоставать джентльмена, который оказывал бы вам галантные знаки внимания и сопровождал на различные приемы.

– Ну, этого не произойдет, – искренне выразила свою точку зрения ее светлость. – Вокруг меня всегда будет увиваться куча джентльменов. Без сопровождающих я, по крайней мере, не останусь.

– Но у вас не будет хозяина дома, что весьма затрудняет устроительство собственных званых увеселений, – возразила Кресси.

– И то верно, – согласилась леди Денвилл. – Это самое ужасное во вдовьей судьбе… Однако во всем остальном быть вдовой не так уж плохо. На самом деле быть вдовой намного приятнее, чем быть женой… для меня, дорогая, но отнюдь не для тебя… – поспешно добавила она последнюю фразу.

Графиня умолкла, премило улыбаясь. Внезапно улыбка на ее губах увяла. Теперь леди Денвилл показалась Кресси постаревшей и усталой.

– Я забываюсь… – молвила ее светлость. – Видишь, все безнадежно… – Две большие слезинки затрепетали на кончиках ее ресниц. Сорвавшись, они скатились по щекам. – Я была плохой матерью, – грустно сказала она, – но я так сильно люблю их обоих.

Кресси рассмеялась.

– Крестная! Извините меня, ради бога, однако это полнейшая чепуха! Ведь и сыновья в вас души не чают.

Леди Денвилл осторожно вытерла слезы.

– Я знаю, они меня любят, однако не понимаю, за что. Я, конечно, не разрушила жизнь Кита, но когда сегодня увидела Эвелина, то поняла, что за никчемная из меня мать.

– Он так не считает.

– Конечно, не считает, дорогая, однако Эвелин попросил у меня прощения за то, что я оказалась в таком затруднительном положении, за то, что ничем не может мне помочь. Его слова почти разбили мне сердце. Я ведь знаю: не будь у меня таких ужасных долгов, он мог бы хоть завтра взять себе в жены Пейшенс. Я умоляла его не думать обо мне, но, хоть он и подшучивал над сложившейся ситуацией, я-то прекрасно поняла, что о моих долгах он не забудет. Еще долгие годы он не сможет обвенчаться с той девушкой, если вообще сможет… Было бы глупо предполагать, что его дядюшка Брамби одобрит этот неравный брак. А затем он постарался меня приободрить, сказал, что моей вины в случившемся нет, что отцу следовало больше ему доверять, а не считать излишне ветреным… Этого я уже не могла вынести, Кресси. Только когда Эвелин увидел, насколько я огорчилась, он начал утешать меня, весьма мило, как умеет. Сказал, что и он, и я сейчас находимся в меланхолическом настроении, однако дела не так уж плохи, как может показаться. В настоящее время не в его власти оплатить все мои долги, но он, по крайней мере, сможет провести переговоры с кредиторами и все такое прочее. Короче говоря, нет никакого резона беспокоиться. Ну… я понимаю, что глупо с моей стороны уверовать в это… но, когда Эвелин принялся меня убеждать… Он, если захочет, может быть весьма жизнерадостным и убедительным. Невозможно было с ним не согласиться… Я на самом деле поверила сыну, поверила, будто что-то можно сделать, будто мои кредиторы удовлетворятся тем, что им заплатят, когда Эвелину исполнится тридцать лет. От сына я ушла в довольно приподнятом настроении. А затем привезли почту и с ней это гадкое письмо… – Графиня вновь расплакалась и принялась прикладывать платочек к глазам. – Мистер… Не важно, как его зовут. Ты его все равно не знаешь. Он ссудил мне весьма крупную сумму денег несколько лет назад, когда я почти с ума сошла от безысходности. Я свято верила, что смогу вернуть деньги в следующем квартале, когда получу причитающееся мне вдовье содержание, но вышло не так, как я думала. Это оказалось решительно невозможно. Мне пришлось откровенно поговорить с тем джентльменом. Я уговорила его согласиться на то, что буду выплачивать проценты. А еще пригласила его дочь на один из праздников, устроенных мной, дважды взяла в поездки в моем экипаже в Гайд-парк и познакомила со множеством влиятельных людей. Что еще я могла сделать? А теперь я получаю от него длиннейшее письмо, в котором сей джентльмен пишет, что, несмотря на всю свою признательность, он не может больше ждать, поскольку на него свалились большие расходы, которые легли неподъемным бременем на его кошелек. В конце он выразился в том духе, что, сколь бы ни лежала к этому его душа, он все же настоятельно просит меня выплатить всю сумму, которую одолжил мне когда-то. Но что вывело меня из душевного равновесия и довело до ужасной хандры, так это его невоспитанность. Сей джентльмен даже не потрудился оплатить доставку письма. Мне пришлось отдать два шиллинга… Точнее, не мне, а кому-то другому… Я не знаю, возможно, Нортон заплатил… В любом случае и на сей раз платить в конечном счете пришлось бедняжке Эвелину. Ведь это из его кармана погашают все счета по ведению домашнего хозяйства.

Голос Кресси лишь слегка дрогнул, когда девушка с полной серьезностью произнесла:

– Весьма бестактно со стороны того джентльмена, мадам.

– Разумеется, однако в целом он весьма воспитанный господин, – вздохнув, промолвила ее светлость. – Мне придется вернуть ему долг, но Эвелин ничего не должен знать – ни он, ни Кит. Кресси! Я уверена, что ты не проболтаешься.

– Хорошо, мадам, однако… Вы сможете выплатить всю сумму?

– Да, – ответила леди Денвилл. – Все мои долги, все без исключения. – Она поднялась, подобрала ненавистное письмо, подошла к затейливо украшенному резьбой письменному столу и сунула послание в один из выдвижных ящиков. – Я уже со всем смирилась, – сдавленным голосом произнесла графиня. – Мне следовало так поступить, как только умер супруг, но я не смогла… Однако теперь я решилась и воплощу это в жизнь… Какой бы плохой матерью я ни была, нет такой жертвы на свете, на которую я не пошла бы ради моих дорогих сыновей. Молю тебя, Кресси, не говори Киту, что я всплакнула.

Кресси, поднявшись, выпрямилась и промолвила:

– Я ничего не скажу такого, о чем вы не хотели бы ставить в известность Кита, крестная, но… Не откроете ли вы мне, каким образом намереваетесь оплатить все долги? Почему вы впали в столь сильное огорчение?

– Ну, ежели начистоту, дорогуша, то желания жить за границей в обществе покладистой компаньонки у меня особого нет… не лежит душа к этому; впрочем, пожалуй, со временем я ко всему привыкну, – сказала ее светлость, вежливо улыбаясь.

– Но зачем ехать за границу? – изумленно спросила Кресси.

– Генри будет настаивать на этом. Я убеждена. Однажды, когда мальчики были еще малы, он и его сестра Луиза пытались убедить графа, что, лишь спровадив меня за границу… На то имелись свои причины, однако мне так и не довелось отправиться на континент. Случилось это довольно давно. На континенте жить в то время из-за Наполеона считалось не вполне безопасно. Именно вследствие этого обстоятельства я не испытываю к нему такой сильной антипатии, как остальные. Однако теперь война осталась в прошлом, и люди, которым приходится спасаться от кредиторов бегством, подобно бедолаге Бруммелю, уезжают туда, где нет ни балов, ни карточной игры, ни скачек на ипподроме, никого из знакомых, и живут в ужасных, дешевых меблированных комнатах.

– Но лорд Брамби не может быть столь бесчеловечным! – возмущенно воскликнула Кресси.

– Может… может, – возразила ее светлость. – Либо заграница, либо «вдовий дом»[57] в Англии. Пожалуй, он предпочтет заграницу. Из нашего «вдовьего дома» рукой подать до Брайтона, а когда мои долги будут оплачены, ничто не помешает мне делать выезды в Лондон.

– Я уверена, что ни Эвелин, ни Кит такого не потерпят, – сверкнув глазами, заявила Кресси.

– Конечно не потерпят, если узнают, – согласилась ее светлость, – но для меня эта мысль не особо утешительна. Нет… Я скажу, что после женитьбы Эвелина хочу поехать на некоторое время за рубеж. Вполне возможно, мне удастся приехать к тебе и Киту в гости, что не так уж плохо.

Немного помолчав, Кресси медленно произнесла:

– Мне кажется, это будет не очень-то здорово. Это вовсе не для вас, крестная. Жизнь с респектабельной компаньонкой покажется вам ужасно скучной.

– Знаю, что так и произойдет, – вздохнув, сказала леди Денвилл. – А если компаньонкой станет моя сестра Гарриет, будет гораздо хуже, чем просто скучно.

– О нет! Зачем вообще куда-то ехать? – решительно заявила Кресси. Девушка взглянула в глаза ее светлости и едва заметно улыбнулась. – Ни с какой компаньонкой вам, мадам, жить нет решительно никакой нужды. Вы всю жизнь прожили бок о бок с джентльменом. Я на своем собственном горьком опыте могу подтвердить: ужиться в одном доме с женщиной – совсем непросто. Именно поэтому приняла предложение Эвелина, хотя и не была в него влюблена.

– Да… однако… – молвила леди Денвилл с застывшим взглядом.

Наблюдая за крестной, Кресси увидела озорной огонек, мелькнувший в ее глазах. Внезапно графиня хихикнула тонким голоском, обернулась и порывисто обняла крестницу.

– Дорогая! Ты навела меня на одну мыслишку… Нет, это, конечно, абсурдно, однако я вовсе не уверена… хотя… Ладно, я должна все хорошо обдумать… А теперь ступай, дитя мое. И никому ничего не говори о том, что сейчас услышала.

– Я обещаю, что никому ничего не скажу, – заверила ее Кресси. – Мы с бабушкой собираемся выехать на прогулку… на часок… где-то. Папино письмо произвело на нее чудесное действие. Она aux anges.[58] Собирается даже простить Альбинию за то, что та вышла замуж за ее сына. У меня сильнейшее предчувствие, что сейчас настало идеальное время, чтобы сообщить ей: Кит – это Кит, а не Эвелин. Если она пробудет достаточно долго в столь приподнятом настроении, я обязательно все расскажу.

Глава 19