– Ну и слава богу!

По губам Кита скользнула рассеянная улыбка.

– Не кажется ли тебе, что папе следовало… – после непродолжительной паузы произнес он.

– Нет!

Слово хлестнуло Кита. Он бросил на брата пытливый взгляд. В глазах Эвелина читалась неукротимая ненависть, которая до глубины души потрясла Кита.

– Ладно, не сердись на меня, – примирительно промолвил младший брат. – Я только хотел сказать…

– Я знаю, что ты хотел сказать. Ты бы так не подумал, если бы, как я, выслушал рассказ матушки, когда это впервые свалилось на мою голову. Ей исполнилось всего-то семнадцать, и отец взял ее себе в жены. Она была столь же чистой и невинной девушкой, как Пейшенс, но не окруженной заботой, подобно ей. Маменька многое мне порассказала о своем воспитании. Единственное, о чем беспокоилась бабушка Бейверсток, – привить своим дочерям утонченные, изысканные манеры для того, чтобы они смогли удачно выйти замуж. Что же до экономности, то Козмо – единственный из всех Клиффов, кто знает в ней толк. Наш отец, намного ее старше, вдруг вообразил, что влюблен. Любовь… Он был очарован ее пригожим личиком и утонченными манерами, а влюбился не больше, чем я в Крессиду Стейвли. Его увлечение вскоре прошло. Все, что прежде пленяло его в ней, теперь отцу не нравилось. Будучи по натуре человеком холодным и эгоистичным, он оттолкнул от себя нашу маму, всякий раз напуская на себя чопорный вид, если она со свойственной ей импульсивностью выражала свою душевную привязанность. Леди Денвилл не пристало, как он считал, давать повод окружающим думать, что у нее есть сердце. Неудивительно, что маменька от него отдалилась, втянулась… Впрочем, не важно. Ты не понимаешь этого, Кестер, но я уверен: какие бы оплошности и глупости ни совершала мама, вина за это во многом лежит на отце.

– Не стоит горячиться, – посоветовал Кит. – Я полностью согласен с тобой в том, что часть вины лежит на отце, однако, как бы сильно я ни любил маму, понимаю, насколько она должна была раздражать человека его принципов. Полагаешь, отец смог бы научить ее вести домашнее хозяйство? Весьма сомневаюсь. Только не стоит из-за этого сердиться на меня. Сейчас то, что я говорю, не имеет ровным счетом никакого значения. Прошлого не исправишь. Теперь нам просто следует придумать способ помочь маме выпутаться. Я знаю, что она задолжала Эджбастону и Чайльду. Кому-нибудь еще?

– Есть, кроме них, несколько людей, включая Риппла.

– Ну, по крайней мере, с возвращением долгов он торопить не станет, – задумчиво произнес Кит.

Почти утихший гнев Эвелина разгорелся с новой силой.

– Какая разница в том, будет торопить или нет? Неужели ты считаешь, что я допущу, чтобы матушка оставалась должна ему либо кому-нибудь другому? Ты согласился бы на моем месте закрыть глаза на подобное положение вещей?

– Нет, – признал правоту брата Кит. – Разумеется, долги надо оплатить, но не все сразу. Это дьявольски большая сумма, Эв.

– Ерунда! Я со всем рассчитался бы в мгновение ока, лишь бы убедить дядю снять попечительство.

Кит недоверчиво покачал головой.

– Ты знаешь, что он не снимет. Ему не понравится эта твоя новая невеста.

– Отнюдь! Как раз напротив! С того дня, как умер отец, он только и делает, что увещевает и склоняет меня к умеренности. Если я стану менее ветреным человеком, дядюшка с радостью откажется от попечительства. Коль дядя не притворяется (а я убежден, что нет), он только поприветствует мой брак с такой девушкой, как Пейшенс.

– К сожалению, – скривившись, промолвил Кит, – в настоящее время дядюшка в восторге от твоей помолвки с Кресси. Сегодня утром от него пришло письмо. Я дам его тебе почитать.

– Не хочу. Не думает же он, что мой брак с Кресси сделает меня менее ветреным, когда мое сердце всецело принадлежит Пейшенс?

Кит озадаченно посмотрел на брата.

– Он решит, Эв, что ты не изменился. Такой же легкомысленный, как всегда. Вскоре ты увлечешься другой леди…

– Если дядюшка так подумает, то он заблуждается. Я не отрицаю, что не меньше дюжины раз воображал себя влюбленным. Даже самые серьезные из моих романов не длились дольше нескольких недель, во время которых я волочился за предметом моей страсти. По правде говоря, к тому времени, как я сделал Кресси предложение, я уже и сам поверил в то, что являюсь весьма легкомысленным человеком. Помимо Клары у меня были и другие кисейные барышни. А потом я встретил Пейшенс и понял, что никогда прежде не влюблялся по-настоящему. Она совсем не ослепительная красавица, не такая эффектная, жизнерадостная и остроумная, как кое-кто из моих знакомых. Ты, пожалуй, скажешь, что Пейшенс не такая уж и красавица. Но я все свое время проводил в ее обществе, и даже мысль, будто могу ею когда-нибудь пресытиться, кажется мне абсурдной… Я не в состоянии объяснить тебе это, Кестер.

– Послушай, Эв, – сказал Кит. – Тебе не нужно мне ничего объяснять. Я тебя понимаю, а если бы и не понимал, то все равно. Единственное, что имеет первостепенное значение, – в каком свете преподнести случившееся дядюшке. Между нами никогда не было недомолвок, и потому я буду предельно откровенен: дядя согласится с мистером Аскхемом в том, что это весьма неравный брак. Из того, что ты мне рассказал, рискну заключить – так оно и есть с общепринятой точки зрения.

– Черт с ним, Кестер! Я влюбился не в дочь мещанина или выскочки. Она, быть может, не самого аристократического происхождения, но из уважаемой семьи, не менее уважаемой, чем наша. Аскхемы далеки от светских развлечений, однако они имеют родственные связи в высшем свете, так что ежели ты представляешь себе их семьей старомодных мелких провинциалов, то весьма ошибаешься. Мистер Аскхем – достаточно образованный человек, а его супруга – замечательная женщина. Пейшенс для меня недосягаема, словно звезда на небе. Относительно приданого – сам дядя высказывался, что это неважно.

Кит, прекрасно понимая, что его брат излишне вольно интерпретировал слова лорда Брамби, без обиняков спросил:

– А оно у нее есть?

Эвелин покраснел.

– Нет, по крайней мере, ничего такого, что дядя счел бы достойным упоминания. Мистера Аскхема нельзя назвать влиятельным человеком. Можно сказать, что у него умеренный доход. Он вполне обеспечен, однако у него большая семья. Аскхем без утайки сказал: приданое, которое он может дать за Пейшенс, покажется мне не заслуживающим ни малейшего внимания. Я так же честно заявил ему, что не гоняюсь за приданым и буду счастлив взять в жены Пейшенс, пусть даже у нее и фартинга[51] за душой нет.

– Я тебе верю, однако, ежели ты полагаешь, что, рассказав обо всем начистоту дядюшке, заручишься его поддержкой, у тебя, братец, приступ безумия. Господи правый! Его представления о том, что приемлемо, столь же напыщенны и надменны, как у нашего родителя… да и твердолобости, пожалуй, тоже не занимать…

– К черту его представления о том, что приемлемо! Если бы речь не шла о снятии опеки с моего состояния, я бы плевать хотел на его мнение! Вот только никак не получается…

– Поэтому я подумал, – промолвил Кит, – у тебя же нет собственных долгов, да?

– Разумеется нет. Я, конечно, легкомысленный, но не до такой же степени, – фыркнул Эвелин.

– Тогда проблема заключается лишь в долгах мамы, и мне кажется… – Кит умолк, прерванный внезапным смехом брата.

– Мне нравится слово лишь, – пояснил свое поведение Эвелин.

– И думаю, – повторил Кит, – лучше будет мне оплатить мамины долги.

Прошло с полминуты, прежде чем Эвелин, совладав с изумлением, произнес:

– Ты в уме повредился, Кестер? После пары стаканов бренди, во всяком случае, так не пьянеют.

– С ума я не сходил и трезв к тому же… Это пришло мне в голову только минуту назад. Уверен, ты тоже до такого не додумался. Мы забыли о моем наследстве. Послушай, Эв! – Кит пересек комнату, поставил стакан, а затем вернулся к кушетке. – Пока у меня не было времени пообщаться со стряпчими, однако, полагаю, ценные бумаги можно реализовать за общую сумму приблизительно двадцать тысяч фунтов стерлингов. Я ничем не ограничен в своих правах…

– Просто великолепно! И это, по-твоему, делает наши дела хоть на йоту проще, чем бараний рог? Удивительно, что я до сих пор не додумался до столь гениального плана! Мы назовем сие мероприятие, скажем, свадебным подарком…

Кит усмехнулся.

– Не будь простаком, братец! Если ты…

– Это я-то простак? – воскликнул Эвелин. – Да ты превзошел все мои ожидания по наивности…

– Перестань. Я тоже имею право помогать матушке.

– Не имеешь, и тебе это известно не хуже меня. Обязательства перешли ко мне с наследством отца. Попытайся провернуть что-нибудь такое с другим, а не со своим родным братом, бессовестный обманщик!

– Назовем это ссудой, – предложил Кит. – Мне эти деньги словно с неба свалились. Отец и так обеспечил меня приличным содержанием, поэтому в наследстве я не нуждаюсь. В конце концов, ты всегда сможешь вернуть мне всю сумму, когда тебе исполнится тридцать.

– Перестань нести чушь, Кестер, – взмолился Эвелин. – Что бы ты ни говорил, не найдется в мире силы, способной заставить меня согласиться на предложенный тобой план. А ты бы, окажись на моем месте, пошел бы на такое?

– Пожалуй, нет, – честно признался Кит.

– Я и без того знаю, что не согласился бы, – поднимаясь со своего места, промолвил Эвелин. – Мне надо идти, не то бедняжка Пинни глаз не сомкнет. Она ждет, когда я вернусь, чтобы помочь мне раздеться. Кестер! Не мог бы ты завтра прислать ко мне Челлоу? Я хочу, чтобы он отвез меня в Брайтон. Я так и не смог повидаться с лордом Сильвердейлом. А мне следует непременно встретиться с ним. У него излишне острый язык. Если он узнает правду о броши – через неделю об этом будет известно всему Лондону.

– Ты так с ним и не встретился? А я-то надеялся, что хотя бы это дело улажено.

– Я не успел. Мне сообщили, что милорд уехал к регенту. Это оказалось непредвиденным препятствием. За всю жизнь я не обменялся и дюжиной слов с регентом. Помнишь, как во время каникул отец водил нас на прием к принцу-регенту? Не знаю, можно ли считать, что мы знакомы. По возрасту он годится мне в отцы, а наш родитель никогда не был на короткой ноге с принцем. Сначала я полагал, что уведомить лорда Сильвердейла о моем приезде не представит труда, но ошибся. Особенно неловко стало, когда в визитнице не оказалось визиток. Не удивлюсь, если меня сочли самозванцем. Так или иначе, мне объявили, что его светлость уехал за город. Не знаю, правду ли мне сказали, но спорить все равно не имело смысла, поэтому я с надменным видом – впрочем, мой надменный вид ничто по сравнению с надменным видом тех швейцаров – попросил их сообщить его светлости: мне весьма жаль, что не застал его дома, и я надеюсь иметь счастье увидеться с ним, когда через неделю вернусь в Брайтон. Оставаться в городе я не мог. Мне еще хотелось до возвращения в Лондон повидаться с Кларой. Времени было в обрез. Кестер! Пришли ко мне завтра Фимбера. Мне нужна одежда, нюхательный табак и визитки. Он поможет мне одеться.