Но жизнь не сказка, и у одного и того же человека, оказывается, могут быть разные маски. Венеция узнала это благодаря Лахлану, который помог ей сбросить маску внешней благопристойности и выпустить на волю страсть истинной женщины. Быть утонченной – вовсе не означает быть мертвой.

Но отец Венеции рассудил иначе. Обнаружив «изъян» в своей сказочной фее-жене, он предпочел умолчать обо всем и скрыть навсегда эту тайну. Он возненавидел Шотландию, горцев и вообще все, что было связано с тем периодом его жизни. В конце концов он оставил родной клан и перебрался в Лондон.

Венеция могла его понять. Должно быть, воспоминания жестоко терзали отца. Оставаться здесь – означало ежедневно видеть Россов. Но теперь, когда все изменилось и она вышла замуж за одного из них…

У девушки перехватило дыхание. Как уговорить отца смириться с этим?

Нужно все уладить и восстановить мир. Господи, ведь уже прошло шестнадцать лет! Пора вскрыть этот нарыв и начать выздоравливать. Лахлан наверняка это поймет. Должен понять. И ей как-нибудь удастся заставить отца тоже осознать это.

Но время шло, а Лахлан все не появлялся. И Венеция уже начала беспокоиться. Она понимала его чувства, но ее настораживало его желание оставаться в одиночестве. Если бы он вернулся домой, они бы могли утешить друг друга.

Весь вечер в страшной тревоге она металась по комнате. И ей стало не легче, когда, выйдя из дома, она наткнулась на тетушку Мэгги в объятиях полковника Ситона. Они поспешно отшатнулись друг от друга, но девушка успела заметить, что они целовались.

– Я ищу Лахлана, – смущенно пробормотала Венеция.

– Здесь он не проходил, девочка, – сказал полковник. Затем схватил ее тетушку за руку. – Я понимаю, что сейчас не время, но я должен вам сказать… Когда все это кончится, я намерен жениться на Мэгги. – И он с любовью посмотрел на тетушку. – Эта безрассудная женщина только что дала согласие выйти за меня замуж.

При этих словах Венеции показалось, что ей в грудь вонзили острый кол.

– Несмотря на то, что вы помогли Лахлану похитить ее единственную племянницу? – язвительно заметила она, но тут же раскаялась. – Простите меня, я не то хотела сказать, Я очень рада, что Лахлан меня похитил, иначе мы никогда бы не встретились. – Венеция устремила взгляд в темноту. – Я очень волнуюсь за него.

Тетушка подошла к ней:

– Все будет хорошо, моя дорогая. Я уверена.

Венеции очень хотелось верить в это. Но позже, когда все улеглись спать, ее снова охватило отчаяние. Что же случилось с Лахланом? Почему он не возвращается?

На следующее утро Венеция проснулась с тупой болью в сердце. И обнаружила, что к их небольшой компании присоединился еще один человек… Ее отец.

Он, подобно тайфуну, ворвался во двор Росскрейга. Венеция наверху, в своей спальне, ясно слышала, как он скачет на коне туда-сюда, не переставая кричать:

– Венеция! Черт побери! Венеция, где ты?

Набросив поверх ночной рубашки плед, Венеция подошла к окну и высунулась наружу:

– Я здесь, папа!

Когда граф увидел дочь, его уставшее изможденное лицо засветилось такой радостью, что Венеция готова была разрыдаться. Если она когда-то и сомневалась в том, что отец любит ее, то теперь все сомнения развеялись. Он, пренебрегая опасностью, прискакал в лагерь врага один, без охраны. Венеция не знала, что это означает, – то ли он настолько отважен, то ли просто сошел с ума. Но это было не важно. Главное, что он здесь, и она очень рада его видеть.

Не одеваясь, она выбежала из дома. Новость о приезде Дунканнона мгновенно распространилась по поместью, и отовсюду высыпали люди, чтобы посмотреть на ее встречу с отцом. Граф спрыгнул с коня и заключил дочь в объятия. Его била такая дрожь, словно его только что вытащили из ледяной воды.

Венеция слегка отстранилась, чтобы взглянуть в дорогое лицо, и поняла, что отец очень страдал. Он был очень бледен, темные круги под глазами. Рыдания подступили у нее к горлу при виде того, каким болезненным и слабым стал он выглядеть всего за несколько недель.

– О, папа! – Дрожащей рукой она пригладила его седые волосы. – Ты, видно, не принимал свои лекарства? И совсем плохо ел…

Ее голос прервался, ее душили слезы. Она снова крепко обняла отца и разрыдалась. В этот момент она решила, что не даст его в обиду и сделает все для того, чтобы с ним обошлись справедливо. Его нужно защитить от новой боли.

Граф отклонился назад и внимательно посмотрел на дочь:

– Ты выглядишь лучше, чем я ожидал. Росс не… он не сделал тебе ничего плохого?

– Нет, папа. Он вел себя как истинный джентльмен. А с тех пор как мы приехали, я все время с леди Росс, она прекрасно обо мне заботилась. – Тут Венеция взглянула на лошадь отца: – Ты скакал всю дорогу верхом?

– Только из Инвернесса. Я прибыл на корабле. Мы причалили поздно ночью, и у меня ушло чертовски много времени на то, чтобы раздобыть лошадь. Росс велел, чтобы я приехал один. Так я и сделал. – Он упрямо сжал челюсти. – Выкуп я тоже привез, хотя он спрятан в Брейдмуре. Росс не получит ни пенни, пока не отпустит тебя.

– Значит, ты привез деньги, – сказала Венеция.

– И приехал сам – я выполнил оба условия. – Тень улыбки скользнула по его губам. – Потому что я хотел, чтобы ты была здорова и невредима.

– Ваше желание исполнилось, Дунканнон, – послышался голос из буковой рощицы возле усадьбы.

С замершим сердцем Венеция обернулась и увидела Лахлана, приближавшегося к ним широким шагом, и Джейми, следовавшего за ним по пятам. Выглядел Лахлан плохо, даже гораздо хуже ее отца, если такое вообще возможно. На нем были надетые наспех рубашка и брюки, измятый сюртук и больше ничего. Волосы были взлохмачены, а в его прекрасных глазах застыло чувство вины. Венеция повидала множество разных эмоций на лице этого человека, но такого – никогда. Он выглядел очень несчастным.

– Значит, негодяй сам, собственной персоной выполз из укрытия, не так ли? – Во взгляде отца сквозили злоба и ненависть. – Полагаю, ты явился сюда, чтобы получить свои деньги.

– Нет, – сказал Лахлан, приблизившись к ним. – Мне не нужны деньги.

При этих словах граф замер на месте. Затем нахмурился:

– Я все равно отдам их тебе. Я хочу, чтобы ты, чертов кровосос, оставил мою семью в покое. И за это я плачу тебе выкуп. Но давай внесем в это дело ясность, Росс. Деньги ты отбираешь у меня вымогательством, и никак иначе. Я тебе ничего не должен.

Лахлан смертельно побледнел, и Венеции очень захотелось его поддержать в эту минуту. Но сначала нужно было привести в чувство отца.

– Папа, – прошептала она. – Мне все известно о ссуде и о том, почему ты не стал ее возвращать.

Когда он удивленно посмотрел ей в глаза, она продолжила:

– Я знаю про маму и сэра Аласдэра.

Лицо графа исказилось ужасом и стыдом.

– Тебе сказал Росс? Но как он узнал?..

– Нет, тетушка Мэгги все рассказала нам прошлой ночью. Она решила, что это нужно сделать до твоего приезда. Теперь мы все знаем правду.

Ошеломленный граф в растерянности посмотрел на леди Керр, которая как раз в этот момент вышла из дома и торопливо приближалась к ним в сопровождении полковника Ситона, державшегося в нескольких шагах позади нее.

– Вы знали? – спросил граф. Тетушка утвердительно кивнула:

– Сюзанна рассказала мне перед смертью. Квентин…

– Вы не имели права говорить об этом! – закричал он, не обращая внимания на людей, столпившихся вокруг. – Это личная жизнь, которая вас абсолютно не касается!

Венеция положила руку ему на плечо:

– Я рада, что она нам рассказала. Теперь мы можем оставить всю эту грязь позади.

Не обращая внимания на дочь, граф повернулся к Лахлану:

– Ты! Это все твоя вина! Ты никак не мог угомониться, не так ли? Тебе все время нужно было копаться в этом дерьме и ворошить то, что никогда не должно было выплыть на свет…

– Я знаю, – хрипло сказал Лахлан. – Вот почему я пришел сюда, милорд. Вы имеете право вынести мне за похищение Венеции любой приговор. И я готов его принять. Если бы я имел хоть малейшее представление о том, что сделал мой отец, я бы никогда… – Лахлан остановился, голос его от волнения прерывался. Затем он расправил плечи. – Но теперь, когда я все знаю, я согласен принять любое наказание. Делайте со мной что хотите – прикажите выпороть хлыстом, арестуйте, отдайте под суд за вылазки под видом Шотландского Мстителя – все, что вам угодно. Я не стану бороться с вами.

Речь Лахлана вызвала недовольный ропот среди людей его клана. Венеция была потрясена. Лахлан не должен был брать на себя так много.

– Мне следовало бы тебя повесить, – злобно сказал граф.

– Нет! – Венеция бросилась вперед и встала перед отцом. – Я тебе не позволю!

– Я сказал, следовало бы, – проворчал он, – но это не означает, что я собираюсь сделать это. – Граф оглядел двор, в котором столпились все Россы, не понимая, кто теперь друг, а кто враг. – Судьба матери и всего клана зависят от него. Почему, ты думаешь, я никогда не пытался прежде добиться его ареста? Я знал, что он делает то, что считает правильным. – Лицо графа снова вспыхнуло гневом. – Но ты зашел слишком далеко, Росс, когда похитил Венецию.

– Твои люди едва не убили его, папа. – Венеция повернулась и с нежностью посмотрела на Лахлана, которого так любила. – Они избили его до полусмерти.

Красные пятна выступили на морщинистом лице отца. Ему явно было стыдно.

– Видит Бог, я этого не хотел. Я не хочу тебя наказывать, Росс. Мне нужно, чтобы ты отдал мне мою дочь и оставил нас в покое.

Лахлан судорожно вздохнул и произнес тихим хриплым голосом:

– Хорошо, сэр.

Ужасное предчувствие охватило Венецию. Сердце ее сжалось.

– Ты не можешь отдать меня назад, Лахлан! Ты мой муж.

Ошеломленный взгляд ее отца остановился на ней.

– Твой муж?

– Ваша дочь ошибается, милорд, – произнес Лахлан тем же безжизненным тоном, как в ту ночь, в Кингьюсси, когда старался вырвать ее из своего сердца.