– Я уже и сама пришла к такому выводу, большое вам спасибо.

– Хорошо, что у вас еще сохраняется доля здравого смысла.

Да, здравый смысл у нее еще оставался, чего нельзя было сказать об одежде. По счастью, Лахлан не отрывал взгляда от ее лица. Такое проявление джентльменской предупредительности вселяло надежду.

– Даю вам час, чтобы помыться, а я тем временем помогу Энни, – продолжал он. – Это не вызовет подозрений. – Он отпустил корсет. – Но к тому времени, как я вернусь, вы должны уже покинуть ванну и одеться, понятно?

Прижимая корсет к своей груди, девушка поспешно кивнула.

– Потом вы сможете повернуться лицом к стене, когда я буду раздеваться и мыться.

Боже милостивый, он тоже собирается мыться? Какая соблазнительная картина сразу же возникла в ее воображении: обнаженный Лахлан погружается в горячую ванну, намыливает упругие мускулы.

– Конечно, если вы не возражаете, – добавил он. Теперь он смотрел на нее как-то странно, и Венеция вдруг осознала, что с бесстыдной откровенностью рассматривает его тело.

– Нет… Я не возражаю… Если вы хотите помыться… – Заметив всепонимающее выражение на его лице, она опомнилась и перестала мямлить. – Я просто задумалась… – «Как об этом спросить?» – Нам ведь на самом деле не придется спать на одной кровати, не правда ли?

В тот же миг глаза его потемнели и приобрели этот чувственный шоколадный оттенок. Венеция поняла, что не стоило об этом спрашивать.

– Мне бы следовало заставить вас делить со мной постель, Принцесса, потому что вы представились моей женой. – Мягкий звук его слов, произносимых с местным акцентом, вызывал странный отклик у нее в животе, в особенности когда он добавил: – Может, доведем этот обман до его логического завершения? Что вы на это скажете?

Венеция судорожно сглотнула. Одна эта мысль вызвала дрожь по всему телу.

– Вы отлично знаете, что я не имела в виду…

– Не волнуйтесь, – перебил он. – Я не такой дурак, чтобы лечь с вами рядом, когда вы одеты подобным образом. Я буду спать на полу.

– Тогда все прекрасно, – сказала девушка с облегчением. Или она пыталась себя в этом уверить. – Благодарю вас.

– Пока рано меня благодарить, – проворчал он. – Ночь только начинается, и я все еще намерен заставить вас заплатить за то, что вы нарушили все мои планы.

Понимая, что он просто грозится, чтобы сохранить свою гордость, Венеция поддразнила:

– И как же вы это сделаете, позвольте спросить?

– Возможно, я воспользуюсь вашей тетрадью и на ночь что-нибудь вам спою. – Он взглянул на нее с шутливой угрозой. – Тогда узнаете.

– Я бы не возражала послушать ваше пение, – сказала она. Это, видимо, расстроило его, потому что он отвел в сторону взгляд и нахмурился.

– Вы говорите это сейчас, но, услышав мой голос, завоют все собаки в округе, и вы по-другому заговорите.

В этот момент вернулась Салли со свежей рубашкой и ключом от комнаты. Верный своему слову, Лахлан под каким-то предлогом отправил служанку назад, а сам вышел за дверь. Венеция до конца разделась и передала ему одежду, обернувшись полотняным покрывалом. Только после того как он запер дверь на ключ и спустился по лестнице. Венеция сбросила покрывало и забралась в ванну.

Венеция намылила волосы и тело, от знакомого запаха лаванды и щелока на глаза навернулись слезы. Сколько еще пройдет времени, прежде чем она снова увидит свой дом? И вообще, удастся ли ей это когда-нибудь? Она не могла себе представить, что Лахлан вернет ее отцу, не получив взамен того, что ему нужно. Как не могла себе представить, что отец отдаст Лахлану то, что он от него требует.

Вся эта история не могла кончиться хорошо.

Как только Венеция вымылась, она вытерлась полотенцем и надела рубашку Салли, которая оказалась несколько тесна ей в груди. Затем она забралась в постель, закуталась до подбородка в покрывало, закрыла глаза и повернулась лицом к стене. Если она сумеет заснуть до того, как Лахлан вернется, с ним не придется разговаривать, и тогда, может быть, у него не возникнет соблазна что-нибудь предпринять.

Взбив повыше подушку, девушка постаралась не думать о вечернем разговоре. Но слова Лахлана упорно звучали в ее ушах.

«Муж Энни высказался против вытеснения арендаторов… И тогда граф приказал своему поверенному уволить его»

Раздался тихий стук в дверь.

– Я вхожу, дорогая, – произнес Лахлан.

Он вернулся, чтобы помыться. Боже милостивый!

Притворяясь, что спит, Венеция продолжала лежать лицом к стене, когда он вошел. Она услышала, как звякнул ключ, когда он запер дверь, шуршание одежды, когда он раздевался. Должно быть, она притворялась убедительно, раз он не заговорил с ней.

Перевернувшись на живот, Венеция повернула голову так, чтобы видеть ванну, стоявшую перпендикулярно кровати. К счастью, Лахлан сидел к ней спиной.

Он окунулся с головой в воду, и когда вынырнул, волосы его каштановыми ручейками струились по шее. Неожиданно для Венеции он уперся ладонями в края ванны и поднялся во весь рост, открыв ее взору белокожие ягодицы. Мускулистые, крепкие, великолепно очерченные ягодицы.

Так вот как выглядит обнаженный мужчина – мышцы взбугрились на его бедрах, когда он нагнулся, чтобы взять полотенце, упругие жгуты мускулов перекатывались по плечам, когда он вытирался. Затем он слегка повернулся боком и открыл взгляду… уродливый рваный шрам, пересекавший ногу от колена до середины бедра. Венеция тихо ахнула. Шрам был совсем свежим, потому что все еще оставался опасно красным, воспаленным, должно быть, разбух от воды.

– О Господи! – прошептала девушка.

Лахлан напрягся. Слишком поздно она поняла, что произнесла эти слова вслух. Прежде чем она успела отвернуться, он посмотрел на нее, и их взгляды встретились.

– В чем дело?

Ей следовало бы пробормотать извинения и отвернуться, но раз уж она увидела шрам, ей необходимо было все выяснить. Венеция указала на его ногу:

– Кто сделал это с вами?

Желваки заиграли у него на щеках. Все еще оставаясь в ванне, он обвязал полотенце вокруг талии и повернулся к девушке лицом, сердито глядя на нее, словно суровый воин-горец в белом килте.

– Наемники вашего отца.

Венеция судорожно вздохнула. Нет, такого ответа она не ждала.

И он понял это, потому что в его взгляде появилась агрессивность, вызвавшая у нее желание все опровергнуть. Теперь она заметила небольшие розовые шрамы, усеявшие ребра, и глубокую, едва зажившую рану на руке, подобную той, что пересекала бедро.

– Что они с вами сделали, откуда такая ужасная рана? – прошептала Венеция.

Лицо его застыло, будто было высечено из камня.

– Когда им удалось выбить из моей руки нож, двое держали меня, а третий избивал дубиной. Они сломали мне бедро, так что кость вышла наружу, разорвав мышцы и связки.

Потянувшись к креслу, стоявшему возле ванны, Лахлан оперся на его спинку, чтобы перенести ногу через край.

Венеция видела, каких усилий стоило ему это движение, и когда он снова заговорил, то слегка задыхался.

– Маме удалось привести ногу в порядок, но поскольку мы объявили, что я умер от ран, нельзя было рисковать и пригласить врача из города, чтобы он контролировал лечение. Так что нога заживала долго.

– Понимаю. – Охваченная ужасом, девушка поднялась с постели. – Что еще они повредили вам? Какие еще кости сломали?

Он хрипло рассмеялся:

– Я не подсчитывал свои болячки. Зато теперь вы знаете, куда меня больнее ударить, когда задумаете в следующий раз бежать, Принцесса.

– Я бы никогда… Я бы не смогла…

Но она ведь колотила его, разве нет? Не слишком сильно, конечно, но, возможно, достаточно, чтобы причинить боль. Сердце замерло у нее в груди.

– Так, значит, поэтому вы мне ничего не сказали? Чтобы я не могла воспользоваться этими сведениями вам во вред? – Когда он не развеял ее подозрения, а просто пожал плечами, девушку захлестнуло раскаяние. – Простите меня. Мне так жаль…

– Пустяки. Во время войны бывало и хуже. Я не слишком пострадал.

– Черта с два, не слишком. – Она оглядела его опытным взглядом, натренированным за годы добровольной работы в госпитале, где вместе с подругой, леди Дрейкер, они ухаживали за ранеными. Плотный комок подкатил к горлу при виде его многочисленных шрамов. – Скажите, что еще они повредили нам? Клянусь, я не использую вам во вред то, что вы скажете.

Взгляд его скользнул по ее лицу, как бы оценивая степень искренности. Потом он тяжело вздохнул:

– Это не имеет значения, дорогая.

– Для меня имеет. – Венеция огляделась и заметила ключ на полу, куда он положил его, перед тем как помыться. Прежде чем он успел среагировать, она схватила ключ и, зажав в кулаке, спрятала за спину.

– Скажите, где еще у вас раны, или вам придется отнимать его силой.

Лахлан крепко выругался.

– Или скорее всего, – продолжала Венеция, пятясь к дверям, – я просто отопру дверь и убегу. Можете тогда гнаться за мной в своем полотенце…

– Ребра, – коротко ответил он.

Девушка остановилась, вопросительно приподняв бровь.

– Они сломали мне пять ребер, два с одной стороны и три с другой.

Сколько же раз она ударила его локтем по ребрам? О Господи!

– А шрам на лбу? – прошептала она. – Это тоже они?

Лахлан вздохнул:

– Да, это когда мы боролись за нож.

– Вам повезло, что вы не потеряли глаз. – Еле сдерживая слезы, Венеция взглянула на шрам, изуродовавший его предплечье. – Руку вам сломали тоже они?

– Нет, это случилось позже. После того как они огрели меня дубиной по голове, я упал с моста и сломал руку. – Лахлан мрачно улыбнулся. – К счастью, у меня очень прочный череп. Дубина только оглушила меня, и я успел сообразить, что следующего удара уже не пережить. Тогда я притворился, что потерял сознание, и скатился с моста.

Венеция смотрела на него с изумлением: